А «Скорая» уже едет (сборник) - Ломачинский Андрей Анатольевич. Страница 38
– Да, разумеется. Но иначе разговора у нас просто не состоялось бы. Мое время…
– Его и не состоится, – отрезал я, вставая. Черт с ним, с тонометром, все и так понятно. – Если в помощи вы не нуждаетесь, то чешите отсюда на все четыре стороны, договорились?
– Хорошо, доктор, – покорно сказал пациент.
– Я не доктор, – нетерпеливо ответил я, – я фельдшер. Долго вас ждать?
– Буквально минуту. Я прошу вас – выслушайте меня, не перебивая, после чего я избавлю вас от своего присутствия. Обещаю.
– Ладно, только побыстрее, – нелюбезнее, чем хотел, ответил я, присаживаясь на край стола, дабы подчеркнуть неофициальность происходящего. Спасибо Инне, всучила вызовок, зараза.
– Вы не спросили моего имени, – снова широко улыбнулся пациент. – И тем самым не поставили меня в затруднение, потому что я не знаю точно, как вас сказать его. Впрочем, вы, размышляя, не издеваюсь ли я, назвали меня Чебурашкой – меня устроит и такое наименование. А вас?
Я часто заморгал, уставившись на него. Откуда он узнал?
– Что?
– Извините, – покачал головой мужчина. – Я все время забываю, что вы не готовы… Ладно, это не относится к делу. Да, я могу читать ваши мысли, как поверхностные, так и самые сокровенные. Просто примите это, и давайте перейдем к главному.
– Что… что вы можете делать?
Пациент вздохнул, поерзал на кушетке, устраиваясь поудобнее.
– Боюсь, в двух словах не объяснить. Но я постараюсь – иначе вы немного не поймете, чего я от вас хочу.
Мягко говоря, я до сих пор не понимал вообще, что происходит, не говоря уж о желаниях моего странного ночного гостя.
– Я, как бы это вам сказать, не из вашего мира.
А, теперь понятно. Это уже не первый посланец Божий, встреченный мной за мою карьеру.
– Боюсь, что вы ошиблись, – тут же поправил меня «Чебурашка». – Я не посланец Божий, не ангел, не бес и не прочие элементы вашей религиозной и псевдорелигиозной мифологии.
Меня выдало лицо – слишком уж я побледнел, выслушивая это. Да откуда он знает? Неужели и правда читает мысли?
– Можно так сказать, я – ученый, если мерить вашими мерками.
– И что вы изучаете? – хрипло спросил я.
– Вас, – просто ответил гость. – Людей. Вы – моя научная работа, мой предмет, которому я посвятил большую часть своей жизни.
– Простите… я до сих пор не понимаю…
– Прощаю. Я и не требую от вас понимания.
Я вытер внезапно вспотевший лоб рукой. Кажется, минут пять назад я хотел спать?
– Тогда какого лешего вас принесло на «Скорую помощь», если вы… не знаю, инопланетянин или кто вы там? Почему бы вам не обратиться…
– Вы сами понимаете, почему, – печально улыбнулся пришелец. – Контакт с властями чреват либо ненужным официозом, либо длительным заключением под стеклянный колпак для наблюдения. И то, и другое только затормозит мою работу.
За полускрытым натянутыми на лесках занавесками окном было темно, слегка гудела люминесцентная лампа над головой, динамик селектора, висящий над кушеткой, статично потрескивал. Дверь неизвестного происхождения, всегда, сколько я себя помню, запертая на висячий замок с секреткой и опечатанная, все так же располагалась в дальнем углу, у завешенного белой занавеской окна. Где-то за окном, спрятавшись в щели фундамента станции, в окошке стерилизационного отделения, исходил трелями пригревшийся невидимый сверчок. А на кушетке передо мной, мило мне улыбаясь, сидел инопланетянин. Интересно, «психи» на станции?
– Не стоит так переживать, – покачал головой мой гость. – С вашей психикой все в порядке – кроме, конечно, резкого всплеска психоэмоционального характера на столь нетипичное для вас известие.
– Хватит шарить в моей голове! – опомнившись, рявкнул я. – Это вам не городская библиотека!
– Простите великодушно. Может, приступим?
– Приступим к чему?
