Познай, где свет (СИ) - Чернякова Наталья. Страница 23

Лиза посмотрела на брата: он из-за слов полковника заметно взволновался и покраснел: всегда смущался, когда его хвалили.

Она широко улыбнулась: приятно было слышать такие слова преподавателя о родном человеке. Лиза всегда знала, что он ровно такой, каким описал его преподаватель, и с самого детства гордилась Никитой, считала его чуть ли не богом. А он… он пользовался этим и часто над ней подшучивал.

Однажды в классе во втором Лиза долго выполняла домашнюю работу, то и дело возмущаясь, что домашнее задание очень большое. Видя, что брат собирается к Виталию, попросила, чтобы Никита взял её с собой.

А он ответил:

— Какие могут быть встречи и прогулки, если ты ещё не сделала уроки?

Лиза заплакала, зло отодвинув тетрадь и учебник:

— Это учительница виновата, много задаёт.

Шутя, Никита ответил:

— Так наябедничай на учительницу.

— Фу, какое слово дурацкое — наябедничай. — Потом, подумав, всё же уточнила: — А кому?

— Сразу президенту на предстоящую прямую линию, чего мелочиться?

Она и наябедничала: отправила SMS с обращением к президенту, где пожаловалась на свою учительницу начальных классов, которая задаёт большие домашние задания, дети из-за этого не могут встретиться с друзьями: у них нет свободного времени. Отправила «письмо», и ей стало стыдно, она тут же вдогонку написала другое: «Мария Васильевна невиновата, это я такая тугодумка, пожалуйста, не наказывайте её. Она хорошая».

Когда брат вернулся и узнал обо всём, то строго сказал: «Нельзя принимать опрометчивых решений, нужно учиться думать своей головой и понимать шутки. А педагогов ты должна уважать уже за то, что они старше и образованнее, тем более наша бабушка тоже учительница».

Это было уроком на всю жизнь.

Барбара, наверное, тоже уважала педагогов, ибо с благоговением слушала Голубева, будто воспринимала только его голос, восторженно глядя на полковника, других звуков, лиц не существовало.

Простившись с Голубевым, они зашли в отель, переоделись и сразу отправились к морю, решив поужинать где-нибудь в прибрежной кафешке. Спать в этот день путешественники легли рано, ибо устали: перелёт, море, множество полученных эмоций — их быстро сморил сон.

Проснувшись во втором часу ночи от дальних и глухих раскатов грома, Никита перевернулся на бок и внезапно встрепенулся: рядом не оказалось Барбары. Он подскочил и прошёлся по номеру: невесты нигде не было, Лиза же безмятежно спала в соседней комнате, сбросив с себя одеяло: было жарковато, кондиционер работала только у них. Не зная, что делать, он вышел из номера и огляделся: может, Барбара вышла на улицу подышать свежим воздухом или... Не успев додумать мысль, он увидел спешащую по коридору девушку с коробкой пиццы.

— Прости, прости, прости, вот проголодалась и спустилась в круглосуточную пиццерию. — Никита молчал. — Ну чего ты? Не веришь, что ли?

— Всего-то волнуюсь, могла бы предупредить.

— Не хотелось будить, ты так крепко спал, даже похрапывал. Пойдём быстрее в номер, очень хочется кушать.

Никита, ещё немного посердившись, засмеялся:

— Пойдём, обжорка, только кто же на ночь ест? За тобой точно такого не замечал. Ты же всегда на диете.

— На диете, но можно же хоть на одну ночь соскочить и поесть того, что хочется? Ну хоть на часик? — девушка была такой милой в этот момент, такой беззащитной, что Бернгардт обнял её и поцеловал куда-то в макушку.

— Можно, можно. Я тоже что-то голоден, потому с удовольствием составлю тебе компанию. Это, видимо, воздух здесь такой — аппетит возбуждает. — Он наконец спокойно выдохнул.

Глава 27

Эти дни на море они провели замечательно и спустя неделю вернулись домой, ибо и Никите, и Барбаре нужно было выходить на работу, а главное, время свадьбы быстро приближалось, но готовить её пока не начинали — всё что-то мешало.

