Герой Рима (ЛП) - Джексон Дуглас. Страница 21

— Но?

Еще одна долгая пауза заставила его подумать, что она ушла.

— Но, если ты действительно этого хочешь, ты найдешь способ.

Обратный путь в Колонию казался намного короче. В какой-то момент призрачная фигура пересекла его путь в нескольких сотнях ярдов впереди. Он решил, что это не сова.

Глава XII

Последние лучи заходящего солнца падали на крышу ветхого храма Юноны Монеты, который делил вершину Капитолия в полумиле от Форума с гораздо более величественным домом Юпитера Капитолийского. На этот раз Луций Анней Сенека согласился с мнением своего императора о разорении большей части центрального Рима. Тем не менее сейчас было не время поднимать эту тему.

— А Британия? — спросил он.

— Британия? — Светлые глаза были теневой завесой для того, что происходило позади них. Лицо херувима слегка наклонилось, показывая озадаченность. Намек на улыбку тронул губы в форме лука купидона, но в воздухе звучало легкое раздражение, в котором звучало предостережение. Сенека улыбнулся в ответ.

— Наша островная провинция – последняя тема дня, Цезарь, ты ведь не забыл? — Улыбка осталась на месте, но Сенека заметил, что взгляд стал жестче. Он играл в эту игру много раз, но мальчик – странно, что он все еще думал о нем как о мальчике, хотя ему было почти двадцать два года, – теперь был императором, а играть в игры с императорами, какими бы знакомыми они ни были, было все равно, что играть с гадюкой. Агриппина, мать мальчика, забыла об этом простом правиле, и он заставил ее заплатить цену за одно из самых нелепых и неудачных покушений, когда-либо придуманных. Когда его разваливающаяся лодка не справилась со своей задачей, наемники Императора прибегли к простому и гораздо более эффективному способу – закололи ее на смерть.

— Напомни мне. — Луций Домиций Агенобарб, известный как Нерон, кивнул Сенеке, чтобы тот продолжал. Никаких обид не было.

— Завоевана твоим уважаемым отчимом, подвиг, за который Рим наградил его триумфом в знак признания его военной доблести. — Занавес на секунду приподнялся, когда Нерон попытался совместить образ слабоумного, шатающегося старого Клавдия с победоносным полководцем, двадцать два раза провозглашенным императором, которого увековечила арка на Виа Фламиния. — Ваша власть установлена четырьмя легионами: Двадцатый и Второй на западе, к которым вскоре присоединится Четырнадцатый, и Девятый на севере, где еще предстоит принести щедрость Рима.

— А восток?

Сенека помолчал. Это было более опасное место. — Умиротворен. Покоренные племена безоговорочно принимают ваше правление. Колония, основанная императором Клавдием в крепости триновантов, процветает, и ее жители процветают. Это пример для всей Британии. Храм, посвященный культу твоего божественного отчима, – шедевр, достойный самого Рима, но… — он помедлил в знак уважения к деликатному решению, которое поставил перед мальчиком, — тут, конечно, вопрос, может ли он быть повторно посвящен.

— Я подумаю об этом. Продолжай.

