Евангелие от Крэга - Ларионова Ольга Николаевна. Страница 29

Пожалуй, все, кроме Харра, это уже понимали. Но никто не мог произнести это вслух: ведь тогда выходило, что один из сидящих сейчас в тесном кругу предатель.

— О, древние боги! — не выдержала принцесса. — А ты-то что на меня уставился и молчишь, славный менестрель? Раньше ведь рта не закрывал!

— А я все жду, когда вы мудрствовать перестанете, — спокойно изрек по-Харрада.

— Дерзишь! — рявкнул Эрм, которому тоже было не по себе.

— На том стою. А гляжу я на тебя, владетельница, потому как ты кожей светла, волосом черна, собой пригожа, летами млада, и дитя при тебе.

Все онемели, уже поняв, к чему он ведет.

— Так ту ли убили?

— Нет на Джаспере человека, который не знал бы меня а лицо, — с королевской простотой изрекла принцесса.

— Так то ж на Джаспере…

— Да ты сам подумай, что говоришь, — накинулся на него Юрг, — мы решили спасти Чернавку от твоих законников, а она, в благодарность за спасение, полоснула своей избавительнице по горлу?

— А другого не дано, — спокойно парировал Харр. — Две бабы, одно дите. Когда одна баба со своим дитем найдены убиенными, на кого думать?

— Знаешь, милый, это даже для варварской логики слишком примитивно.

— А то, что истинно, всегда просто, — пожав плечами, легко бросил менестрель. — Жизнь, смерть, злодеяние. Это как пальцем ткнуть — во, в этот кувшин. Вот я ткнул, это — истина. Вот я в руки взял — а она емкая, стерва. Внутри мно-ого чего.

Эта первобытная сентенция подействовала на всех ошеломляюще.

— Слушай, ты, гусь лапчатый, — встряхнулся наконец Флейж, — ты, конечно, поднаторел на своих пирах сиволапых караванников развлекать, но здесь…

Принцесса остановила его взмахом руки:

— Допустим, от всего пережитого Чернавка сошла с ума. Но тогда где она?

— Эх, жалость, что ваши шустрики служивые говорить не обучены… Так. В ворота она выглянула — увидала коней. Что ей оставалось? Стена. Я бы враз вскарабкался.

— Глядите, у кухонного навеса уголок осыпался — утром был цел, — это, как всегда, не ускользнуло от наблюдательного Сорка.

— Но там же обрыв, высота невероятная, — осторожно вставил Дуз.

— А она что, знала?

Сразу трое или четверо, похватав факелы, воткнутые в землю, в один миг очутились на кромке стены.

— Гуен еще там! — крикнул Ких, вглядываясь в темноту ночного моря, глухо ворчавшего у подножия обрыва, который сейчас казался уходящим прямо в преисподнюю.

— В дом, и затворитесь, — коротко бросила мона Сэниа Эрму, передавая ему девочку. — Все — вниз!

Через секунду все дружинники, подняв факелы, уже стояли, сгрудившись, на отполированном волнами камне, едва выступающем из воды. Примерно в полуполете стрелы от них на остром, кривом, как коготь дракона, утесе сидела Гуен. Она периодически встряхивалась, подымая все три хохла, потом как-то опадала, становясь вдвое меньше. Внезапно она сорвалась с места, скользнула вдоль лунной дорожки и нацелилась на какую-то бесформенную массу, всплывшую из глубины. Послышался удар, сопровождаемый всплеском.

— Гуен, назад! — крикнула принцесса. — Домой, Гуен, домой!

Птица поднялась, описывая над водой сторожевой круг, нехотя начала набирать высоту, временами как-то обвисая и едва не срываясь в вертикальное падение. Флейж догадался, ринулся наперехват — несчастная стражница промокла до последнего перышка; исчез вместе с нею.

— Ты что, велел ей охранять Чернавку? — вполголоса спросила принцесса Сорка.

— Ну да. А разве можно было иначе?

Естественно, иначе было просто нельзя. Но в программе обучения этой могучей птицы не было предусмотрено такого случая, когда из двух вверенных ее попечению людей один нападал на другого. Сейчас было трудно — да в сущности, и незачем — гадать, что произошло в стенах Бирюзового Дола, когда Гуен услышала крики Касаулты и почуяла запах крови. Одно очевидно: спасаясь от разъяренного крылатого чудовища, убийца сумела вскарабкаться по каменному откосу, но там-то ее и достал смертоносный клюв никогда не промахивающейся Гуен.

