Гувернантка для губернатора, или История Светы Черновой, родившейся под знаком Скорпиона - Ларина Елена. Страница 11

Я погнала свою кобылу, еще не представляя толком, куда она меня вывезет.

– Вы меня спросили про языки, а затем про язык. И вы были совершенно правы. Можно сказать, в самую точку попали. Язык относится к тем органам речи, которые напрямую участвуют в звукообразовании…

Только не молчи, Шахерезада! Неси свою околесицу хоть до утра!

– Язык для лингвиста представляет собой часть музыкального инструмента, такую же, как для скрипача смычок. Например, для извлечения звука «t» кончик языка должен быть приподнят и прижат к альвеолам…

– К чему прижат? – переспросил Поливанов, видимо, соображая – только что я сошла с ума или уже была такой от рождения.

– К альвеолам, – спокойно повторила я и понеслась дальше: – Артикуляция имеет для английского языка важнейшее значение. Неправильное положение языка, губ, зубов, может изменить произносимое слово до неузнаваемости. Например…

– Примеров не надо, – оборвал меня Поливанов. – Переходи к выводу.

– Грубое вмешательство в тонкий инструментарий органов речи большим… – я посмотрела вопросительно на Поливанова, и он самодовольно кивнул, – очень большим предметом может испортить этот сложный механизм, необходимый для правильного извлечения звуков…

– Достаточно, – остановил мой словесный понос Поливанов.

Вот и все. Спать на новом месте мне уже не придется. Прощай, мой строгий костюм, который так шел моей фигуре! Прощай, мечта-мобильник, на который мне не заработать никогда, даже если я буду ежедневно позволять вторгаться в хрупкий мир органов речи всяким посторонним предметам!

– Ну, ты даешь! – Поливанов вдруг захохотал, откинувшись в кресле, а, успокоившись, продолжил: – Непростая ты девка. Скоро буду баллотироваться в губернаторы. Слушал тебя и думал: не взять ли ее доверенным лицом? Речи будет мне писать, в дискуссиях на телевидении выступать? А что, Свет? Красивая баба, и язык подвешен… Не дергайся насчет языка. Не хочешь делать минет – не надо. Права ты. Так тебя использовать – смычком картошку чистить…

Поливанов опять захохотал, показывая свою открытую пасть. Невольно пришла мысль об альтернативном большом, очень большом предмете.

Он замолчал, взгляд его прошелся по мне снизу вверх и обратно. Опять начинается? Переходим к другим органам? Неужели придется доказывать, что немцы разговаривают именно этим?

– Ладно, Света, – Поливанов вздохнул и стукнул ладонью по подлокотнику кресла. – Иди отдыхай, занимайся с Дианой, а там посмотрим. Да, еще вот что… Не обижайся на меня. Я человек прямой и жесткий, как этот… ха-ха… большой предмет!

Я показываю характер и все остальное

Как говорила домомучительница Фрекен Бок, ах, какая мука – воспитывать детей! Я с ней совершенно согласна, если представлять себе некоего абстрактного ребенка: вечно орущего, нудящего, капризного. Но моя маленькая Дианка – это совсем другое! Я так и не поняла: есть ли у меня педагогические способности, могу ли я ладить с детьми? Я могу ладить с конкретной маленькой девочкой, я могу дружить с Дианкой!

С утра, вместо скучной зарядки, мы устраиваем аэробику медвежат или шейпинг котят. Под какую-то дикую музыку мы бросаем плюшевых зверей под потолок, прыгаем, кувыркаемся, встаем на мостик с мишкой на животе и делаем шпагат с котенком на голове. Дианка уверена, что это упражняются ее плюшевые друзья, а мы им только помогаем.

Потом мы завтракаем с ней вдвоем, если не считать официантку Олю, которую мы не слишком беспокоим. В это время хозяин уже давно умчался по делам, а хозяйка еще не проснулась. Мы могли бы завтракать с Поливановым-младшим, но я специально затягивала время на умывание и одевание, чтобы он успел поесть и уехать в гимназию. Что-то было в нем отталкивающее. Может, переходный возраст?

