Последний шанс (ЛП) - Руиз Сара Грандер. Страница 46

— О! — говорю я, уверенная в том, что если отвернусь от гитары, то она исчезнет.

Из всего того списка вещей, которые мне надо заменить, гитара стояла самым последним пунктом, потому что сколько бы гитар я ни просматривала в Интернете — хороших, новых, красивых гитар — я так и не смогла остановиться ни на одной.

Я поднимаю глаза, и как только они встречаются с глазами Джека, я прихожу в движение, подбегаю к кофейному столику и провожу рукой по грифу. Я дёргаю за струну, но она оказывается ужасно расстроена. И всё же это самый прекрасный звук, который я когда-либо слышала.

Джек стоит рядом, и хотя я на него не смотрю, я чувствую улыбку в его голосе:

— В тот вечер, когда мы познакомились, я настроил оповещения в Google¹⁸ и опубликовал пару постов в Интернете о твоей гитаре, — говорит он. — Но до недавнего времени мне не везло. И вот я получил письмо на почту, в котором автор написал, что, кажется, нашёл её.

— Ох! — я не знаю, что ещё сказать.

Меня переполняют эмоции. Это… невероятно. Мне хочется взять гитару и настроить её. Мне хочется почувствовать, как струны вибрируют под моими пальцами. Но прежде, чем это сделать, я поворачиваюсь к Джеку, из которого вырывается "у-уф!", когда я врезаюсь в него и крепко обхватываю руками за талию.

— Ну, я пошла, — говорит Клара. — Не ждите меня. Буду поздно.

Она заключает меня в объятия и шепчет:

— Я по-настоящему за тебя рада, Рэйни.

Отпрянув, она бросает на меня такой взгляд, что сразу и не скажешь, о ком она говорит, о гитаре или о Джеке.

Как только дверь за Кларой закрывается, я достаю гитару из чехла, но не знаю, с чего начать. С гитары? С Джека? О чём он думает? Настраивая гитару, я не перестаю болтать о ней, рассказывая ему всё до мельчайших подробностей. Не знаю, понимает ли он меня.

Как только гитара оказывается настроена, мои пальцы приходят в движение. Музыка начинает играть сама собой, так как я исполняла эту последовательность аккордов миллионы раз. Вибрация струн под моими пальцами делает меня такой уверенной, какой я не чувствовала себя последние несколько недель. Я знаю эту гитару так, словно это продолжение моего собственного тела. Мои пальцы точно знают, куда двигаться и что делать. Мне даже не приходится об этом задумываться. Иногда мне кажется, что я думаю с помощью музыки. Она начинает играть внутри меня, а потом вылетает из-под моих пальцев прямо в мир. Когда я говорю, я произношу то, чего не имею в виду. Я спотыкаюсь. Я отвлекаюсь. Думаю, что произнесла что-то вслух, но на самом деле этого не говорила. Сказав что-то, я тут же об этом забываю. Но музыка… музыка это язык моего сердца.

— Пожалуйста, сыграй её в пабе, — говорит Джек.

Мне требуется мгновение, чтобы понять, что он сказал. И как только это происходит, я понимаю, что только что играла песню, которую давала послушать Джеку.

— Пожалуйста? — снова говорит он.

Я настолько взволнована — из-за того, как он просит об этом, из-за того, что ко мне вернулась моя гитара — что без раздумий отвечаю:

— Хорошо.

Брови Джека удивлённо приподнимаются.

— Правда? Ты серьёзно? Ты уверена?

— Я уверена.

И в этот момент я действительно уверена.

Джек больше ничего не говорит, поэтому я продолжаю играть. Мне так нравится… так сильно нравится держать эту гитару в своих руках, снова чувствовать себя собой, что через несколько минут мне приходится отложить гитару, потому что я начинаю сильно плакать, из-за чего больше не могу играть.

— С ней что-то не так? — спрашивает Джек, который до этого тихонько смотрел на меня.

Он садится со мной на диван, а я отворачиваю лицо и вытираю глаза рукавом его худи.

— Нет, всё… прекрасно. Я счастлива. Это слёзы радости.

Я пытаюсь сдержать их, потому что я, должно быть, выгляжу, как после катастрофы, учитывая то количество раз, что я плакала за последние двадцать четыре часа.

