Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса - Делягин Михаил Геннадьевич. Страница 76

Когда верховный главнокомандующий вооруженными силами союзной Франции генерал Гамелен сообщил Чемберлену о подготовке немецких генералов к свержению Гитлера, тот резко ответил: «Кто нам гарантирует, что Германия после этого не станет большевистской?» «Поставить такой вопрос значило ответить на него» [80], – тем более, что консервативные соратники Чемберлена в то время прямо предостерегали и его, и английское общество в целом: защита Чехословакии «отдаст Европу во власть массе недочеловеческих существ» [200]. И это было традицией британской элиты: предшественник Чемберлена Болдуин в 1936 году убедительно разъяснял, что Англия «может разбить Германию с русской помощью, но ведь это приведет только к большевизации Германии» [184].

Поскольку в тот момент только Гитлер своей политикой фактически гарантировал будущую стабильность Британской империи и её власть над миром, плата за это в виде сохранения его у власти в Германии представлялась чем-то самим собой разумеющимся [355].

Именно информация о скором и практически неминуемом свержении Гитлера вынудила британскую элиту пойти на стремительную сдачу ему всех позиций и на сговор с ним [355] – ради его спасения. Другого способа сохранить Гитлера у англичан просто не было, а его режим был необходим Британской империи: ведь не нацистскую власть Германии, способную напасть на Советский Союз, невозможно было даже вообразить. Поэтому 70-летний Чемберлен буквально бросился в Германию – и спас нацизм [198].

«Сохраняя мир, мы спасли Гитлера», – прямо и честно писал Н. Хендерсон [94], – тем не менее тактично умалчивая при этом, что Англия спасла Гитлера именно и только для нападения его руками на Советский Союз.

* * *

«Во второй половине 30-х годов Гитлер был способен захватывать в Европе лишь то, что было слабым, то, что плохо лежало, причём лишь только в том случае, если “демократии” подталкивали к этому и закрывали глаза» [96].

Передача Гитлеру Австрии означала прежде всего обеспечение его значительным золотым запасом и стала преддверием передачи ему (в рамках Мюнхенского сговора, который и стал реальным началом Второй мировой войны) колоссального, второго в тогдашней Европе (после Франции) военно-промышленного комплекса Чехословакии – вместе с её золотым запасом (в основном украденным в России во время интервенции объединенных стран Запада, политкорректно именуемой и по сей день гражданской войной [59]).

Между Мюнхенской сделкой, означавшей фактическую передачу Чемберленом Гитлеру Чехословакии, и захватом Польши (с октября 1938 по сентябрь 1939 года) заводы одного только концерна «Шкода» произвели столько же оружия, сколько весь английский ВПК за этот же период.

Чехословацким арсеналом (окончательно захваченным Гитлером в марте 1939 года) «можно было вооружить две дюжины пехотных дивизий» [181] – то есть половину всех немецких дивизий на момент Мюнхенского сговора. Германия получила 500 чехословацких полевых орудий (с тремя миллионами снарядов), 600 танков, более полутора тысяч самолетов, 43 тыс. пулеметов, около миллиарда патронов [357]. Каждый третий танк, участвовавший в захвате Франции, был изготовлен в Чехословакии [297].

Более того: передав Гитлеру территорию, попытка захвата которой, что хорошо понималось в то время всеми заинтересованными сторонами [147], стала бы для него самоубийством (причём даже без военной поддержки Чехословакии Англией и Францией), Чемберлен создал для него авторитет непогрешимого провидца, прозрения которого недоступны для обычного мышления [207]. Этот авторитет был создан не только в самой опьяненной успехом Германии, но и далеко за её пределами (во многом созданная англичанами вера Гитлера в свою непогрешимость в последующем весьма существенно повредит ему [148] и поможет в том числе и Англии, однако это случится уже на следующем витке истории – через несколько лет и после пролития рек крови).

«Негативное значение Мюнхенского соглашения… трудно переоценить… Оно укрепило мнение Гитлера о правильности его экстремистской политики… и сделало из него… легендарную фигуру для немецкого народа». Передача Судетской области без казавшейся неизбежной войны продемонстрировала «непогрешимость Гитлера в глазах его теперь полностью убежденных сторонников». Лишь она обеспечила шквал аплодисментов в ответ на утверждение Гитлера: «Я всё рассчитал». «Соотечественники, до тех пор ещё не… уверившиеся в национал-социализме, теперь поняли, что для другой… власти такой успех был бы немыслим. Престиж фюрера поднялся ещё выше, и даже самые упорные усваивают положительное отношение к новому государству» [330]. Даже многие узники нацистских концлагерей после Мюнхенского сговора стали искренне стыдиться своего прежнего негативного отношения к режиму [80].

«Гитлер теперь убежден, что ему позволено всё…, что все великие державы будут пресмыкаться перед ним» [213].

После укрепления Германии ресурсами Австрии и Чехословакии английские элиты, насколько можно судить, планировали общеевропейский поход на Советский Союз в стиле Крымской войны, в котором ударную силу составляли бы немцы, поляки, венгры и финны, а вспомогательную роль играли бы итальянцы и румыны. Англия дирижировала бы процессом, готовясь вместе с Францией (и опосредованно руководя ей) сокрушить Гитлера ударом в спину, когда тот увязнет в России, и установить свой контроль за континентом, создав как минимум реальный противовес крепнущим США [149]. (В частности, уже в начале 1938 года Англия и Франция «подталкивали Польшу в направлении укрепления её связей с Германией». В результате же Мюнхенского сговора «Венгрия и Румыния…, на которых [министр иностранных дел Польши] Бек надеялся основать свои планы по созданию центральноевропейского блока, в котором доминировала Польша, перешли к более тесным отношениям с Германией» [74]).

Успех Мюнхенского сговора создал у английских элит полную уверенность в том, что «после дальнейшего сближения четырех великих европейских держав [Великобритании, Германии, Италии и Франции] они могли бы… взять на себя гарантию противодействия Советской России» [122].

1 ноября Министр иностранных дел лорд Галифакс выразил пожелание, чтобы при «возможной немецкой экспансии на Украину Франция – и мы – не позволили бы России втянуть нас в войну с Германией», и уже 24 ноября 1938 года английская дипломатия решила поставленную перед ней задачу: французское правительство заверило британское, что при немецком «выступлении с целью отделения Украины» Франция обманет СССР, не выполнив свои совершенно однозначные союзнические обязательства по отношению к нему.

В результате 6 декабря 1938 года британский поверенный в Берлине сообщил в Лондон, что целью Гитлера на 1939 год является создание полностью независимой от русских Украины под немецкой опекой [303] [150]. А менее чем через месяц, 4 января 1939 года его немецкий коллега в Лондоне окончательно успокоил власти Германии: «Если с немецкой – в том числе и военной – помощью, под предложенным Германией лозунгом «Освобождение Украины от власти большевистского еврейства», будет создано украинское государство, британское общественное мнение стерпит это». В английском МИДе вполне убедительно подтверждали, что «в случае, если Германия испытывает потребность в дальнейшей “экспансии”, она всегда может рассчитывать на Украину» [80].

Весной 1939 года английский посол в Берлине сэр Невилл Гендерсон рекомендовал МИДу дать Гитлеру возможность заняться «освоением» Украины (внятный намек на это был сделан ещё на съезде НСДАП в 1936 году), подчеркивая, что во время «акции» Гитлера на Украине Британия должна сохранять нейтралитет [123].