Сердце варвара (ЛП) - Диксон Руби. Страница 20
Он на мгновение задумывается, затем добавляет:
— Если ты не вернешься к повороту Луны, я пошлю за тобой Бека.
Я пожимаю плечами. Бек колюч, но он хороший охотник. Я не возражаю против него.
— И Харрека.
Я хмурюсь на это.
— Мы вернемся.
***
Меня распирает от возбуждения по поводу моего плана. Вэктал и я разговариваем с охотниками, которые прикрывают заднюю часть нашей группы, давая им понять, что я скоро отделюсь от племени. Некоторые выглядят обеспокоенными, но Бек выглядит довольным тем, что я принимаю меры. Он торжественно кивает мне, прежде чем повернуться, чтобы уйти.
Когда я возвращаюсь в свою палатку, Стей-си уже проснулась. Она с любопытством смотрит на мое хорошее настроение, но ничего не говорит, сосредоточившись на кормлении и переодевании Пей-си. Я спешу собрать наши вещи, со смешанными чувствами замечая, что снег идет быстрее. Это придаст весомости моей истории, которую я расскажу своей паре: что мы были отделены от племени из-за шторма и должны укрыться в пещере. Я только хотел бы, чтобы было не так холодно, потому что уже сейчас Стей-си ужасно дрожит. Я снимаю плащ со своих плеч и предлагаю ей, но она качает головой.
— Ты тоже должен оставаться в тепле.
— Мне будет достаточно тепло, если я буду тащить сани, — говорю я ей, но она отказывается.
Я укладываю ее и моего сына на сани, заботясь о том, чтобы поплотнее укутать ее одеялами. Как только наши вещи упакованы, я хватаюсь за ручки саней и отправляюсь в слепящий снег.
Скоро мы останемся наедине.
Тогда у Стей-си не будет другого выбора, кроме как признаться мне в своих тревогах, и мы заживем. Если я не смогу вернуть свои старые воспоминания, мы создадим новые.
Мне не терпится начать.
Глава 6
СТЕЙСИ
Погода сегодня ужасная. Никакое количество лосьона не сможет остановить ветер, обжигающий мое лицо, и никакие меха не смогут остановить пронизывающий холод сквозь слои одежды. Это отвратительно, и я думаю о последнем жестоком сезоне, когда погода была настолько ужасной, что даже ша-кхаи оставались в пещере, закутавшись. Это не слишком меня воодушевляет. Но мы пройдем через это, потому что у нас нет другого выбора.
Пашов устроил передышку с несколькими свертками мехов на санях, и я прячусь за ними, прикрывая Пейси своим телом, пока наши сани пробираются сквозь метель. Снег идет так сильно, что небо кажется темным, как ночь, хотя я знаю, что сейчас полдень. Я не вижу впереди ни одних саней, за которыми мы следуем. На самом деле, я почти ничего не вижу, кроме большого тела Пашова в нескольких футах впереди, неустанно тянущего сани. Я благодарна ему. Я не могу представить, как бы шла по такому.
И я чувствую себя виноватой за то, что так плохо обращалась с ним в последнее время. Я веду себя эгоистично. Я думаю, он старается, но мне это трудно. Моя усталость не помогает, и снег не помогает, и секс, который у нас был на днях, определенно не помогает, потому что теперь я снова хочу заняться сексом. Мое тело, кажется, не понимает, что этот Пашов не совсем такой, как прежний. Оно все еще хочет его и все еще хочет комфорта и разрядки от секса.
Забираясь под одеяло и крепко обнимая Пейси, я думаю о последних нескольких днях, и мне становится немного стыдно за то, как я себя вела. Это не его вина. Ничего из этого не его вина, и я чувствую, что виню его. Я не горжусь тем, как я со всем справляюсь. Я просто не знаю, что делать. Я занимаю оборонительную позицию с тех пор, как он пришел в сознание.
Из-за того, что он не может вспомнить меня, я чувствую себя проблемой. И как будто Пейси — это проблема. Конечно, я защищаюсь из-за того, что являюсь проблемой. Но Пашов не указал, что проблема в нас. Думаю, что просто вымещаю на нем свое разочарование, и каждый раз, когда он делает что-то, что не кажется мне привычками «старого» Пашова, я возмущаюсь этим. Что он не хватает меня за задницу, как раньше. Но он все еще хороший, добрый человек. Он все еще отец моего сына.
