Пари (СИ) - Субботина Айя. Страница 112

— Ну и где больной? — Он отодвигает край одеяла, в которое я завернула Бармалея, трогает нос, уши, несколько секунд разглядывает язык, который теперь свисает изо рта несчастного, напрочь отказавшегося сопротивляться кота. — Так, давайте его сюда.

Я передаю свою ношу и в тот момент, когда понимаю, что эта злая черная зверюга больше не у меня в руках, чувствую такую невероятную пустоту, что хочется немедленно забрать его обратно. Если бы на кону не стояла жизнь Бармалея — так бы и сделала, и пустилась со всех ног подальше. Но здесь же о нем позаботятся, да?

— Я обещаю, что ваше животное получит все необходимое лечение, — говорит Светиков.

— Он ведь будет в порядке, да? — бегу за ним как собачонка, на ходу стараясь не споткнуться от вертящегося под ногами Орео. — Он поправится, да?

— Виктория, я не могу делать прогнозов до полного осмотра.

— Это очень особенный кот, чтоб вы знали! С трагической судьбой! Про этого кота можно целый сериал снять! — А я ведь даже не догадывалась, что в моей памяти дословно сохранилась вся его судьба, довольно небрежно рассказанная хозяином квартиры.

— Для нас все животные — бесценны.

Мы заходим внутрь, где навстречу уже выбегают натренированные медсестры. Светиков раздает им указания и от количества страшных процедур, которые он перечисляет, у меня начинает покалывать сердце. Одна из девушек на стойке регистрации оказывается рядом и под руку проводит сопротивляющуюся меня в зал ожидания. Усаживает на диванчик и предлагает напитки на выбор. Я мотаю головой, потому что в меня сейчас не влезет даже глоток кофе, и тогда девушка начинает гладить щенка и расспрашивать, откуда мне досталась эта белая печенюшка. Слово за слово, ей удается заговорить мне зубы. И только после этого говорит, что здесь у них отличный профессиональный персонал и кот попал в надежные руки.

Но стоит мне заикнуться о каких-то прогнозах — ее тоже как ветром сдувает.

Время позднее, в зоне ожидания сидит только какая-то женщина почтенного возраста с котом, который выглядит так, будто ей самой годится в отцы. На нем медицинский защитный конус, но животному он как будто не доставляет никакого дискомфорта.

— Это Пантелеймон, — говорит старушка, когда я, задумавшись, слишком долго таращусь в их сторону. — Снова бегал за барышнями, и теперь жалуется на несварение желудка. А ведь я предупреждала, что романтика — это дело молодых.

Я невольно улыбаюсь, бросая что-то вроде «любви все возрасты покорны», а она очень интеллигентно посмеивается, рассказывая историю из жизни со своим мужем.

— Правда, — меланхолично говорит в конце истории, — это было еще в те лохматые годы, когда у меня не было морщин и вставной челюсти.

— А я думала вы сюда прямо из ночного клуба пришли, — пытаюсь шутить, но из-за нервов получается так себе.

Впрочем, бабушка улыбается и даже выглядит довольной.

А я невольно представляю нашу с Лексом старость. Всегда до жути боялась думать о том, какой буду спустя десять или двадцать лет, а что уж говорить о почтенном возрасте моей собеседницы. Но стоит представить рядом Лекс в образе стиляги-старичка, и перспектива обзавестись сотней морщин взамен на романтические вечера ностальгии уже не кажется такой уж плохой заменой молодости.

А Орео, конечно, к тому времени станет толстым ленивым псом, будет ковылять за нами, а ночью неприлично храпеть. Потому что будет жить свою лучшую долгую и счастливую собачью жизнь.

Во всей этой вполне приземленной, но отчего-то очень приятной моей душе мечте есть только одно слабое место. Сообщение Лекса, которое, сколько бы раз я не заглядывала в телефон, никуда не исчезает и чудесным образом не превращается в романтическое и милое.

Там все то же сухое и колючее «Занят, не беспокой».

Написано час назад, и с тех пор он больше не прислал ни точки, не набрал, не подал никакой весточки.

С тех пор, как мы расстались в аэропорту, все, что было с нами в Праге все больше похоже на игры моего разума. В голове не укладывается как мужчина, ставший, без преувеличения, джином. Исполняющим все мои желания, мог отфутболить меня всего парой слов.

