Дядя самых честных правил 8 (СИ) - Горбов Александр Михайлович. Страница 39

Но всё когда-нибудь заканчивается. Завершился и бал, утомительный и скучный. Уже под утро мы вернулись домой, и я с чистой совестью отправился спать.

В Муроме мы задержались ещё на неделю. Марья Алексевна решила нанести визиты своим знакомым и в обязательном порядке брала с собой Таню. А я ещё несколько раз встречался с Демидовым и Шереметевым, чтобы утрясти некоторые «мелочи» по организации Екатерининской эфирной дороги.

Телеграф в Муроме уже был. Пока не для широкой публики, а только для Тайной экспедиции и служебных нужд чиновников. Но у Шереметева имелось достаточно влияния, чтобы им пользоваться, и он слал множество телеграмм, согласовывая сложные вопросы со столицей. Не только с главами родов, которые он представлял, но и с императрицей. Екатерина крайне заинтересовалась эфирной дорогой имени себя и активно включилась в процесс обсуждения. Её занимало всё: маршруты, стоимость, время строительства, финансирование и другие подробности.

Больше всего вопросов возникло по поводу контроля средств, выделенных на строительство, и будущей прибыли. И у меня, и у Демидова, и у самой императрицы. Шереметев же активно упирался, пафосно вещал, что участники предприятия не будут сами у себя воровать.

— Вы, Константин Платонович, просто оскорбляете дворянскую честь своими инсинуациями, — кипятился он. — Это же не государственный заказ, это частное дело. Никто даже не подумает…

— Пётр Борисович, вы не в Сенате выступаете. И мы с Никитой Акинфиевичем, — я кивнул на Демидова, — не восторженные придворные. Побойтесь бога! Когда это воры различали частный карман и государственный? Им без разницы, откуда брать деньги.

Демидов согласно вздохнул и с тоскою поморщился. Судя по всему, эта проблема у него на заводах тоже стояла очень остро.

— Нет, Константин Платонович, я не могу даже допустить мысли…

Шереметев распалялся всё больше, размахивал руками и брызгал слюной. Но в его возмущении явственно звучали неискренние нотки. Я бы даже побился об заклад, что он изначально планировал погреть руки на эфирной дороге. Но я не собирался допускать подобного развития событий.

— Вы можете кричать, Пётр Борисович, можете даже кидаться в меня огненными всполохами, но я со своего не сойду. Нам требуется аудитор, который будет следить за выделенными средствами.

— Поддерживаю, — буркнул Демидов, — а то потом окажется, что половину дороги мы потеряли в лесу, половину сломали и, вообще, дорога идёт не в ту сторону. Не обижайтесь, Пётр Борисович, но надзиратель за большим делом нужен обязательно.

Вдвоём мы всё-таки додавили Шереметева. Он нехотя согласился назначить аудитора, обладающего широкими полномочиями. Но не удержался и отпустил в мою сторону шпильку:

— Вот вы говорите, Константин Платонович, что везде воры. Где же вы честного аудитора-то возьмёте? Или сами хотите ревизии проводить?

— Не передёргивайте, Пётр Борисович. Честных людей в России хватает, а то бы и страны уже не осталось. Взять хотя бы князя Вяземского Александра Алексеевича: честнейший, неподкупный человек, через что и назначен генерал-прокурором. Кстати, вот его и надо привлечь в наше предприятие. Императрица, я думаю, не будет возражать против такого поворота.

Как ни хотел Шереметев отвергнуть кандидатуру Вяземского, но так и не смог найти аргументы против назначения. Было видно, что он крайне разочарован таким поворотом дел.

Следующим пунктом, на котором мы споткнулись, стала личность руководителя строительства. С одной стороны, человек должен быть толковым администратором, с другой — иметь немалый вес, чтобы ему не чинили препоны чиновники на местах. Ни я, ни Демидов не готовы были взваливать на себя такую ношу. У меня и так забот хватит с производством оборудования для эфирной дороги, а ещё есть дела княжества, которые тоже требуют внимания. И Демидов выше крыши занят своими заводами. Выручила нас Екатерина, прислав телеграмму и чуть ли не приказом веля отдать «директорскую» должность Василию Ивановичу Суворову, отцу моего военного знакомца. Я такому повороту крайне обрадовался: Суворов, пока был генерал-губернатором Восточной Пруссии, гонял там казнокрадов тряпками и вдвое увеличил доходы казны. На него даже чиновники жаловались за излишнюю суровость. Такой человек нам и нужен!