Появился Флейж и притащил с собой по-Харраду.

— Ой-ей, — вздрогнул тот, обнаружив себя на скользком камушке посреди ночного моря — ситуация для странника, путешествовавшего всю свою жизнь исключительно по суше, не вполне ординарная. — А вы не думаете, что сейчас из воды дракоша вынырнет?

Но мифический дракоша никого сейчас не интересовал; все всматривались в лунную дорожку, на которой, кажется, снова появилось что-то бесформенное. Ких сунул свой факел Пы, скинул камзол и свечечкой бухнул в воду. Плыл он неумело, как подметил Юрг — «по-собачьи»; было видно, как он протянул руку, по-дельфиньи подпрыгнул — на берегу, в непроглядной темени сбегающего к самой воде лесочка, что-то тяжко хлюпнуло. Хорошо, догадался не тащить ЭТО в Бирюзовый Дол…

Склоненные факелы закапали смолой черную дрань одежды. Скрюченные, точно обугленные руки, белый оскал безгубого уже рта. А выше — ничего. Расклеванный бесчисленными ударами череп, мозг вымыло начисто. Влажные изломы кости поблескивали в лунном свете.

Сорк наклонил свой факел совсем низко к тому, что осталось от лица. Лохмотья мышечной ткани, изрядно намокшей за все это время, казались совершенно бесцветными, но вот остатки кожи выделялись аспидной чернотой.

— Кажется, на Тихри кто-то говорил, что ее светлой коже следует немного загореть, — пробормотал он неуверенно.

Но Харру этого было достаточно. Он выдернул из ножен свой меч, и мона Сэниа впервые в жизни вздрогнула от этого свистящего звука. Он поддел влажную ткань, и она с плачевным скрипом распалась надвое, обнажая щуплое мальчишечье тело.

— Вот вам и Чернавка, — присвистнул тихрианин. — На пуп поглядите!

Смотрели-то все не на пуп, но, подняв немного взгляд, каждый мог заметить не до конца смытый серебряный кружок, от которого расходились немногочисленные лучи.

— Солнечный раб, — сказал уверенно менестрель. — Таким назначают испытание; ежели пройдет — законником станет, а не сдюжит… В лучшем случае останется в кабале до самой смерти.

— Ни хрена себе естественный отбор, — пробормотал Юрг.

— Пришли сервов, чтобы закопали, — сухо проговорила принцесса, отворачиваясь.

Продолжать вечернюю трапезу никому даже на ум не пришло. Впрочем, отправляясь на ночь в привратный кораблик, Харр по-Харрада насовал всякой снеди за пазуху столько, что полусонное хрупанье доносилось оттуда до самого утра, как из стойла.

А ненаследному принцу пришлось потесниться в своей драгоценной колыбели подарке никогда не видевшего его деда-короля.

— Я только упрежу Лронга, а то как бы до него не добрались, — командор был уже одет и застегивал клапаны серебристо-белого комбинезона. — Со вчерашнего дня он вряд ли со своего места стронулся.

Оба, не сговариваясь, подумали об одном и том же: каждый раз, когда им казалось, что для них наступила спокойная семейная жизнь, получалось так, что проходил день — и, оглядываясь назад, они с трудом могли себе представить, что ВСЕ ЭТО могло уместиться в коротенькие двадцать четыре часа.

— Будь осторожен, — чуть слышно шепнула мона Сэниа.

— Что я слышу? — изумился Юрг. — И от кого? И с чего бы?

Она вздохнула:

— Ты что-то слишком тщательно застегиваешься на все пуговицы…

М-да. Неистовая девочка прямо на глазах превращалась в классическую супругу высшей пробы.

— Еще немного, и ты начнешь мне ладанку на шею вешать…

— А что мне еще делать, муж мой, любовь моя? Я теперь немолодая, небогатая, с двумя детьми на руках. Меч возьмешь?

— А как же. Ну а теперь зови тех, кто поумнее, — Эрма, Сорка, и вместе садитесь за Звездные Анналы. Твоя чернокожая советчица права — придется искать какой-то четвертый мир.

— Да уж не соскучусь. Не задерживайся.

— Я ж на минутку! — словно собирался к соседу за спичками. — Ких, возничий мой солнечный, поехали! Подставь-ка носик, Химена…

И кораблика как не бывало. Откуда-то, почесываясь, появился Харр.