Чебурашка - Ромов Дмитрий. Страница 5

Я достаю из шкафа чистое бельё, спасибо, мамочка, всё в идеальном порядке, и бегу в душ. Блин, как мы раньше без шторки мылись? Ёлки, и за ванну течёт. Ладно, это мы всё наладим, улучшим, так сказать, быт советских тружеников.

Снова звонит телефон.

– Тёма, встал?

Мама!!!

– Да, мам, привет!

– Привет. Ты чего так поздно вчера? Мы с отцом уснули, не дождались.

– Да чего может случиться. Всё же нормально. Я с пацанами возвращался.

– Слышала, когда ты пришёл, вставать не стала уже.

Это и к лучшему, пожалуй. Представляю эту встречу.

– Обедать иди к бабушке сегодня. Я вчера не готовила.

– Ничего, мы уже договорились.

– Ну, ладно. Тогда всё. Смотри, не бездельничай там, займись чем-то полезным. Каникулы – это не для безделья, а для развития. Понял меня?

– Да.

– Ну всё, молодец, вечером расскажешь, как понял.

Я быстро завтракаю молоком с батоном и собираюсь на выход. Кое как натягиваю старые, потёртые и уже малые джинсы «Милтонс». Блин, это же самые любимые мои джины за всю жизнь. Капец! За что мне столько счастья за один раз?! Джинсы, белая футболка, не застёгнутая клетчатая рубашка с коротким рукавом и кеды. Я готов выйти навстречу жизни.

Хм… А вот с кедами неудобняк, мягко говоря. Чего они такие тяжёлые и плоские? Жесть, как я в них ходил вообще? А люди в них ещё и бегать умудряются… Кандалы, бляха. Смотрю на туфли, в которых был вчера. Страшные, как моя жизнь, как бабушка говорила, ну… то есть ещё и сейчас говорит.

Нет, лучше уж кеды. А вот это…

Это же папины кроссы! Да! Тёмно-синие замшевые «адики» с тремя очень всеми уважаемыми белыми полосками. Производство питерское, но качество получше сегодняшних. Ну, то есть лучше, чем в будущем.

Адидас, три полоски,

Защити, защити нас от солнца…

Исполнять на мотив «Учкудука».

Да, мне иногда разрешалось их обувать. Красота! Не долго думая, я скидываю кеды и впрыгиваю в эти шедевры сапожного мастерства, полагая, что возвращение юности достаточно уважительная причина, чтобы без спросу «поматериться», как говорит Миха, в отцовских кроссах. Ну, вот. Теперь я готов выйти навстречу новой жизни!

И я выхожу. Хватаю учебники и выскакиваю в прохладный полумрак подъезда.

– Здрасьте, дядя Гена…

– А, Артём… ну привет…

Я обгоняю пожилого соседа и, перескакивая через две ступеньки, несусь вниз. Выбегаю во двор и жадно хватаю воздух – пыль, машинную гарь, липкую смолу ещё молодых листьев и свежий ветер.

Вроде, всё то же, я ведь до сих пор в этой квартире живу, вчера вот так же шёл по двору, направляясь в школу, но ощущения совсем другие! Мои рецепторы, вернувшись к практически первоначальному состоянию ликуют и сходят с ума в этом необузданном пиршестве вкусов и ароматов.

Школа находится через дом от меня. Я решаю по улице пока не идти и рвануть через двор. Во-первых, надо сначала самому свыкнуться с фонарём под глазом, прежде чем гордо светить им на людной центральной улице…

Блин, радость, конечно большая, но пока ещё я чувствую себя вроде как самозванцем, незаконно переселившимся в юное тело. Будто какой-то паразит, «Чужой»…

В общем, иду через двор, мимо подъезда Юрика, мимо бабулек на лавочках. Солнце уже с утра припекает, они жмутся в тень, но внимательно рассматривают всех, идущих мимо. Мой фингал вызывает насторожённость и суровое порицание, но я беззаботно пру вперёд.

Огибаю соседский дом, стоящий буквой «Г», так же, как и мой, собственно… В общем, огибаю, захожу за него и оказываюсь в тенистой аллее, идущей вдоль школы. Аллея ведёт на улицу, с которой можно попасть к центральному входу с высоким широким крыльцом.

Но я знаю дорогу получше. В металлическом заборе вон за тем кустом сирени есть дыра, не хватает одного прута. Туда я и ныряю. Смотри-ка не забыл! Юношеская память – это просто счастье какое-то. Проскакиваю за забор и оказываюсь на школьном дворе. Тут футбольное поле, а тут мастерская для уроков труда. Иду мимо мастерской, заворачиваю за угол и подхожу к двери в спортзал.