Шереметев спорить с императрицей не решился, и лицо у него стало совсем кислым. Но чуть позже и у него нашёлся повод для радости: Екатерина, продавив назначение Суворова и утвердив Вяземского аудитором, пообещала щедрое финансирование из казны.

Основные маршруты эфирной дороги мы тоже согласовали, практически без споров. Первой станет дорога из Петербурга в Москву. А затем пойдёт через Владимир, Нижний Новгород, Казань и дальше на Дальний Восток. Ещё одна ветка свяжет Петербург с Кёнигсбергом. И последняя — из Москвы на юг, нацеливаясь на Азовское море.

— В столице планируют решить крымский вопрос, — пояснил Шереметев, — да и воевать с турками нам то и дело приходится. А наша эфирная дорога позволит быстро перемещать войска.

Это его «наша» меня слегка покоробила. Вот же ж примазался, хитрец какой! Моя дорога, моя задумка и разработка! Но я подавил внезапный приступ собственничества и махнул рукой — да и чёрт с ним. Главное, построить дорогу на Дальний Восток, чтобы поездка в моё княжество не занимала полгода. А мои чувства значения не имеют.

Визиты Марьи Алексевны закончились, мои переговоры с Демидовым и Шереметевым тоже подошли к концу, и мы уже собирались возвращаться в Злобино. Но в последний день перед отъездом на пороге муромского особняка княгини появился внезапный гость.

— Степан Иванович? — я был крайне удивлён, когда лакей привёл его в гостиную. — Вот уж не ожидал вас увидеть здесь. Что-то случилось?

Шешковский вздохнул, укоризненно глядя на меня.

— Вы ещё спрашиваете, Константин Платонович? Случился ваш конфликт с князем Мышкиным.

Судя по пыльным сапогам, измученному виду и мятому камзолу, он мчался в Муром без остановок и отдыха.

— Садитесь, Степан Иванович. Кофий будете?

Он тяжело опустился в кресло и кивнул:

— Не откажусь и от каких-нибудь закусок. Со вчерашнего вечера крошки во рту не было.

Я велел накрыть для него стол и отложил вопросы, пока гость не поест. Когда же он добрался до кофия, спросил:

— Скажите, Степан Иванович, а каким боком вы относитесь к моим трениям с Мышкиным? Или вы взялись охранять меня от любых неприятностей?

— Зная вас, я должен больше беспокоиться о здоровье князя. Вы, Константин Платонович, даже такого опытного колдуна до могилы довести можете.

— Тогда тем более не понимаю, причём здесь вы и Тайная экспедиция.

— Притом, Константин Платонович. Можно считать, что в ваших лицах столкнулись интересы двух государственных канцелярий: Тайной экспедиции и Злодейного приказа.

— Прямо-таки Злодейного? — я рассмеялся.

— Не вижу ничего смешного, — Шешковский раздражённо бросил на стол салфетку. — Может, вы о нём и не слышали, а он есть. Деятельность его не афишируется, но от этого он никуда не исчезает.

— Дайте угадаю: Злодейный приказ занимается управлением преступностью?

Шешковский кивнул.

— Именно, Константин Платонович. Побороть её мы не можем, значит, проще всего возглавить и свести вред к минимуму. С помощью приказа мы выявляем гнилые элементы чиновничьего аппарата, приглядываем за тёмными делами родов и держим в узде разбойный люд в городах.

— И как, получается?

— Зря сомневаетесь, — Шешковский усмехнулся, — вы просто не застали тот ужас, что творился полвека назад. А сейчас, по сравнению с тем, что было, у нас тишь да благодать. Кстати, дань, собираемая с преступников, и часть взяток возвращаются в казну. И суммы там совсем не детские.

— И кто же в Злодейном приказе Мышкин?

— Его глава, — сухо улыбнулся Шешковский, — действительный тайный советник, обер-прокурор князь Мышкин. Теперь вы понимаете, почему я срочно примчался сюда? Найти князю замену будет крайне не просто.