Проблема шести - Громов Виктор. Страница 14
– А что тебя лично так удивило в суперплутонии? Ты уже много лет знаешь и свойства, и все сотни теорий о суперсвинце, а тут его зеркальный брат?
– Для меня несколько важных вещей есть. Я о них постоянно думаю и не могу найти никак ответа. Может, их и нет, этих ответов, а может, просто мы пока до понимания этого не доросли. Во-первых, здесь мы имеем тоже Проблему шести. Но зеркальную. Проблема… Как сказать. Что был обычный радий, не самый распространенный металл, но все-таки, ничего сверхъестественного. Но, как и в случае с суперсвинцом, по всем нашим предыдущим расчетам, самый легкий изотоп, который вообще может существовать, – это плутоний двести двадцать восемь, и то он встречается крайне редко. Слишком нестабилен, более-менее серьезные изотопы имеют массовое число от двухсот тридцати восьми до двухсот сорока. И да, мы не знаем, почему такой легкий товарищ так стабилен. Иногда, крайне редко, практически исчезаемо редко несколько атомов этого суперплутония превращаются в обычный радий двести двадцать шесть. Мы так думаем, хотя, может, это и ошибки, и погрешности измерений. Все-таки наши приборы не настроены на такую физику, и, возможно, проверяя миллиарды миллиардов атомов, они пару раз и ошиблись. Надо проводить сквозные проверки, а ресурсов на это не так много, и все комплексы расписаны на годы вперед.
– Так что, – задумчиво сказала женщина, – ситуация как с суперсвинцом? Процессы такие же?
– И да, и нет. В целом очень похожи, но в другую сторону. Но далеко не тождественны. Процессы распада и прочее рассказывать тебе не буду. Во-первых, это очень сложно и тут вмешиваются другие процессы, чем с суперсвинцом. Во-вторых, мы и сами толком ничего не знаем и каждый месяц какие-то новые вероятности появляются.
– Я правильно понимаю, что корень проблемы в радии? Это ведь происходит с обоими суперами именно в залежах этого металла, и Проблема шести пляшет в обе стороны именно от него?
Мужчина тяжело вздохнул:
– Получается, так. Были разговоры и даже теории со сложными вычислениями, что дело в радии, еще до открытия суперплутония, но, имея только одно абсурдное исключение, сложно на нем базироваться. А теперь их два, и в своей основе они одинаковы. Значит, сейчас теоретики поднимают свои старые идеи или своих предшественников и пытаются обосновать. Да, скорее всего, мы имеем дело с каким-то неустановленным свойством радия.
– Значит, после стольких десятилетий концептуально мы вернулись к исходной точке? Что имеем дело с аномалией радия?
– Не знаю. Но научная среда в отчаянии, и у всех опускаются руки. Так много лет было потрачено на обоснование физики суперсвинца, работа, конечно, не выполнена, но видны хотя бы перспективные пути, а теперь, получается, все можно выбросить. Все было неправильно, и появился новый металл, который спокойно можно добыть на Луне, и самим своим существованием перечеркивает фундаментальную науку прошлых веков.
– Ну ничего страшного, это же новый вызов. – Она улыбнулась. – Вон, насколько я помню из университетского курса физики, в конце девятнадцатого века тоже все казалось довольно простым и понятным, и даже ученые не советовали студентам связывать свою жизнь с этой наукой, потому что все в целом открыли и описали. И только две небольшие проблемки не давали покоя, все с ними возились и никак не могли найти решения. И то это вопросы были скорее математическими, теория никак не билась с приближениями, никакой практики и близко не было. Это эфир и излучение абсолютно черного тела. И если правильно помню, из первой выросла теория относительности, а из второй – вся квантовая Вселенная. А в итоге одна теория поглотила после длительной борьбы вторую.
Мужчина улыбнулся широко:
– Я не говорил, что выбрал тебя за ум? Все верно. Но тут ситуация радикально иная. Мы, точнее теоретики, хотя и мы, практики, даже не знаем, куда копать, в какую сторону вести исследования. Если с суперсвинцом все в итоге хотелось свести к какой-то единичной аномалии, исключению, может, связанному как-то с кристаллической решеткой или особыми условиями Луны, то при появлении суперплутония все на аномалию свалить не получится. А если еще найдутся суперметаллы? Опять будут потрачены огромные усилия на новые теории – и будет обнаружен еще суперметалл? Снова человеческая жизнь и карьера многих физиков и математиков будет спущена в унитаз. К тому же в девятнадцатом веке те проблемы, о которых ты сказала, были чисто теоретическими. Никто в то время не сталкивался на практике ни с эфиром, ни со скоростью света в вакууме, ни с квантованием электромагнитного излучения, и можно было строить любые теории, а потом вносить поправочные коэффициенты в случае, если новые измерения, которые для тех лет были очень непросты, дадут отличающиеся результаты. А у нас вот есть живые свидетельства коренной ошибочности всей нашей науки, эти два суперметалла, и, сколько бы мы ни пытались поправить наши представления о мироздании, это не получается.