Открыта, значит физрук здесь. В коридорах пахнет конюшней. Естественно, тут же с учеников сгоняют пот в три ручья. В зале никого. Подхожу к кабинету или, правильно было бы сказать, конуре физрука и стучу.

– Да! – тут же раздаётся из-за двери.

Открываю дверь и оказываюсь прямо напротив самого физрука, стоящего посреди конуры, нос к носу.

– Здравствуйте, Глеб Алексеевич.

– Тебе чего? – кивает он. – Потерял что-то?

Он внимательно осматривает моё лицо.

– Это тебя вчера Черепанов тумаками угостил?

– Ну, вообще-то я его тоже приложил малость. – расправляю я плечи.

– Если бы ходил на физкультуру и не заработал позорный трояк за год, может, посильнее бы приложил. Не думал ты об этом?

– Вы что всех помните, у кого какая оценка?

– Только троечников. Потому что их у меня… ты один. Врубаешься, Костров? Позор вообще-то тройку по физре иметь. Тебе скоро в армию, а ты не можешь норматив сдать.

– Почему не могу? – пожимаю я плечами. – Могу я.

Могу, конечно, просто для этого элементарно надо хотя бы изредка на уроках появляться.

– Ладно, рассказывай, чего тебе, – кивает физрук.

– Возьмите меня в секцию.

– В секцию? – удивляется он.

Ему на вид лет тридцать, короткая стрижка, прямой въедливый взгляд, футболка с гербом на груди, джинсари. Нормальный по виду чувак. Признаюсь, я его не очень хорошо помню, потому как на физкультуре гостем был нечастым. Скучно было время тратить на эту «никому ненужную чепуху».

– Я вообще-то всех подряд не беру, – пожимает он плечами. – А ты от кого узнал?

– От Михи Зайцева, от Михаила то есть.

– От Зайцева? Понятно.

Он молчит, рассматривая мой фонарь.

– Хочешь, значит, овладеть мастерством рукопашного боя? – наконец решает уточнить физрук.

– Да, Глеб Алексеевич.

– Это дело хорошее, и похвальное даже. Но я думаю тебе стоило бы в «Факел» записаться.

– Куда? – удивляюсь я. – В «Факел»? Так я же не трудный подросток.

– Не трудный? А разве на твоей физиономии не отпечатаны трудности? Или это следы вторжения внеземных цивилизаций?

– Не, я ведь член городского комсомольского штаба. Куда мне ещё и «Факел»? Не потяну я.

– Зря, там бы ты многому научился.

Не сомневаюсь, конечно, но мне нужно научиться малому – как отвалтузить Цепня и самому не пострадать. Всё ведь просто.

– Ну, ладно, – принимает решение физрук. – Давай, посмотрим, что ты можешь. Приходи сегодня в семь часов на тренировку.

– Спасибо большое! – радуюсь я. – Что с собой приносить?

– Да ничего пока, обычную форму для физкультуры. Если возьму тебя, тогда уже скажу, что надо приготовить.

На том и расстаёмся. Я заскакиваю в библиотеку, сдаю учебники и… поднимаюсь в актовый зал. А вдруг там портал? Дверь в зал оказывается закрытой, а на площадке ничего не происходит. Никого нет, никаких магических пещер или хотя бы артефактов, я не нахожу. Поэтому резвым весёлым козликом сбегаю вниз и снова через спортзал выскакиваю наружу.

Солнце пригревает, птички чирикают, на сердце легко и всё кажется прекрасным, и все кажутся прекрасными. В общем, благодушничаю по-полной. Выбираюсь через ту же дырку в заборе и снова оказываюсь в заросшей и тенистой аллеи. Иду, шагаю, радуюсь жизни.

– Эй, пацан, стой, – раздаётся за мной. – Э, подожди.

На «эй» зовут… плохих девушек, всплывает из детской памяти присказка, и я продолжаю уверенно вышагивать дальше.

– Э, ты чё не слышишь?

Меня обгоняют трое невзрачных парней. Обгоняют и преграждают дорогу. Либо это полиция времени, либо простые хулиганы. Судя по рожам – второе. Они примерно моего возраста, бледные, плохо одетые, возможно, голодные и, соответственно, достаточно пассионарные для подобных разговоров в формате «трое на одного».

– Постой, – тихо, стреляя глазами по сторонам, говорит один из них.

Он белобрысый, с печальным лицом, как у Пьеро и чуть свёрнутым носом.