А «Скорая» уже едет (сборник) - Ломачинский Андрей Анатольевич. Страница 25
– Уважаемые, может, вы объясните, в чем дело? – тонким голоском вопрошает девочка. – Вы тут приехали, наследили, все испачкали…
– А что объяснять, милая девушка? – я с кряхтением поднимаюсь с корточек и потягиваюсь. – В районе эпидемия. Про стультопатию [29] вы разве не слышали?
– Про что?
– Новый вирус, недавно обнаружен. Передается воздушно-капельным путем. Сначала поражает центральную и периферическую нервные системы, что проявляется головными болями, колебаниями артериального давления, чувством жара, бессонницей, потерей аппетита. Дальше идет воспаление оболочек головного мозга, паралич дыхательной и сердечно-сосудистой систем, кома, смерть. На все – четыре дня, от момента появления первых симптомов.
– Слышь, ты, – крепыш приподнимается на локте. – Ты чё меня грузишь, а? Какая… как ее там, стулопатия?
– У тебя голова болит? – спрашивает, вставая, Офелия. – Чувство тошноты есть?
– Ну есть, так мы с Элькой коньяку вечером…
– Алкоголь потенцирует течение болезни, – категорично заявляет Михайловна.
– Ускоряет процесс, – поясняю я в ответ на совокупное непонимание с кровати. – Ты сам себе навредил, по незнанию, конечно. Есть не хочется?
Может и не отвечать, все и так понятно. Конечно, не хочется – после коньячка с закуской.
– Вот видишь, стультопатия прогрессирует. Аппетита нет. Завтра присоединится лихорадка, башка будет так болеть, что на стенку полезешь. И жидкий стул.
– Ладно, короче! – мужчина рывком усаживается на кровати. В голосе у него неподдельное возмущение – как же, вызвал этих лопухов в зеленой форме просто давление померить, максимум – ЭКГ снять, чтобы спалось спокойнее, а тут они такое выдают! – Ваши действия?
– Все по схеме, – пожимает плечами Михайловна. – Сообщим в госсанэпиднадзор, Центр профилактики СПИДа, за тобой приедут, поместят на четырехнедельный карантин, промоют желудок, кишечник, посадят на антибиотики и внутривенное питание. Ну, возможно, гемодиализ… хотя, это уже не поможет, наверное. Потом, если все не зашло слишком далеко – на три года станешь на учет в инфекционной больнице и СПИДе…
Детина обмяк, слушая эти речи. Это нас он не боится, и уже, судя по тигриному прыжку на кровати, готовился выставить за дверь с отпечатками своей ступни на задницах. А такие страшные слова, как «за тобой приедут», «Центр профилактики СПИДа», «карантин», «промоют желудок», и, самое жуткое – «поставят на учет», и не таких деморализуют. Проверено. Не любят они учета, в любом его проявлении – еще со времен первого своего знакомства с налоговой службой.
Девочка с испугом прижимает узкие ладошки к ротику, взирая на разглагольствующую Офелию. И, думаю я, не столько в испуге за благоверного, сколько за саму себя. Воздушно-капельный путь – это, знаете ли, не половой. Слабое «апчхи» рядом – и все, добро пожаловать в наши стройные ряды.
Я стимулирую ситуацию, доставая сотовый.
– Звонить старшему врачу, доктор?
– Слышь, погоди-ка! – тревожно поднимается пациент. – Не звони никуда, не горит! Ты… э-ээ, вы скажите, чего сделать можно?
– В смысле?
– Ну, чтобы все без всех этих… надзоров ваших как-нибудь? Варианты есть?
– Доктор? – я поворачиваю голову к Офелии.
– Я в тюрьму не хочу! – сварливо отвечает та. – Мне эта ответственность вот уже где сидит! Если есть такой закон, что обо всех инфицированных надо сообщать, куда следует, то будем его выполнять!
– Да, слушай…те, ваш этот закон! – досадливо машет руками пациент. – Короче, вам сколько надо? По «штуке» хватит?
Михайловна зло фыркает и отворачивается. Я пихаю локтем недоумевающего клиента.
– Грубо ставишь вопрос, уважаемый. Так с нами нельзя.
– А чё я такого сказал?
– Подумай, – с нажимом говорю я. – Хммм… девушка, принесите доктору стульчик, пожалуйста.
– Что вы мной… – возмущенно оживает черноволосая нимфа.
