Евангелие от Крэга - Ларионова Ольга Николаевна. Страница 43

— О, древние боги, и ты пять дней терпел эту травлю? — воскликнула принцесса, хотя вопрос был явно риторическим. — Но карты, вы с Пы просмотрели колоду?

— Да. Она оказалась белой. Вероятно, для того, чтобы увидеть изображения, потребуется настоящий крэг, а не такой изгой, как я.

Мона Сэниа осторожно сняла птицу со спинки кровати и прижала к себе, словно отогревая:

— Мы больше никогда не заставим тебя так страдать, слышишь, Кукушонок? Я клянусь тебе в этом честью своих трех имен, каждое из которых не запятнано. Но пойми и ты нас: мы думали, что крэги примут тебя так же, как семейство верховного судьи приняло Пыметсу, с состраданием к его раскаянию; мы надеялись, что твоим зрением он увидит магические карты, которые нам так нужны…

— С состраданием? — пернатое создание завертело головкой, словно пытаясь разглядеть насмешку на лицах Юрга и Сэнни. — Да все семейство, включая приживалов, издевалось над Пы с утра до вечера! Иначе как «Пестрей» — это из-за меня — его и не называли.

— О древние боги, и он терпел целых пять дней!

— Теперь я понимаю почему, — прошелестел Кукушонок, — мы вместе должны были открыть тайну карт — и не сумели…

— Да не вини себя, дружище! — Юрг как мог вложил в свои слова максимум убежденности, но на Кукушонка, по-видимому, это слабо подействовало, потому что он расправил крылья и, взлетев на выступ полки, нахохлился еще больше. Ну не знали мы, что тут требуется настоящий, густопсовый крэг, с которым остальные пошли бы на контакт… Только вот такого на Игуане нет и не будет.

— А если — будет? — еле слышно донеслось сверху.

Кукушонок, спрятавший голову под крыло, отчего он окончательно стал похож на спящую курочку-рябу, казалось, сам испугался собственных слов.

— Ты что, хочешь кого-то сюда пригласить? — осторожно осведомилась принцесса.

— О, конечно нет! Но крэги напомнили мне о моем долге перед людьми — ведь если у новорожденного младенца отсутствуют крэги родителей, то позаботиться о нем должен ближайший крэг.

— Ну ты и заботился — и с Юхани возился, и с Фирюзой.

— Нет. Не то. Когда исчезло яйцо, предназначенное маленькому Ю-ю, кругом было много различных моих собратьев, и думаю, что кто-то из них позаботился бы о маленьком принце, если бы вы не бежали с Джаспера. Но когда родилась Фирюза, я был здесь один, и я почувствовал… крэги объяснили мне, что это значило. Я должен снести яйцо.

Минуты две стояла обморочная тишина.

— Сюрприииз… — высказался наконец Юрг.

— Минуточку… — Мона Сэниа вскинула руки, словно призывая ко вниманию целую толпу. — Но ведь там, во дворце Оцмара, на картине было два крэга Кукушонок и еще один, светленький такой; значит, так тому и быть! Это к удаче!

— Гм, дорогая, но ты ведь знаешь, что крэги делают с новорожденными… не сдавался встревоженный отец.

— А кто говорит о новорожденных? Кукушонок воспитает своего сына на отдаленном островке, выстроим там ему хоромы; при них постоянно будет находиться кто-то из дружины, на предмет правильного воспитания. Рано или поздно Пы сможет вернуться в свое поместье уже не как презираемый блудный сын с пестрым и, главное, с чужого плеча, крэгом — а в качестве законного преемника своего достославного папеньки, и с молодым и прекрасным поводырем. Все в лучших традициях!

— Боюсь, Сэннюшка, у тебя острый приступ оптимизма. Ведь на это уйдут по меньшей мере годы… Кстати, когда это ты должен, с позволения сказать, разрешиться?

— Сегодня ночью.

— И ты молчал, курицын сын! Если б не этот разговор — что бы ты делал с яйцом?

— Я уже думал. Я снес бы его в море…

— Сынишку утопить? Ну, Кукушонок, я знал, что у вашего брата всего одна капля крови, по вот сколько мозгов…

— Не смей на него кричать! — взъярилась Сэнни. — Ты что, не понимаешь, что он собирался сделать это из любви к нам?

