Между никогда и навечно (ЛП) - Бенсон Брит. Страница 77
Она любит драматическое появление. Ждет, пока толпа не начнет выкрикивать ее имя, прежде чем, наконец, ступить на сцену со своей фирменной белой электрогитарой и моим старым велосипедным замком на шее. Она смотрит прямо на Бринн и подмигивает, после чего говорит в микрофон:
— Привет, Уилмингтон, как вы сегодня поживаете?
Толпа ревет и толкается, чтобы приблизиться к сцене. Все это время Рыжий стоит лицом к ним, спиной к нам, будто наша личная охрана. А собака? Она развалилась у ног Бринн, словно привыкла к такому хаосу. Живя с Сав, я уверен, что так и есть.
— Знаю, вы ожидали услышать несколько джемов восьмидесятых, и вы их услышите, но группа была достаточно любезна, чтобы позволить нам выступить у них на разогреве. Надеюсь, вы не против.
Снова вопли и крики. Еще больше аплодисментов, и Саванна смеется в микрофон.
— Значит, решено. Уилмингтон, зажигаем!
Мне приходит мысль: разумно ли находиться в таком шуме, учитывая сотрясение мозга. Но в тот момент, когда Сав начинает знакомую песню, беспокойство исчезает. Это еще один трек в стиле яростного альт-рока, возглавившего чарты, когда он только вышел.
Ее хриплый и сексуальный голос по-прежнему будоражит все внутри, но на сцене обретает большую мощь. Ее энергия заряжает. Она — самый красивый, управляемый хаос. Ее эмоции ощутимы в каждом слоге, в каждой ноте. Боль так же ясна, как и в момент написания песни. Аудитория тоже это чувствует, это слышно, когда они подпевают.
О, милый, возложи всю вину на меня.
Знаю, ты умираешь от желания сделать это.
Хочешь пристыдить меня, сказать всем, что я сумасшедшая.
Ты знаешь, что они тебе поверят.
Сделай меня единственным плохим человеком, никто никогда не спросит: почему.
Вываляй меня в гребаной грязи.
Ты знаешь, милый, я этого заслуживаю.
Давай, сделай мне чертовски больно.
Я уже много лет не присутствовал в такой обстановке: не наблюдал с трепетом за зрителями. Не с их концерта за пределами Вашингтона и дебюта с песней, которая положила начало славе их рок-н-ролльной карьеры. Джулианна была на седьмом месяце беременности, а я все еще учился в Университете Северной Каролины, но каждые выходные я ездил домой, чтобы быть с ней.
Каждые выходные, кроме выступления группы Сав в Вашингтоне.
Я смотрел с задней части зала и сразу же уходил, но это выворачивало меня наизнанку. Видеть ее, любить на расстоянии, слышать, что она забыла меня. Слушать душераздирающие слова «Just One More».
Я написала эту песню для парня, которого, как мне казалось, я любила.
Я злился, ревновал и гордился одновременно.
Когда я слушаю ее сейчас, то вижу ее в своей стихии. Она прирожденная певица и артистка. Ее место на этой сцене. Я всегда это знал. Раньше я ненавидел это. Но сейчас? Сейчас я просто хочу быть частью этого, наблюдать за ней со стороны и поддерживать, как могу.
Я хочу быть в эпицентре ее бури, а не метаться со всеми остальными.
Но не знаю как. Это опасно. Это рискованно. Но однажды я уже потерял ее. И не могу отпустить ее снова.
— Правда же она великолепна?
Голос Шэрон пронизан восхищением, но от слез в ее глазах щемит сердце. В ответ я беру ее за руку и сжимаю.
Сав великолепна. Она такая гениальная, что это чертовски больно.
«Бессердечный город» исполняет пять песен. Во время одной Торрен Кинг присоединяется к Саванне у микрофона, и толпа сходит с ума. Все до сих пор считают их помолвленными.
— Большое спасибо, Уилмингтон, что принимал нас сегодня, и огромное спасибо, «Бифф МакФлай», за то, что позволили нам выступить на разогреве. Давно мы этого не делали, и нам очень понравилось.
Мэйбл отбивает бит, и Саванна смеется.
— А теперь, вероятно, доброй ночи, — с ухмылкой говорит Сав.
— Это не прощание, — кричат в ответ Бринн и остальная толпа.
— Но на всякий случай, чтобы вы нас не забыли, здесь с вами Мэйбл на барабанах, Джона на гитаре, Торрен на бас-гитаре, меня вы знаете, как Сав, а вместе мы — «Бессердечный город». Мы сегодня отлично повеселились, Уилмингтон. Хорошей вам ночи!
