Истина в деталях (ЛП) - Болдт Р. С.. Страница 29

Она издает тяжелый вздох.

— Дорогая, ты же знаешь, я бы пришла за тобой раньше, если бы знала. Но, — ее тон становится ледяным, — твой отец обманул меня и украл тебя.

Я ничего ей не отвечаю, а затем перехожу на другую тему.

— Ты знаешь, почему я с Нико?

— Конечно. Он хочет добраться до меня, используя тебя. — Покровительственные нотки в ее голосе действуют мне на нервы. Затем она бормочет. — Сволочь.

Ну что ж, любовь между этими двумя никуда не делась. Если бы она не пыталась в него стрелять, назвать его ублюдком было бы первым признаком.

— Мне нужна твоя помощь, Ливви.

Мои пальцы крепче сжимают телефонную трубку из-за того, что она случайно использует мое прозвище. Родители называли меня Ливви, и я сохранила это прозвище до окончания колледжа. Те, кто не называет меня по прозвищу — ректор, декан Харрод и почти все, кто связан с университетом, — называют меня либо мисс Райт, либо профессор Райт.

Нико — единственный, кто называет меня Оливией.

Джоанна продолжает.

— Мне нужно, чтобы ты держала меня в курсе дел Нико.

— И что я получу за это?

— Ну, давай посмотрим. — Я поджимаю губы от ее вопиющего самодовольства. — Я воздержусь от того, чтобы ты попала под перекрестный огонь моих людей. По-моему, это справедливо.

— Я надеялась на нечто большее.

— Я…

Я быстро перебиваю.

— Например, мы могли бы познакомиться. Как мать и дочь. — Она молчит. — Раз уж нас лишили этой возможности. Подумай об этом. А сейчас мне нужно готовиться к первому занятию. — Я делаю паузу, прежде чем добавить. — Я могу позвонить тебе еще раз? Если мне будет чем поделиться?

— Конечно, — спокойно отвечает она. — И не беспокойся о том, что Нико узнает об этом звонке. Мы позаботились о том, чтобы было видно, что ты звонила в регистратуру… конечно, чтобы уточнить что-то для студента. В ее тоне сквозит надменное высокомерие. — Приятного дня, дорогая. — Не дожидаясь ответа, она заканчивает разговор. Я кладу трубку на телефон и некоторое время смотрю на него.

Идя на это дело, я предполагала, что оно будет сложным и опасным. Однако все это превращается в запутанный клубок эпических масштабов.

Одно я знаю точно: Джоанна Сантилья добилась такого успеха не благодаря тому, что была номинальной фигурой. Она умная женщина — об этом свидетельствуют ее ответы на мои вопросы.

«Ты стреляла в нас. Почему?»

«О, моя девочка. Мне нужно было проверить, насколько ты убедительна в такой ситуации. Молодец. Теперь он точно влюбится в тебя, раз ты спасла ему жизнь».

Эта женщина пытается играть в кукловода со всеми, включая меня. Она приказала выстрелить в Нико, не зная, брошусь ли я ему на помощь. Черт возьми, даже я не знала.

Она считает, что он влюблен в меня, и что я имею на него какое-то влияние. И хотя это может быть правдой, мне предстоит пройти долгий путь, чтобы это оказалось полезным.

Я попадаю в запутанную паутину обмана, в которую хитроумно вплетены десятки нитей.

Но, как и в любой другой паутине, если повреждается ключевая нить, остальные оказываются практически бесполезными.

Остается надеяться, что я выберу с умом.

Тридцать вторая глава

Оливия

Сегодня пятница — меньше недели проходит с момента инцидента с Лоренцо и стрельбы. Я считаю, что мне повезло, что я до сих пор жива.

Стук в дверь моей спальни раздается в шесть часов, как раз, когда я снимаю свою рабочую одежду.

— Входи.

Голиаф заходит в мою комнату. Он смотрит на меня с опаской, словно ожидая, что я буду дрожать, как испуганный зверек, и от его нерешительности у меня мурашки по коже. Меньше всего мне хочется, чтобы меня жалели или обращались со мной как с ребенком. Я делаю то, что у меня получается лучше всего, когда жизнь преподносит мне жестокие удары: продолжаю действовать настолько близко к нормальному состоянию, насколько это возможно. Потому что, если я замкнусь в себе, это означает, что мудак победил.

