Гарантия на счастье - Грохоля Катажина. Страница 8

— Да, да. — Ее голос из-за дверей. — Ах ты шалун!

А к нему она так никогда не обращалась.

С такой радостью.

И тишина.

Тот не ответил.

Он тоже мало говорил. Когда касался ее тела, он не должен был говорить. Он был с ней. Чувствовал ее. Целовал. Склонялся над ее полными грудями, а она сильно прижимала его к себе. От нее исходил настолько сильный запах женщины, что у него кружилась голова. Они принадлежали друг другу. Он ласкал губами ее лоно так, что дрожь охватывала ее всю, — он старался продлить это мгновение как можно дольше. Она ослабевала и расцветала для него.

— Иди, иди ко мне… — донеслось из-за двери, — не делай так… Любимый мой, ты прелесть… не кусайся…

Ее голос звучал так нежно.

Хотя бы взглянуть на нее.

Но не к нему она обращалась «мой».

А ведь когда их тела соединялись, мир рушился и возрождался. Он любил ее. Доверял ей. Он знал, что она другая — верная и преданная.

Он отвернулся от двери ее комнаты, из-за которой доносился тот самый гортанный смех и слова:

— Ой, ну что ты делаешь… Ну иди, иди ко мне…

Слова, предназначавшиеся ему. Только ему… Никогда больше.

Он никогда больше ее не увидит. Он боялся, что если еще раз посмотрит на нее, то она снова его обманет. А он не хотел быть обманутым.

Медленно прошел в холл, оказался в кабинете. Налил себе виски со льдом. Когда он возвращался домой, она всегда подавала ему выпить. Три кубика льда, капля лимона, полстакана виски.

«Виски не подают с лимонным соком», — говорил он.

А она смеялась в ответ: «Теперь ты знаешь, что пришел домой, я тебя жду. Никто никогда не будет подавать тебе виски с лимоном, только я, и это навсегда».

Она ошибалась.

Так же как и он.

Он протянул руку к внутреннему телефону:

— Пришлите охрану, немедленно.

Голос у него был неживой.

Когда в дверях появился Артур, он уже знал, что делать. Отдал краткий приказ. Обсуждению не подлежит. Следы убрать, он больше никогда не желает об этом слышать.

Молчать.

Выполнять.

Если на лице Артура и появилось удивление, то оно немедленно скрылось под маской человека, всегда выполняющего приказы. Беспрекословно. Без лишних вопросов.

Он слышал шаги Артура, поднимающегося по лестнице. Взял стакан и выпил залпом. Сейчас Артур войдет — уже не слышно шагов, мягкие ковры заглушали любой звук. Через мгновение все будет кончено.

Ковры того цвета, который она любила. Все для нее. Он поверил, что можно изменить мир. Отказался от своих прежних интересов — под ее влиянием он изменился. Артур уже давно никого не убивал по приказанию босса, ведь она считала, что можно быть добрым и честным, и он обещал, что больше никого не обидит.

Но это обещание теперь ни к чему его не обязывало.

Потому что она его предала.

Еще секунда, и Артур спустится. Все будет в прошлом.

Он никогда не даст себя обмануть.

До того как Артур появился в дверях, он успел выпить еще один стакан виски.

— Сделано? — Его голос звучал естественно.

— Да.

— Обоих?

Он знал, кому поручить это дело. Вот и все. Он придет в себя. Артур будет молчать. Никто ни о чем не узнает.

— Что прикажете делать с котом?

Он отвернулся от окна и посмотрел на Артура. Маленький светло-коричневый котенок вытягивал лапы, пытаясь за что-нибудь зацепиться. Артур держал его в вытянутой руке, отстранив от себя.

— Вы не сказали, что делать с котом. Госпожа Кристи принесла его сегодня утром. Не знаю, что с ним делать. В комнате, кроме госпожи, был только этот кот.

ПОСЛЕДНИЙ ВАЛЕНТИНОВ ДЕНЬ

— Я вернусь не раньше одиннадцати.

Она прислушалась к своему голосу: он звучал непривычно — как записанный на пленку, будто и не ее собственный вовсе. Но это уже не имело значения, потому что она приняла решение.

— Так поздно?

— Да, — подтвердила она, стараясь не замечать в голосе Анджея разочарования.

— Будь осторожна.

Она взглянула на телефон.

А разве она когда-нибудь была неосторожной?

— Я вернусь к одиннадцати.

Тогда будет слишком поздно, чтобы разговаривать.

— Мне кажется, сейчас не время для такого разговора. — Она посмотрела на него, с трудом скрывая нетерпение.