– К разговору. Я хочу задать вам несколько вопросов, после чего вы можете продолжать свой отдых.
– Послушайте, зачем вам вопросы, когда вы и так все можете… не знаю, просканировать, что ли? – ехидно спросил я, убирая ручку в нагрудный карман.
«Чебурашка» нетерпеливо отмахнулся тонкой рукой, украшенной серебряной цепочкой.
– Это не совсем то, что вы себе представили. Мыслескольжение не является самодостаточным методом. Ну… даже не знаю, как сказать, чтобы вы поняли. Это все равно, что читать технический справочник без иллюстраций, полный специализированных и, в большинстве своем, чуждых вам терминов. Иное дело – разговор с техником, работающим и способным разъяснить все простыми и доступными словами.
– Логично, – нехотя согласился я.
– Отлично, – улыбнулся гость. – Видите ли, все дело в том, что я давно изучаю вас, как вид, в совокупности вашей жизнедеятельности в условиях замкнутого пространственного ареала [39].
– Как-то сухо звучит, – заметил я. – Словно речь идет о колонии микробов на питательной среде, ей-Богу. Что вы подразумеваете под замкнутым ареалом?
– Вашу планету, разумеется. Вы живете только в ее пределах, не имея выхода во внешнюю среду.
– А космические полеты? Вы недостаточно подготовились, изучая нас, Чебурашка. Мы, к вашему сведению, уже в космос летаем.
– Ах, это… – мой посетитель искренне рассмеялся. – Это такие мелочи, о которых даже не стоит упоминать. Недалекие вылазки на ближнюю орбиту с черепашьей скоростью – это, простите, достижение настолько малое, что им можно пренебречь.
Я невольно бросил взгляд в темноту окна, где, невидимый сейчас за высаженными магнолиями и акациями, белел в темноте каменной бюст, стоящий возле аккуратной клумбочки с нераспустившимися еще цветами.
– Наша подстанция находится на улице, названной в честь первого человека, вышедшего в космос. Неподалеку отсюда его памятник. Вы бы повежливее о покойном…
«Чебурашка» склонил голову, тряхнув светлыми прядями.
– Прошу меня извинить. Я не имел цели оскорбить ни его, ни вас. Но, все же, вернемся к нашему разговору. Вы не против?
– Только за, – я демонстративно покосился на часы, щелкавшие секундной стрелкой на отделанной серо-белым кафелем стене. – Глаза слипаются, знаете ли…
– Замечательно. В принципе, моя научная работа достаточно подробно смогла описать вашу жизнедеятельность. Истории государств, войн, открытий, достижений – все это мною изучено, систематизировано и классифицировано в соответствии с основной теорией.
– Это какой же? – заинтересовался я.
– Простите, не могу сказать. Это информация, которая не должна быть разглашена – ибо исказит ход… ммм, эксперимента.
– Ну-ну…
– Я работал, так сказать, с готовыми материалами, полученными путем… э-ээ, разведки, слежения… ну, иными словами, не имел прямого контакта с объектом изучения. Так вот, меня смутило несколько моментов, которые не укладываются в теорию – и подробный анализ полученных данных ничего не дал. Поэтому я принял решение – довольно рискованное решение – поговорить с человеком непредвзятым.
– Так говорите же!
– Меня заинтересовал один момент, нарушающий стройность вашего морально-этического базиса.
– Господи, сколько замудренных слов на ночь глядя, – скривился я. – Вы не в аудитории, профессор. Выражайтесь яснее.
– Ценность человеческой жизни, – разделяя каждое слово, произнес «Чебурашка». – Права человека. Их объявленная и фактическая реализация.
Я вздохнул, обмякая на столе. Уж в чем я не силен, так это в вопросах философии и права. Даже в училище лекции прогуливал, чтобы не мешать храпом остальным…
– Понимаете, возникает, как вы выражаетесь, нестыковка. Ваша теория говорит – жизнь человека бесценна. Ваша практика характеризуется постоянными войнами, истреблениями большого количества людей, пытками, убийствами. Ваша теория утверждает, что спасение жизни – первейшая обязанность и наивысшее благо, практика отмечает сотни умирающих ежедневно от того, что их просто никто не собирался спасать. Я прав?
– Все так, – не счел нужным спорить я. – Теория часто расходится с практикой.