Может быть, вместо того, чтобы возмущаться переменами, мне нужно напомнить себе, что он жив и здоров. У меня есть пара. Он не умер при обвале. У Пейси будет отец. Конечно, я могу быть благодарна за это.
Отец, который его не помнит, — шепчет мой ужасный мозг. Мой мозг — придурок.
Воет ветер, и я съеживаюсь под одеялами. Пейси не беспокоит ужасная погода, он радостно бормочет что-то себе под нос и играет с резной костяной игрушкой у меня на коленях. Однако я не могу не волноваться. Кажется, что воздух с каждым мгновением становится все более холодным, а снег все гуще. Я выглядываю в штормовой серый мир, и там так холодно, что у меня обжигает кожу.
— Пашов? — зову я. Мне приходится повышать голос, чтобы быть услышанной сквозь вой ветра.
Моя пара тут же ставит сани и поворачивается ко мне, плотнее укутывая одеялами меня и Пейси.
— Ты нормально себя чувствуешь, чтобы путешествовать? Тебе нужны еще меха? — Он начинает сбрасывать с плеч свой плащ, как будто хочет отдать его мне.
— У нас все в порядке, — быстро говорю я ему. — Оставь свой плащ при себе. Погода ухудшается?
Он кивает.
— Мы скоро остановимся.
— Скоро? — повторяю я, не уверенная, что правильно расслышала его, или это просто ветер доносит его слова. Когда он кивает, я чувствую легкое облегчение. — Как ты думаешь, мы разведем костер? — кричу я.
— Я разведу для тебя костер, — обещает он, плотнее завязывая мой плащ у подбородка. — Забирайся под одеяла и согревайся.
— С тобой все в порядке? — Я вглядываюсь в его лицо, чтобы понять, чувствует ли он холод так же сильно, как и я. Он одаривает меня мальчишеской улыбкой и кивает, и мое сердце подпрыгивает в груди при виде этого. Он снова поворачивается к передней части саней и снова берется за ручки, но я все еще сижу, ошеломленная. Эта улыбка была такой же, как у Пашова, и часть меня хочет спрыгнуть с саней, развернуть его и заставить снова улыбнуться мне.
И хотя сейчас холодно, я чувствую толику надежды.
Представление Пашова о «скором времени», по-видимому, сильно отличается от моего. С каждой минутой становится все холоднее, пока мое дыхание не становится ледяным даже под одеялами, и все мое тело дрожит от потребности в тепле. Ветер становится громче, снег гуще, пока я не начинаю чувствовать себя так, словно мы попали в снежный торнадо. Существуют ли такое явление? Если это так, то мы попали прямо в него. Снег валит с неба так сильно, что мне приходится снова и снова стряхивать его с себя, чтобы не стать сугробом. Все это время Пашов бредет вперед, такой же сильный и непреклонно решительный, как всегда. Я едва могу разглядеть его фигуру в нескольких футах от себя. Если рядом с нами есть другие люди, их невозможно увидеть.
Я начинаю беспокоиться. Конечно, ни одна палатка не согреет нас в такую погоду. Ни один огонь не сможет противостоять такому ветру. Что мы будем делать? Мысль о том, что мне придется провести ночь в таком холоде, как сейчас, наполняет меня беспомощным отчаянием. Мне никогда не было так холодно. Мое единственное утешение в том, что Пейси, кажется, это не беспокоит. В этом он больше ша-кхай, чем человек, и я благодарна за это.
Сани останавливаются. Я озабоченно хмурюсь про себя под одеялом. С Пашовом все в порядке? Я жду неизбежного рывка саней, когда они снова тронутся с места, но ничто не движется. Что, если… что, если он снова ранен? Паника сдавливает мне горло, и я резко выпрямляюсь, пробираясь сквозь слои одеял.
— Пашов? — кричу я в метель. — Пашов!
— Я здесь, — говорит он и прикасается к моему лицу.
О боже, его пальцы такие теплые, а мне так чертовски холодно. Я хочу прижаться к нему и просто греться в его тепле. Слава богу, с ним все в порядке.
— Почему… почему мы остановились?
Он колеблется мгновение, затем перегибается через меня, чтобы заключить Пейси в свои объятия.