Интересно, если он поехал к своей Эстетке и в процессе разговора понял, что не хочет ее бросать, я смогу узнать это по ее сторис или постам? Глупость несусветная, но я просто не знаю, что еще думать. Я не сделал абсолютно ничего, чтобы он снова свернул на путь грубого Лекса-секундомера.

Еще какое-то время борюсь с искушением, напоминая себе, что социальные сети — это просто социальные сети, и в них все совсем не то, чем кажется и мы не такие, как в реальности, но все равно не выдерживаю и захожу к ней в инстраграм. «Розовая» рамка вокруг аватарки намекает на свежие сторис. Что там: грустная цитата «Все мужики — козлы!» или фото романтического ужина на двоих?

— Нет, нам это совершенно не интересно, — говорю дремлющему у меня на руках Орео и закрываю инсту ровно за секунду до того, как палец нажимает на просмотр сторис. — Я просто подожду, когда он сам все расскажет.

Лекс не стал бы прикрываться проблемами на работе, чтобы спрятать свои любовные похождения. Наверное. Я буду в это верить.

Спустя какое-то время, когда меня вот-вот одолеет сон, появляется Олег Иванович.

— Все хорошо?! — мигом вскакиваю на ноги, свободной рукой растирая дремоты в глазах. — Я могу его забрать? Я…

— Виктория, для начала, немного терпения. — Он добродушно чешет за ухом недовольного резким пробуждением Орео. — Мы сделали некоторые анализы. Ваш парень попал в передрягу, скажу я вам. Вы должны понимать, что домашние животные не приспособлены к свободному выгулу. Даже если кажется, что они большие и сильные, и точно могут за себя постоять.

— Доктор, я клянусь, что больше он у меня из дома ни ногой! — Сейчас готова присягнуть даже на библии.

— Но это ведь не ваш кот, да? — Он прищуривается.

— Он просто… достался мне в наследство вместе с квартирой. — Вряд ли ветеринар с опытом не в состоянии определить по коту, домашний он или ничейный.

— Виктория, я же не просто так спрашиваю. — Светик со вздохом закладывает руки в карманы халата. — Дело в том, что животное сильно пострадало. Судя по характеру повреждений, он мог попасть под машину, а потом ему крепко досталось от собак. Он настоящий боец, раз до сих пор жив.

— Да, да, и поэтому его нужно обязательно поставить на ноги. — Стараюсь не углубляться в картину того, как Бармалея сначала переехала машина какого-то бессердечного ублюдка, а потом таскала злая здоровенная псина. От таких картинок в голове моментально становится тошно и больно одновременно.

— Дело в том, что Бармалею нужно серьезное лечение. Дорогое лечение, — уточняет на всякий случай. — Если бы кот был домашний, я бы даже не стал поднимать этот вопрос. Но это не ваше животное, Виктория. Моя клиника берет животных по благотворительной программе, нов случае Бармалея речь идет о шестизначной сумме.

Я нервно сглатываю, но колеблюсь ровно секунду.

— Считайте, что это мой кот, Олег Иванович, — заявляю со всей решительностью, покрепче сжимая в кармане спортивной кофты оставленную Егором пластиковую банковскую карту. Понятия не имею, сколько там, но он так хвастался тем, что теперь крепко стоит на ногах и готов осыпать меня подарками, что вряд ли речь идет о какой-то символической сумме. В любом случае, потом я обязательно верну мерзавцу все до копейки. — Бармалей должен поправиться, доктор, вы слышите? Я все оплачу.

— В таком случае, пройдите к девочкам на ресепшен — я скоро передам список лекарств на сегодня и завтра, пока этого будет достаточно.

Я кручусь у стойки, поглядывая то в сторону двери, за которой скрылся доктор, то на телефон, в надежде увидеть весточку от Лекса. Но первой подает голос та самая девушка, которая предлагает мне напитки. Озвучивает сумму в тринадцать с чем-то тысяч и после моего кивка, протягивает терминал.

Понимаю, что что-то не так, когда он с первого же раза пишет об ошибке. Девушка спешит меня успокоить, говорит, что у них уже несколько дней так, извиняется и протягивает его еще раз. Но и на второй раз — отказ.