Было поздно.

— Тебе всегда так кажется. Просто посмотри на меня, ну пожалуйста, посмотри мне в глаза.

Она медленно обернулась, маленькая радуга на. мгновение заиграла на свету и погасла, как внезапно потушенная керосиновая лампа или свеча. Казалось, можно было ощутить запах только что погашенного фитиля, который, устав бороться за жизнь, клонится в липкий, мягкий воск, медленно и необратимо.

— Посмотри на меня, — попросил он.

Она не могла смотреть на него. Каждое его движение было чужим и раздражало. Что бы он ни делал: доставал ли чашки, заваривал ли чай, сыпал ли на приготовленный фильтр ароматный кофе, мыл ли посуду, или выбрасывал использованный фильтр в мусорное ведро.

То, как он двигался, поправлял волосы, расправлял плечи, щурился — все это вызывало в ней ненависть, которая упрямо рвалась на свободу, несмотря на попытки запрятать ее поглубже.

Она не могла смотреть на него. Закрыла глаза и увидела Того Мужчину. Мужчину, который ушел от нее шесть лет назад. Который ее оставил. Ее ладони, благодарные, вдохновленные его взглядом, улыбкой, нетерпением, ладони, жаждущие ласки, для него становились нежнее и с радостью служили ему.

Для Того Мужчины она с любовью заваривала и кофе, и чай. А когда однажды, у него дома, его руки протянули ей ароматный напиток… От этих воспоминаний по спине пробежали мурашки. Казалось, она вновь ощутила на языке каждую восхитительную каплю этого нектара. В руках Марчина чашки не теряли блеска, а чай приобретал необыкновенный вкус и запах.

— Посмотри на меня, — услышала она голос мужа и заставила себя обернуться. Посмотрела.

Морщинки вокруг глаз. Отвратительные. Ненавистные. Этот умоляющий взгляд выцветших голубых глаз. Круги под глазами. От недосыпания и беспокойства. Эти круги на сухой, пергаментной коже, просящей о милосердии, — для нее.

— Я смотрю.

— Ведь мы столько лет прожили вместе.

Голос был хриплый, он когда-то курил.

Ее передернуло. Она не хотела слышать этот голос.

— Я иду спать.

— И все эти годы для тебя ничего не значат?

Для нее ничего не значат?

Конечно, значат. А особенно теперь. Они напоминают, сколько времени ушло впустую, пока она сидела, лежала, стояла, бегала, спешила, скучала, уставала, не высыпалась, разочаровывалась… Значат. Много значат. Для нее это потерянные годы. Время ее несвободы. Но теперь все. Хватит. Больше никогда.

Нечто непонятное и темное шевельнулось в груди и подступило к горлу.

Она встала. Все же она должна беречь этого человека. Нельзя допустить, чтобы нечто, скрывающееся в глубине ее души, вылилось на него. Если оно выйдет из-под контроля… она может не успеть предотвратить несчастье.

В конце концов, они шесть лет прожили вместе.

Может, даже не самые плохие шесть лет. Но они уже в прошлом.

— Я лягу в мастерской, — сказала она.

— Постой!

Это сильно ее задело, но она не позволит себе переживать по этому поводу. Она не хочет лежать около него. Не хочет спать на одной кровати. Она хочет уйти. Чтобы искать. Чтобы вернуть настоящую любовь. Чтобы не растратить впустую свою настоящую жизнь.

— Спокойной ночи, поговорим завтра.

Она не будет больше бояться, ненавидеть, раздражаться, больше не будет видеть это лицо, чужое сейчас, близкое когда-то, мир можно изменить, и себя можно изменить, жизнь можно изменить, да, да, да, да, да…

Раз уж она приняла решение, пути назад нет. Столько раз она думала об этом, взвешивала все «за» и «против», размышляла о прожитых вместе годах и не находила в них ничего хорошего. Думала о будущем, о том, как мало у нее осталось времени, от силы десять — пятнадцать лет, если, конечно, она будет следить за собой. Десять — пятнадцать лет нормальной, здоровой жизни, секса. Она сможет жить полной жизнью еще полтора десятка лет, если, конечно, все сложится. Думала об этом и ловила себя на мысли, как это банально. Но мысль, что надо что-то менять, не покидала ее. Я сделаю это сегодня, обещала она себе каждый день, сегодня, больше тянуть нельзя, это случится сегодня, я сегодня обязательно с ним поговорю. Каждый имеет право быть счастливым. Каждый имеет право изменить свою жизнь.