Рыжий и Зигги исчезли в момент речи Сав с пожеланием доброй ночи, а когда Джона, Торрен, Мэйбл и Сав уходят со сцены, их место занимает трибьют-группа восьмидесятых «Бифф МакФлай».
— Никогда не думала, что мы скажем это, но нас открывали Сав Лавлесс и «Бессердечный город», — шутит солистка.
Зрители хлопают, и Бринн толкает меня в бок.
— Папа, твой телефон. У тебя сообщение.
Я беру у нее сотовый и читаю.
Саванна: Встретимся у меня дома.
Я: Касается нас всех?
Всплывают пузыри набора текста, затем исчезают, а затем снова появляются.
Саванна: Если Шэрон хочет, может тоже прийти.
Я: Хорошо.
— Пошли к грузовику, — перекрикивая музыку, кричу я Бринн и Шэрон.
Они кивают и поворачиваются, следуя за мной.
Когда мы подъезжаем к арендованному дому Сав, расположенному в нескольких кварталах от центра города, Рыжий уже ждет у ворот. Он впускает нас и жестом приглашает припарковаться в гараже. Шэрон нервно заламывает руки, но когда я спрашиваю ее, не хочет ли она уйти, отрицательно качает головой.
Прошло уже два часа, как Бринн должна была лечь спать, но по тому, насколько ее переполняет энергия, этого не скажешь. Однако спать она будет без задних ног. Это я точно знаю.
— Привет, ребята, — говорит Сав, когда мы следуем за Рыжим в дом. Сначала Бринн, потом Шэрон, потом я.
Сав опирается на кухонный островок, рядом с ней лежит открытая записная книжка, а Джона, Мэйбл и Торрен окружают ее. Выглядит она счастливой. Все они, кроме Джонов. Он выглядит… опустошенным. Усталым.
Бринн делает несколько шагов к Саванне, а затем — бац! — ее сбивает Зигги. Саванна издает похожий на стон смех, а Бринн хихикает. Это не собака, а ходячая угроза.
— Боже, Зигги, — говорит Мэйбл. — Сав, тебе нужно вернуть эту шавку в школу послушания.
— Ее выгнали оттуда в первый раз, — заявляет Торрен. — Выгонят и в следующий.
Сав пожимает плечами.
— Она все равно делает то, что хочет. — Она смотрит на Рыжего и подмигивает. — Как и ее мамочка.
— Бедовая, — говорит Рыжий, и Сав смеется.
— Обломщик веселья.
Джона наклоняется и отталкивает Зигги от Бринн, затем хватает ее за обе руки и поднимает на ноги. Рот Бринн широко открыт, глаза размером с гребаные блюдца. Она поражена звездой.
— Спасибо, — шепчет она.
Джона улыбается, кивает, затем молча падает на диван. Когда я перевожу взгляд на Саванну, та смотрит на него, нахмурив брови. Затем обращает внимание на Торрена, и тот пожимает плечами. Она беспокоится о Джоне. Судя по виду Мэйбл и Торрена, они тоже.
— Это та самая книжка, — говорит Бринн, нарушая напряженную тишину. — С текстами песен?
Сав со смехом отодвигает записную книжку за спину.
— Она самая. И, нет, ты ее не увидишь, так что даже не спрашивай.
Бринн поджимает губы, и Мэйбл толкает ее в плечо.
— Она даже нам не дает в нее заглянуть, малышка. Не переживай.
— Вот, дерьмо! Я забыла вас всех представить, — внезапно спохватывается Сав. — Ребята, возможно, вы помните Леви, а это Босс, а это… это Шэрон. Моя, эм, мама.
Саванна морщится при этом слове, но быстро приходит в себя, и я чувствую дискомфорт, исходящий от Шэрон. Она неловко машет всем рукой. К счастью, Рыжий отвлекает внимание вопросом, адресованным Бринн.
— Какое сегодня слово, Босс?
Бринн тут же усмехается.
— Гамма. Существительное. Последовательный ряд каких-либо однородных, но отличающихся друг от друга явлений.
С дивана доносится голос Джоны.
— «Бессердечный город» прошел через гамму заголовков желтой прессы: от похвалы до презрения.
— Пять с плюсом, Джона. Молодец!
Бринн лучезарно улыбается гитаристу, и он показывает ей большой палец, не отрывая взгляда от книги, которую листает на журнальном столике. Это не тот Джона, которого я помню по Майами, и я не могу не задаться вопросом: через какую хрень вела его дорога к славе. Что бы это ни было, оно изменило его, и, похоже, не в лучшую сторону.