Как я изучаю языки. Заметки полиглота - Ломб Като. Страница 35

То, что задача значительно труднее, чем представлялось, выясняется зачастую только в переводческой кабине. Позвольте мне по этому поводу рассказать один случай. Когда я еще только начинала свою карьеру переводчикасинхрониста, я входила во французскую кабину, стуча от волнения зубами. Сильнее всего я боялась, конечно, в первый раз, и мне было очень приятно увидеть, что мой коллега по кабине – человек решительный и спокойный. Он сказал, что организаторы прислали его помочь мне, если я не выдержу, и исправлять меня, если буду ошибаться. К своей благородной задаче он приступил сразу же. Едва я только пролепетала первое предложение Nous saluons les délégués de tous les coins du monde… как он нажал на кнопку отключения микрофона и заметил: «Товарищ, так говорить нельзя. Земля круглая, и у мира нет углов». После двух-трех таких «замечаний» я предложила ему поменяться местами – пусть переводит он, ибо и материал, и язык он, очевидно, знает лучше меня. «Правильно, – сказал он, – я спущусь сейчас к организаторам и объявлю о замене». Он ушел и не возвращается вот уже лет десять или пятнадцать.

Вступительное слово и приветствие бывают обычно шаблонными и служат хорошей разминкой переводчику. И все же самые мучительные воспоминания связаны у меня именно с ними. На международной конференции в Стокгольме я попала в русскую кабину. Председатель открыл совещание приветствием младшему брату короля, присутствовавшему в зале. В других кабинах уже давно прозвучало: Your Royal Highness… Königliche Hoheit, Votre Altesse Royale… – а я все еще мучительно молчала, забыв, как будет это по-русски («Ваше королевское величество»)…

Мучение приносит переводчику иногда тема, а иногда и сам оратор. Примером может быть случай, происшедший с одним из наших орнитологов в Германии. Его пригласили для чтения лекции, а в качестве переводчика дали венгерского студента, обучавшегося в Германии. Был показан диапозитив, прозвучали первые слова: «Этот удод имеет двойной ряд оперения, а также хохолок, который может быть поднят или прижат назад…» За этим объяснением перевода не последовало, наступила мертвая тишина, переводчик явно мучился и вдруг в отчаянии воскликнул: «Ну, в общем, птица!»

Другая история случилась, к сожалению, со мною. Тогда я впервые в жизни переводила на японский. Делегацию мы встретили на аэродроме. Нашу группу возглавлял один из наших популярных, но известных цветистостью речи политических деятелей. В то время моих знаний едва ли хватало на большее, чем сказать «Япония – хорошо, Венгрия – хорошо, да здравствует!», но предложение, которое было призвано открыть мою карьеру переводчикаяпониста, звучало примерно так: «Черное облако раздора напрасно будет стремиться омрачить небосвод дружбы, раскинувшийся над японским и венгерским народами!» Иногда переводчика заставляют мучиться не только тема или оратор, но и сам язык. Я уже говорила об одной из трудностей немецкого языка, заключающейся в том, что утверждение или отрицание фразы можно найти только в ее конце. Нижеследующая «история» добавлена в коллекцию анекдотов о нашей профессии Марком Твеном. Знаменитый американский писатель путешествовал по Германии и однажды пожелал посмотреть в театре историческую драму. Так как немецкого он не знал, то посадил переводчика рядом с собой. Зажглась рампа, взлетел занавес, и на сцене появился главный герой. Прекрасный голос его звучал уже несколько минут, но переводчик не произнес еще ни слова. «Почему вы не переводите?» – толкнул его в бок Марк Твен. «Пожалуйста, тише, – прошептал тот, – утверждается все это или отрицается, должно выясниться только сейчас!»

Из-за этого отругали однажды одного из наших лучших немецких переводчиков. Оратор, которого надо было переводить, пустился в цветистые дебри грамматических конструкций, и наш бедный коллега напрасно пытался уцепиться хотя бы за один из глаголов. «Почему вы не переводите?» – спросили у него. «Жду конца», – ответил тот. «А вы переводите, пожалуйста, не конец, – взъелся оратор, – а все, что я говорю!»