– Я правильно понимаю, что в двух местах мы имеем один и тот же эффект с разными знаками? В одном месторождении имеем локальное повышение сильного взаимодействия, а в другом – снижение?
– Получается, так.
– Я забыла, как называются частицы – переносчики сильного взаимодействия?
Он снова широко улыбнулся:
– Если бы ты сказала термин «частица» на конференции, все бы начали биться в истерике. Это не частица, не знаем что, но не частица точно. Очень похоже на фотон, на квант. Это называют глюон.
– Да, точно, глюон! Так что, поправь, если я не права, получается, в небольшой области на Луне мы имеем три разных знания одной из фундаментальных величин? Стандартное значение глюона, не знаю, заряд там, или энергия, или еще что-то. Чуть меньше. И чуть больше.
– Все не так просто, но в целом ты права. Там глюоны имеют свои разновидности, свои ароматы, но да, все так.
– Одно из самых основных свойств, величин, оказывается, совсем не основное, а легко принимает разные значения.
– Кстати, о приемке. И вообще донорах-рецепторах. Суперплутоний не хочет принимать еще хоть сколько-нибудь протонов, чтобы стать обычным плутонием. Облучали и под разными углами нейтронными пучками, протонными, и с разной энергией, и со спином игрались. Ничего не помогает. Ядра не захватывают.
– А эти самые глюоны как-то исследовали? Может, какая-то еще характеристика у них есть, которую мы пока не знаем? Какой-то не аромат, а… Не знаю… Резкость или угловой спин?
Мужчина пожал плечами и потянулся вверх, разминая затекшие руки:
– Тоже не знаем. Может, и так. Но глюоны – это такое… Мы до сих пор плохо представляем себе суть этого… Скажем, явления. Все дополнительные функции и характеристики просто подспорье нам для наших теорий. Может, когда-то получится зарегистрировать или произвести пучок свободных глюонов, но пока…
– Мне скоро пора будет идти. – Она отвела взгляд куда-то вверх и кому-то кивнула. – Давай постепенно будем заканчивать. Еще один вопрос, думаю, он незначительный, но все-таки…
– Давай, любимая, от тебя все мысли бывают только по делу, а дело сейчас такое, что даже самые абсурдные предположения могут, вполне вероятно, сбыться.
– Это же два разных района на Луне?
– Ты о чем?
– Ну места, где находят суперсвинец и суперплутоний? Их же в разных местах находят?
– Да. Суперплутоний пока нашли недалеко от кратера Менделеева, а суперсвинец с нашей, видимой стороны, примерно на середине лунных Апеннин.
– Ну это же ведь только то, что мы нашли, правильно? Может быть еще.
– Может быть вообще все что угодно. Может, не нашли еще. Может, на другой глубине. Может, среди других металлов. Может, на Земле что-то еще будет найдено. Как понимаешь, найти несколько десятков атомов, которые на крошечную долю процентов отличаются от мириадов атомов вокруг, непросто. Мы и эти два суперметалла нашли, по сути, случайно.
– А эти два места, эти два месторождения как-то связаны? Изучали это?
– Это дополнительная тема, очень большая, и ее разрабатывают сейчас с удвоенной силой. Раньше, когда был только суперсвинец, это направление исследовали вяло. Одна точка, сама понимаешь, не к чему даже привязаться, только строить гипотезы непроверяемые, а когда точек уже две, пусть даже они не связаны между собой, здесь уже совсем другая ситуация. Можно провести прямую между ними, пробурить скважины и измерить градиенты и возмущения полей, радиации, залегания минералов, температуры, проницаемость для космических частиц. Можно провести дугу по поверхности Луны. Многие искали по триангуляции новые точки аномалии. Искали золотые сечения и готовят сейчас искусственные лунотрясения, чтобы по распространению сейсмических волн отыскать хоть что-то.