Юрг, ошеломленный ее тоном, потряс головой, словно пытался вытрясти из ушей визгливые потки, а потом внезапно схватил жену в охапку и закружился по тесному кораблику:

— Бесценная моя супруга, поздравляю тебя: у нас первая настоящая семейная перепалка. Счастлив, что по достойному поводу.

— Ну что ты радуешься? — Сэнни, как это водится у прекрасной половины рода людского, всегалактического, отбивалась демонстративно и безуспешно.

— Что? Да то, что у нас всю жизнь будут поводы праздновать что-то в первый раз Первое знакомство. Первая ночь. Первый сын. Потом второй сын. Потом третий…

— Вторая дочка.

— Нет, сын!

— Нет, дочка!

— Ах, так? Сейчас мы проверим это экспериментально…

— Веди себя прилично! Мы не одни.

— Ох, Кукушонок, прости. Мы совсем про тебя забыли. О чем… А, яйцо. Ты его что, высиживать будешь? И долго?

— Яйцо должно омываться лунным светом. Через девять дней из него появится птенец.

— И только годам к пятнадцати превратится во взрослого петуха.

— Если будет расти вместе с ребенком. Но рядом со взрослыми людьми это произойдет в считанные недели — уж я-то это знаю, пестрые крэги, появляющиеся взамен…

— Не вспоминай об этом, дружище. К тебе относились по-свински, но это закончилось раз и навсегда — во всяком случае, пока мы существуем на этом белом свете. А уж твоего скворчонка мы выпестуем будь здоров…

— Не опережай событий, муж мой, любовь моя. Прежде всего следует позаботиться о яйце.

Она выскочила из кораблика и чуть не наткнулась на Пы, который, сидя прямо на земле, угрюмо подрезал кинжалом стебельки беззащитных колокольчиков. Тихрианский рыцарь, расставив ноги, что делало его похожим на гигантский циркуль, высился перед ним в назидательной позе.

— На твоем месте я бы ему так врезал, так врезал, даром что родимый батюшка — не измывайся над сыном! И братьям…

— Ты это что мне дружинника портишь? — несколько запоздало вмешался командор. — Ты что, и собственного отца прибить способен? Тоже мне творческая личность!

— Да я бы своего отца — если б мне головой поручились, что это точно он, так как я его и в глаза не видел, — вон с той стеночки да прямехонько в море, головкой вниз. Он же меня, стервец, еще младенцем сиробабым продал, хорошо я от них вовремя ноги унес да к кузнецам в подручные пристроился. Так вот, любезный мой кормилец-князюшка!

— Хм, — смущенно прокашлялся Юрг — ну не ладилось у него с воспитательной работой в коллективе, хоть застрелись! — У тебя, конечно, случай особый, но в целом родителей следует почитать.

— Сам-то, поди, не больно почитал-то?

— Я, знаешь, тоже вроде безродный, так что ты меня напрасно князем величаешь.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась Сэнни, — послушаем про твоих предков, а то мне как-то и в голову не приходило раньше поинтересоваться твоим генеалогическим древом!

Пы смущенно переминался с ноги на ногу — вести разговор о предках супруга высокородной принцессы следовало, по его представлениям, не иначе как в королевском Диване, а не так-вот, походя, на травке с колокольчиками. Но принцесса явно придерживалась другого мнения, стараясь отвлечь дружинника от пережитых обид:

— Я слушаю тебя, благородный эрл!

— Ну сейчас ты перестанешь величать меня благородным. Хотя история эта, надо сказать, печальнее некуда. Стоял себе большой беззаботный город, а жителей в нем, если еще и гостей прибавить, было, наверное, поболее, чем на всем зеленом Джаспере. И вот в один самый обычный, никем не угаданный день земля под ним… А что, разве на Равнине Паладинов никогда не было землетрясения?

— Только на самом дальнем севере, — быстро ответила принцесса, — это когда джаяхуудла созывает ледяных троллей, стуча копытом по вечному льду. Но продолжай, муж мой.

— Ну, да. Джаяхуудла. Копытом. Что-то я плохо представляю себе копыто, от одного удара которого рухнул бы такой город… А потом еще несколько морских волн. Короче, хоть со всего мира и слетелись все до единого спасатели и поисковики, а откопать живых удалось ох как немного. Говорят, меня нашла собака. Лохматая шалая дворняга, которая работала лучше любого добермана. Когда она состарилась и ее из отряда спасателей списали, я ее к себе взял, в интернат.