Следующий пример почти «для взрослых».

Несколько лет назад мне позвонили по телефону из одного министерства с просьбой поработать с чрезвычайно важным японским гостем. Надо было ехать в гостиницу и попытаться развлечь гостя, пока не прибудут представители министерства. Я поспешила в гостиницу. Меня принял молодой на вид, скромный в обращении сухопарый человек. Я приступила к тому, что мне предписали. Спросила, в чем заключается цель его визита в Венгрию. Он ответил японским словом, которого я не знала. Я попросила написать иероглиф этого слова. Он отказался, сославшись на то, что иероглиф слишком сложен. Однако он вспомнил, что где-то у него записан английский перевод этого слова. Он вынул из кармана бумажку, на которой было написано одно-единственное слово: SEXING.

Потом сразу же спросил, какой сумме форинтов соответствует чрезвычайно крупная сумма в долларах, которую выплачивает ему венгерское государство за эту деятельность…

Объяснение я получила только от нашего представителя, прибывшего на встречу. Наш японский гость был специалистом по половому отбору однодневных цыплят. А задача, которую он решал, состояла в предварительном отделении неценных – с точки зрения птицеводства – петухов от кур.

Описанием забавных оговорок и ошибок, делаемых переводчиками, можно было бы заполнить целые страницы…

Что будет с тобою, язык?

И вот опять мы забрели в область футурологии, и опять нам необходимо оглянуться на прошлое.

Известно, что человечество говорило на разных языках в самом отдаленном известном нам периоде цивилизации, за много тысяч лет до нашей эры. Римские легионы на остриях своих копий принесли на завоеванные территории латинский язык. Сохранившиеся документы, высеченные на всевозможных плитах надписи говорят о том, что латынь была официальным языком в самых отдаленных уголках гигантской Римской империи. Просто голова кружится, если представить, что и в Лузитании, и в Месопотамии, и в Нумидии призывали население платить соляной налог теми же словами, что и население Паннонии – нашей нынешней Венгрии.

После развала империи от этого международного языка произошли так называемые романские языки: итальянский, испанский, португальский, французский, каталанский, провансальский, молдавский, румынский. Но прежде, естественно, сложились романские диалекты, которые развились затем в самостоятельные языки.

Тот, кто занимается историей языков, пишет, по существу, хронику человечества. Но и такая книга может дать лишь бледное представление о захватывающей истории жизни и смерти языка, точно так же как и учебник по океанографии – о подводном мире или книга о вкусной и здоровой пище – о вкусовой оргии описанных блюд.

В ходе истории языки то активно взаимодействуют, то не соприкасаются друг с другом. По моему мнению, процесс «интеграции» между языками в наше время становится неудержимым. Когда-то высокая гора, быстрая горная речка могли стать непреодолимым препятствием на пути человека. И тогда языки двух соседних племен настолько удаляются друг от друга, что представители этих племен могут вести беседу только через переводчика. Сегодня же по радио человеческий голос пролетает над океаном за доли секунды. Так что в современных условиях языковая изолированность кажется анахронизмом. Я думаю, мое пророчество исполнится: нашим внукам кроме своего родного языка надо будет хорошенько знать русский и английский.

Во многих отраслях науки и техники английский язык уже в наше время становится «эсперанто науки». Благодаря простой морфологии, коротким словам он действительно может быть использован специалистами со всех концов Земли как средство общения. Иногда меня занимает мысль: что думает про себя англичанин, когда в его присутствии норвежец и югослав обсуждают некую научную проблему, отлично понимая друг друга, хотя он, англичанин, никак не уразумеет, как же они это делают при помощи английского. Нередко меня спрашивают: «Какой самый распространенный язык на Земле?» Обычно я отвечаю: «Ломаный английский».