Я отказываюсь присуждать этому ублюдку какие-либо победы.

— Босс хочет, чтобы ты спустилась на ужин.

Я поднимаю брови, мой тон насмешливый.

— О, он хочет, да?

Я могу поклясться, что губы Голиафа подергиваются от едва заметного смеха.

— Да, мэм.

Со вздохом я поднимаюсь с кровати.

— Как видишь, я не одета для ужина. — Я жестом показываю на свою безразмерную футболку и шорты для сна. — Передай мистеру Альканзару благодарность, но я, пожалуй, пропущу.

Голиаф заметно колеблется.

— Профессор…

Я вздыхаю и решаю пойти на откровенность.

— Послушай. Это была чертовски трудная неделя. Я просто хочу побыть одна.

Его плечи опускаются, как и уголки губ.

— Да, мэм. — Затем он выходит, закрывая за собой дверь.

Я провожу руками по лицу в разочаровании и… Уф. Как будто мне и так не хватает проблем.

С недовольным ворчанием я подхожу к зеркалу в ванной и осматриваю прыщ у линии роста волос. Дверь моей спальни распахивается как раз в тот момент, когда я достаю из своей туалетной косметички тюбик крема от прыщей.

Я оборачиваюсь, сжимая пальцы, когда ко мне врывается Нико. Инстинктивно я убираю руку с тюбиком за спину, потому что… давайте будем честными. Этот человек уже был свидетелем моего самого уязвимого состояния. Я не могу допустить, чтобы он увидел, как я наношу этот чертов крем от прыщей.

Он идет ко мне, между его бровей пролегает заметная складка. Его шаги плавные и уверенные. Глаза пылают раздражением, он останавливается в метре от меня, и ванная комната словно уменьшается в размерах от одного его присутствия.

— Какого черта ты не хочешь спуститься на ужин?

Я смотрю на него в полном недоумении.

— Действительно, с чего бы это? Особенно когда хозяин так любезен и врывается в мою комнату без стука?

— Это ужин, профессор, — выдавливает он сквозь стиснутые зубы. — А не гребаное предложение руки и сердца.

Его слова вызывают прилив раздражения, и это подстегивает мою потребность восстановить преимущество. Подтвердить, что у меня нет к нему чувств.

— Учитывая сферу твоих интересов, я подумала, что у тебя может быть деловой ужин. Знаешь… — я непринужденно пожимаю плечами. — Убить нескольких конкурентов-наркоторговцев в четыре часа, переправить наркотики на пару тысяч к пяти, вернуться домой и поужинать к шести. Повторить снова и снова.

Он смотрит на меня таким ледяным взглядом, что я удивляюсь, как в ванной комнате еще не образовалась ледяная корка.

— Миллионы.

Я хмурюсь в замешательстве.

— Что?

— Это миллионы в наркотиках, которые отправляются, профессор. — Он подходит ближе. — Не тысячи.

Я пристально смотрю на него.

— Серьезно? — затем я закатываю глаза, потому что он меня чертовски бесит. — Ты рос, желая стать таким? Начинал в детском саду с того, что мертвыми глазами смотрел на щенка воспитательницы? Или, может быть, ты украл у всех голубые карандаши, а потом заставил их заплатить молоком, чтобы вернуть их?

Он смотрит на меня задумчиво, а затем откидывает голову назад с гортанным смехом. Тем самым застает меня врасплох: богатый вибрирующий звук скатывается по моей коже, бархатисто лаская ее.

— Ты очень забавная, профессор. Знаешь об этом?

Я отодвигаюсь, чувствуя себя неловко из-за изменения его поведения. Его глаза опускаются к руке за моей спиной, и на его лице появляется хмурое выражение. Подозрение проникает в него.

— Что у тебя в руке?

Раздраженная тем, что он врывается сюда и пытается запугать меня, чтобы я поужинала с ним, я слегка приподнимаю подбородок.

— Тебе не о чем беспокоиться. А теперь я хочу вернуться к своим процедурам, так что ты можешь идти, — другой рукой я отмахиваюсь от него, — наслаждаться ужином и размышлять о том, на сколько миллионов ты сегодня отгрузил наркотиков.

Он подходит ближе, и я ненавижу, что мне приходится поднять голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Если бы только он не был таким высоким.