— Спасибо, Джек. Ты не представляешь…

Но слёзы угрожают снова меня захлестнуть, поэтому я не в силах закончить предложение. Я встаю на ноги, так как мне нужно отойти от него подальше, пока я не сказала или не сделала что-нибудь неловкое.

Я помещаю гитару в чехол и провожу пальцами по струнам, не решаясь закрыть крышку. Я больше не хочу выпускать эту гитару из виду.

— Прости, — говорю я. — Боже, сколько раз я уже плакала за последние двадцать четыре часа? Три?

— В этом нет ничего плохого.

Я чувствую, как он кладёт руку мне на плечо, но не поворачиваюсь к нему.

— Не смотри на меня. Я сейчас ужасно выгляжу, — говорю я.

— Вовсе нет.

Я начинаю смеяться.

— Как ты можешь так говорить? Посмотри на меня!

— Я думал, ты не хотела, чтобы я на тебя смотрел.

Я закрываю лицо руками.

— О, ты знаешь, что я имею в виду, — бормочу я.

Джек берет меня за плечи, и я не сопротивляюсь, когда он разворачивает меня.

— Ты не выглядишь ужасно, — говорит он, и осторожно убирает руки с моего лица.

Я не могу глядеть ему в глаза, поэтому отворачиваюсь, и мой взгляд падает на стену с рисунками. На все эти прекрасные наброски. Все прошлые недели я подолгу их разглядывала. Не все затронутые темы кажутся мне красивыми — но сами рисунки… все они красивы. Я не знаю, как он это делает. Как ему удаётся превратить любой предмет в нечто красивое.

Я хочу верить тому, что говорит обо мне Джек, но это не совпадает с тем, что я знаю. Я вспоминаю обо всех тех моментах, когда меня просили быть потише, успокоиться, перестать быть такой эмоциональной, вести себя в соответствии со своим возрастом. Я вспоминаю обо всех тех моментах, когда я пыталась быть как все, и у меня ничего не получалось. Я опускаю взгляд на свои руки и замечаю, что выдернула выбившуюся нитку из рукава его худи и кручу её между пальцами. Я со вздохом отпускаю нитку и начинаю натягивать рукава на руки, чтобы еще больше не испортить вещь.

— Всё в порядке, — говорю я. — Дело не в тебе. Я знаю, кто я такая. Я в полном хаосе. Я слишком остро на всё реагирую, даже на хорошие вещи. Я слишком чувствительная.

— В тебе много разных эмоций. Разве это плохо?

— Я не знаю, — говорю я. — Я только знаю, что это так. Я знаю, что всё это слишком.

— Рэйн, посмотри на меня.

Я качаю головой, не отрывая взгляда от своих рук, спрятанных в рукавах его худи.

— Ciaróg.

Он обхватывает руками моё лицо. Между нами растягивается тишина, такая же значимая и осмысленная, как пауза в музыкальном произведении.

Его взгляд блуждает по моему лицу, после чего он снова встречается с моими глазами, и от того, как он смотрит на меня, моя грудь сжимается. Он вытирает слёзы у меня под глазами, а затем берёт моё лицо в свои руки.

— Как ты можешь думать, что всё это слишком, если мне тебя мало?

Вот он — этот взгляд. Именно такой, который я всегда хотела увидеть. Он смотрит на меня так, словно я его самый любимый человек. Я… плачущая катастрофа.

— Джек…

— Хм-м-м?

— Что между нами происходит?

Он на мгновение замолкает, ничего мне не отвечая. А когда отпускает моё лицо и отстраняется, всё моё существо ожидает его следующих слов.

— Всё что захочешь.

Он осматривает меня. И везде, где задерживается его взгляд, я чувствую, словно по мне проходит ток. Я начинаю, как бы сиять под его вниманием, но мне отчаянно хочется большего. А когда его глаза снова встречаются с моими, я снова вижу этот взгляд, который заставляет меня чувствовать себя так, словно я для него — всё.

— Чего ты хочешь, Рэйн?

Глава 20

Джек

Рэйн мне не отвечает. Вместо этого, она обхватывает меня руками за шею и целует так, что я забываю, о чём её вообще спрашивал.

— Мне нужно больше, — говорит она, отстранившись.

В моё мозгу, вероятно, циркулирует недостаточное количество крови, потому что я не понимаю, о чём она говорит.

— Чем?..

— Поцелуи. Мне нужно больше, чем поцелуи.

— Ты уверена? — спрашиваю я.