– Элька, живо! – рявкает пациент, и нимфа, сверкнув розовой попкой от задравшегося халатика, мгновенно исчезает в дверном проеме. Туда же удаляется и Офелия писать карточку. И не мешать разговору.
– Поставь себя на наше место, – вполголоса продолжаю я, когда мы остаемся одни. – Это ты у нас богатенький Буратино, от стобаксовых бумажек прикуривающий. А мы, друг, за четыре тысячи по двадцать смен в месяц горбатимся.
– Ну так я же…
– Что – ты же? Нас за сокрытие такого рода информации с работы в два дня вышибут под заднюю часть, да еще с такой «волчьей» записью в трудовой книжке, что с ней потом хрен кто на работу возьмет. Я – ладно, еще молодой, заработок найду, а доктор мой уже четвертый десяток в медицине – куда ей потом податься, на старости лет, как не по специальности? А теперь скажи – зачем нам эти проблемы за какую-то вонючую «штуку»?
– Так сколько вам надо? – нетерпеливо спрашивает клиент.
– Да подожди ты со своими деньгами! Нам проблемы не нужны, понимаешь?
– Решим мы ваши проблемы. Сколько…
– Короче, – невольно перенимая его жаргон, говорю я. – В карте мы пишет тебе простое ОРВИ [30] – это раз. В случае чего, ты до последнего отрицаешь, что симптомы проявились при нас – это два. Ни единой живой душе обо всем случившемся – это, сам понимаешь, три.
– Базару нет.
– И…, – я подбрасываю в руке сотовый, набираю на нем необычный номер «10 000» и показываю его клиенту. – Примерно так. Это четыре. Все параметры устраивают?
– Угу, – помедлив, кивает детина. – Сразу?
– Послезавтра, – насмешливо отвечаю я. – А то завтра, боюсь, ты нас и не вспомнишь.
– Да, слышь, я чё, кидала какой? – обижается пациент.
– Не знаю, братец, я тебя первый раз в жизни вижу. Поэтому, уж извини, на слово давно никому не верю. А нам еще рэкет кормить.
Пациент понимающе кивнул и ушел за деньгами. Я пошептался с Михайловной, огласил на ухо сумму и скорректировал тактику. Первой в комнату вернулась нимфоподобная Эля, подошедшая ко мне вплотную и скользнувшая рукой в карман формы на боку. После чего вытащила ладошку и слегка шлепнула по карману – там отчетливо хрустнули купюры.
– Угу?
– Угу, – кивнул я. – Еще как угу.
Эля, одарив меня более заинтересованным взглядом из-под прищуренных пушистых ресниц, заняла свое место на кровати. Даже халатик закатала на прежний уровень. Снова посмотрела. Ай-ай-ай, как не стыдно, соблазнять меня, да еще при практически умирающем муже – или кто он ей там?
Есть такой прекрасный препарат – магния сульфат 25 %, в обиходе – «магнезия». В каком-то смысле он – истинная панацея [31], о которой так грезили фармакологи всех времен и народов. Чего он только не делает с многострадальным человеческим организмом! В старину сульфат магния (иначе – английская соль) использовался, как слабительное, а также – как желчегонное и диуретическое средство. Ныне он также работает и как спазмолитик, как противосудорожное и гипотензивное средство, является потенцирующим действие анальгетиков и наркотиков, оказывает успокаивающее действие и даже способен на наркотическое – да вот беда, при достижении необходимой для этого концентрации в крови вызывает паралич дыхания. В общем, чудо, а не лекарство.
Я натягиваю на буграх мышц правой руки клиента жгут, прощупываю пальцем мгновенно набухшую вену. Вена шикарная, «мечта наркомана», как говорят, жгут, в принципе, и не нужен был – мужчина вряд ли слышал о том, что такое тромбофлебит [32]. Я прокалываю кожу, слегка подаю иглу вперед, дожидаясь появления в канюле темно-вишневой крови, оттягиваю поршень шприца, чем вызываю вспухание внутри цилиндра кровавого облачка, затем, стянув жгут, начинаю вводить препарат.
– Слышь, теплеет мне чего-то, – обеспокоенно замечает пациент, следя за моими действиями.
– А как же, – киваю я. – Все вирусы, мой друг, даже такие грозные мутанты, как вирус СПИДа, дохнут в условиях высокой температуры. Вот этот препарат ее искусственно и поднимает, чтобы возбудители стультопатии перемерли. А это, – я кивнул на яростно вытрясающую в стакан содержимое еще трех ампул магнезии Офелию, – другой препарат, который после уничтожения вирусов способствует их выведению из организма…