— Ваш новый порт Лондиниум продолжает расти… — Сенека позволил своему голосу упасть до тихого бормотания, перечисляя достоинства провинции. Это была другая часть игры. Он обнаружил, что сочетание темпа и подачи может загипнотизировать мальчика, и он может позволить своему разуму увлечься другими предметами, в то время как его язык перекатывается с фактами и цифрами, которые он выучил наизусть за несколько коротких часов ранее в тот день. Он думал, что это был исключительный талант, но он никогда не стал бы им хвастаться, в отличие от других талантов, за которые он и мир должны быть вечно благодарны: его ораторский талант; его тонкость аргумента; как он мог перевернуть простой предмет с ног на голову и наизнанку и найти удовлетворительное заключение, которое ускользнуло бы от любого другого человека. Сегодня его мысли обратились к Клавдию. Тот тоже был своего рода гений. Гений выживания. Но в конце концов он принял смерть так же кротко, как жертвенный агнец в храме Фортуны. Не только принял, но и понял. Клавдий знал о намерениях Агриппины, Сенека был в этом уверен. Так почему же, когда было бы так просто сослаться на усталость или настоять на том, чтобы другой откусил первый кусок, он с таким энтузиазмом проглотил роковую порцию? Был ли это случай жизни, прожитой так хорошо, что человек, который ее прожил, узнал свое время? Конечно нет. Близость к Клавдию и змеиному гнезду, которое он называл своими советниками, была почти так же опасна, как и близость к Калигуле, память о котором поносили. Между ними эта пара стоила ему девяти лет жизни; девять долгих лет жары, ветра и пыли, проведенных в изгнании на Корсике. Небольшой укол – отчасти вины, отчасти раздражения – напомнил ему о собственном соучастии, и он изо всех сил пытался подавить его. Это было ощущение, которое он часто испытывал на протяжении многих лет. Как мог человек быть таким… проницательным? Да, проницательный: надо быть точным в словах... как мог такой человек поддаться сиюминутной глупости, а может быть, и не такой сиюминутной, которая поставила бы под угрозу не только карьеру, но и самое существование? Но самоанализ, как и жалость к себе, мог быть разрушительным, и он заставил себя сконцентрироваться. Слишком поздно.

— Значит, мы до сих пор не знаем источник золота острова? — Резкий голос прервал его мысли. Он понял, что его тон, должно быть, дрогнул, что позволило разрушить заклинание.

— Верно, Цезарь, — мягко признал он. — Но мы едва коснулись поверхности земель силуров. Даже сейчас ваши инженеры ищут источник. Правда заключалась в том, что ожидания Империи должны были оправдаться за много лет до этого и оправдались бы, если бы не упрямство мятежника Каратака, который продержался в силурских горах почти десятилетие до своего пленения.

Эксплуатация. Можно было скрывать причины военной кампании под любым видом – до сих пор существовали подозрения относительно истинных мотивов вторжения Клавдия в Британию, – но главной целью всегда была эксплуатация. Использование природных ресурсов. Эксплуатация земли. Эксплуатация народов. А покойный и много оклеветанный Клавдий оказался мастером эксплуатации. Более того, эксплуатируемые не подозревали об этом до тех пор, пока не был поставлен крючок или пока не закрылась ловушка. Первые субсидии — или ссуды: одна не хуже другой, одну можно спутать с другой, и кто узнает правду к тому времени, когда будет востребована ссуда? Подарки, связывавшие воинственных королей Британии с Римом. Подарки, которые влекли за собой обязательства. А с обязательствами пришли налоги, что означало больше субсидий, больше кредитов: больше долга.

— Тем не менее расходы на содержание наших легионов едва покрываются налоговыми поступлениями. — Как будто Император прочитал его мысли. Он уже должен был научиться никогда не недооценивать ум, скрывающийся за маской ребенка. — Прибыль наших предприятий незначительна или отсутствует. Первоначальные затраты огромные, но неокупаемые. Я вижу мало прибыли в Британии. Может, пришло время отступать?

Сенека кивнул в знак признательности и позволил себе снисходительную улыбку, хотя кровь застыла в его жилах. Нерон был не единственным актером в комнате. — Но разве история не учит нас, что терпение – величайшая добродетель инвестора? Что поспешность может дорого обойтись деловому партнеру?

Молодой человек нахмурился и наклонился вперед на позолоченном троне, одной рукой – правой – поднятой, чтобы погладить гладкую, почти младенческую кожу подбородка. Поза мыслителя. Правитель, размышляющий о самых важных делах. В конце концов, он заговорил. — Возможно, но от терпения животы не наполняются. Разве ты не учил меня также, что сытые животы и полная арена – вот что удерживает толпу на улицах?

— Конечно, Цезарь. — На самом деле именно Клавдий поделился этой довольно грубой мудростью. Сенека позволил тончайшей нотке раздражения просочиться в свой тон. — Я всего лишь выступаю против поспешных решений. Большая стратегия не должна решаться подобно двум нищим, торгующимся на улицах. У вас есть другие советники. Возможно, префект преторианцев более компетентен в военных вопросах.