Арине Игорь тоже несколько раз намекал на женитьбу, но она быстренько разговоры такие сворачивала: не время пока, а когда наступит то время, не знала, особенно после встречи в самолёте с Бернгардтом. Всё перед глазами стоял Никита, глядевший на неё восторженно и ласково.

Однако всякие мысли о нём она старательно отгоняла, ибо понимала: зачем мечтать о несбыточном, всё равно скоро Бернгардт женится на своей бездушной кукле Барби, уж лучше думать о синице в руке, чем о журавле в небе. Пересветова хихикнула: представить Воронцова в виде синицы было сложно, скорее он — трудолюбивый дятел. Игорь вообще последнее время был очень загружен: то тренировал детей, то тренировался сам, то ездил на сборы, то на соревнования.

Домой Воронцов зачастую возвращался обессиленный, ел и сразу засыпал. Нет, он не охладел к ней, просто очень уставал, а глаза по-прежнему светились теплотой и любовью.

Пересветова его жалела и основные бытовые вопросы брала на себя: готовила полуфабрикаты на несколько дней или неделю, чтобы он только разогревал пищу, стирала, гладила, убирала — создавала уют, как говорила её мама, и со спокойной душой отправлялась в командировку.

— Так нельзя, подруга, ты совсем не отдыхаешь: то в командировках, то занята домашней работой, вот ремонт в ванной комнате зачем-то затеяла — и всё в одиночку. — Эльвира недовольно подёрнула плечом и встала с дивана, собираясь уходить. — Себя надо уважать, холить и лелеять.

— Игорь очень устаёт — ему элементарно некогда мне помогать. Как-то всё разом на него свалилось, но это, надеюсь, временно.

— Ты тоже устаёшь не меньше, однако всё успеваешь. Да и работа у тебя ответственная — безопасность пассажиров дорогого стоит, потому нужно больше отдыхать, а ты не высыпаешься. Не готовь ты ему так часто, пусть иногда заказывает доставку, как делают в большинстве своём москвичи, для уборки — клининговые компании, если нет времени заниматься уборкой, а то все условия создаёшь для этого трутня, а его заботы о тебе я не вижу. Подумаешь, встретит иногда после полётов или обнимет лишний раз и руки поцелует. Вот удивила! Не привыкла ты к заботе мужчин о себе, психология осталось того же гадкого утёнка, вот и кажется, что его красивые расшаркивания — предел совершенства. А где настоящие поступки? Нагрузи Воронцова какой-либо домашней работой, а то даже после себя посуду не моет. Это неправильно.

А вот здесь Эльвира была права. На днях Пересветова спустя неделю полётов вернулась домой и не узнала своё жильё: пол был грязный, повсюду крошки, какие-то нитки, апофеозом дня была гора посуды, небрежно возвышавшаяся в раковине.

— Игорь, ты что, крестиком вышивал? Нитки повсюду, — недовольно спросила Арина.

— Нет, конечно, пришлось самому пришивать пуговицу, она едва держалась на рубашке, — сказал он с укором и пошёл в наступление, подскочив с дивана. — Ты просмотрела, моя дорогая.

— А я обязана была смотреть? — обиделась Арина, вытирая стол. — Ты бы мог бы мне что-либо предъявить, если бы я не работала, только следила за хозяйством, как твоя мать. А так… В общем, за своими вещами смотри сам и посуду тоже мой за собой. У нас равные права, поскольку оба работаем.

— Да, а зачем мне тогда жена? — изрёк Игорь явно домашнюю заготовку. — Не скажешь?

— Вот и я говорю — зачем?

Этот высокомерный тон окончательно разозлил Арину: «Да Господи, ты, боже мой, уже начальственные нотки начали пробиваться. Недолго музыка звучала».

— Тю! Я тебе не жена, — повысив голос, ответила Пересветова, — это, во-первых. Во-вторых, в моей семье принято обслуживать себя самостоятельно. Я и так кружусь как белка в колесе, всё на мне.

— Я приношу домой деньги, остальное сама.

— Сама? Я тоже приношу в дом деньги и значительно большие.

Воронцов насупился:

— Упрекаешь?

— Нет. Только ненавижу шовинизм по половому признаку. В семье должно быть всё поровну и обязанности, в том числе.

Видно было, Игорь раздражен, потому ответил резко:

— Это неправильный ответ. Ты же не станешь выполнять мужскую работу?