На территории был специально оборудованный «детский городок» для Дианы – с маленьким теремком, горками, качелями, каруселями, качалками, лошадками и верблюжатами. Но мы почему-то предпочитали уходить в сад, ходить по дорожкам, слушать птиц. Я рассказывала ей длинные истории, используя сюжеты произведений мировой классической литературы. Детских стихов я совсем не знала, это был серьезный пробел, но как-то утром, когда мы шли с ней по садовой дорожке, я вдруг вспомнила строчки из раннего Блока:

Ты из шепота слов родилась, В вечереющий сад забралась, И осыпала вишневый цвет, Прозвенел твой прощальный привет…

– Про кого это стихотволение? – спросила Дианка.

– Про Прекрасную Даму, – ответила я. – Но вообще-то и про тебя, и про меня.

Мне пришлось обратиться к управляющему Брониславу Романовичу с первой просьбой – заказать томик стихов Блока. Наизусть я помнила только какие-то несколько первых строчек. Теперь мы вышагивали по аллеям и дорожкам усадьбы Поливановых и читали вслух цикл стихов о Прекрасной Даме, вместо «Идет бычок, качается… » Иногда мы гуляли по большому лугу, гонялись за бабочками и кузнечиками, постепенно спускаясь к озеру.

Озеро было небольшое – десертное блюдечко на огромном обеденном столе усадьбы Поливановых. На берегу – маленький сруб русской бани, чуть подальше деревянные мостки с привязанными разноцветными лодочками.

Дианка всякий раз просила меня потрогать воду – ей не терпелось открыть купальный сезон. Мне самой часто хотелось броситься в прозрачную воду и, преодолев легкий шок перехода в другую стихию, выплыть легко и размеренно на самую середину озера. Но я не могла предать Дианку, получая удовольствие в одиночку.

Пока мы плавали с Дианкой в шикарном крытом бассейне, оборудованном и горками, и вышкой. Особенную радость нам доставлял искусственный водопад, под который мы забирались, держась за руки, чтобы маленькую Дианку не смыло сильным потоком. Струи воды мяли и колотили тело, как руки массажиста.

Как-то раз, когда я почти силой вытаскивала лягушонка-Дианку из-под водопада, буквально кожей почувствовала на себе чей-то взгляд. На той стороне бассейна стоял Олег, Поливанов-младший, и пялился на меня, как на музейный экспонат. Честно говоря, ему было на что посмотреть. Сильными потоками воды мой и без того маленький купальник почти сошел на нет.

После этого случая я часто стала замечать на себе, вернее, на определенных частях моего тела, озабоченный взгляд Поливанова-младшего. В будние дни его привозили из гимназии почти уже под вечер, но в выходные дни я исправно попадала под его оперативное наблюдение.

В один из ярких солнечных дней в конце мая мы гуляли с Дианкой на детской площадке. Девочка как заведенная забиралась на пластиковую горку и скатывалась на попке вниз, забиралась и скатывалась снова. Бросив случайный взгляд в сторону особняка, я заметила в окне третьего этажа два вспыхнувших солнечных зайчика. Это значило, что Поливанов-младший следит за мной в бинокль, прячась за шторой.

Все это начинало меня раздражать. Поколения Поливановых доставали меня, сменяя друг друга, я не имею в виду мою воспитанницу. Хотелось сделать что-нибудь этакое, выкинуть дерзкое, непристойное.

Я крикнула Дианке, что начинаем играть в прятки. Поставила ее за теремок и велела медленно считать до десяти. Сама встала за горкой, чтобы меня было хорошо видно наблюдателю, и стала медленно поднимать юбку.

– Тли, четыле… – старательно произносила числительные Дианка за теремком, а моя юбка под счет задиралась выше и выше.

Интересно, что сейчас творилось на третьем этаже за шторой?

– Девять, десять. Я иду искать! – крикнула Дианка.

В этот момент я резко рванула юбку вверх и показала наблюдателю то место, которое он так жаждал лицезреть. Что-то похожее в «Тихом доне» продемонстрировала одна их хуторских казачек с криком: «А это ты видал, черт малохольный!»

Солнечные зайчики мгновенно пропали.

Тут меня, правда, осенило: а вдруг это был кто-нибудь из персонала, в конце концов – сам

Поливанов-старший? Хороша гувернантка! Какая-то бесстыжая хуторская баба! Подумают еще, что это своеобразный протест? Демонстрация! Как бы мне не всыпали на конюшне по этому самому оголенному месту?