Иван Московский. Том 3. Ливонская партия. Страница 6
– Я правом короля могу даровать тебе титул герцога. Наследный титул. И преобразовать Ливонию в светскую землю.
– Боюсь, что я не могу самолично решать такой вопрос. Без благословления Святого Престола я не вправе отдавать эти земли в руки светских властителей.
– Я тебя правильно понимаю, что, если бы я был католиком, ты принёс бы мне вассальную клятву?
– Это бы упростило многое. Но не всё. К моему большому сожалению, – с излишней наигранностью сообщил Бернхард. – Тевтонский орден подчиняется Святому Престолу, а не светским властям. И то, что ты и Казимир уговорились разделить его, – ваше дело. Пока на то не будет разрешения Папы… – развёл он руками.
Так и беседовали.
По кругу. Иоанн то с одной стороны подходил к вопросу, то с другой. Однако ландмейстер, не отрицая и не отказываясь, просто указывал на то, что не вправе решать такие вопросы. И непрерывно ссылался на своего сюзерена, сидящего в Пруссии, и Папу. Так что итогом разговора стала банальная отправка людей в Рим, на консультацию со Святым Престолом.
Король попытался договориться с Бернхардом о делах торговых и транспортных. Особенно его интересовала Рига, через которую товары было намного удобнее вывозить, чем через Новгород. До Полоцка ведь путь поближе будет. Да и пороги на Неве и Волхове да сложная навигация в Ладоге, славной своими штормами, радости не прибавляли. Однако и тут ландмейстер придерживался своей позиции – я не я и лошадь не моя. Дескать, Рига ему не подчиняется, что было правдой. Но он мог во многом посодействовать… мог, но не хотел, находя сто пятьсот отмазок и оправданий со ссылкой на обычаи, права и прочие глупости.
Аудиенция длилась часа два, оставив выжатыми как лимон обоих. И оба оказались опустошены и неудовлетворены, ожидая от встречи иного.
Выйдя на улицу, Бернхард сел на подведённого ему коня и направил того шагом в ворота кремля. Ему хотелось напиться. А ещё ему стало страшно. Впервые в своей жизни.
Он вдруг понял, что его орден обречён.
Теперь обречён.
Наверное.
Может быть.
Никаких оснований внешне для таких выводов не было, но ландмейстеру показалось, что их всех уже приговорили. Он был упрям и имел на это все основания. Но иметь право и реализовывать право – две большие разницы. Он прекрасно знал легенду о суассонской чаше… и ему показалось, что он сейчас был тем самым дурачком, что посмел её разрубить.
Смысл легенды был прост и не затейлив.
В конце V века Хлодвиг I одержал победу в битве при Суассоне. И при разделе добычи попросил оставить красивую чашу ему сверх той, что положена ему по жребию. Но вспыльчивый и гордый солдат разрубил чашу, заявив, что король не получит из добычи ничего сверх положенного. Тогда Хлодвиг промолчал. Однако спустя год на смотре войска подошёл к тому самому воину и швырнул на землю его топор, заявив, что никто своё оружие не держит в таком плохом состоянии. А когда воин нагнулся за топором, Хлодвиг снёс ему голову, заявив, что так же тот поступил с чашей при Суассоне.
Вот Бернхард и вспомнил о той истории, выезжая со двора. Слишком уж многообещающий был взгляд у Иоанна. Да и чувство какой-то неправильности не оставляло ландмейстера.
Выехав за пределы кремля, он остановился и огляделся.
– Село… большое село, – сам себе под нос произнёс он.
Только земляные стены смущали его. Их было слишком много. Да и в самом кремле все дорожки были мощены камнем. Очищенным от снега. Кроме того, в самом кремле шло активное строительство, замёрзшее на время зимы.
После победы при Вильно в 1476 году Казимир обязался не только пропускать всех желающих прибыть в Москву на службу, но и гарантировал их безопасность. Вот несколько сотен человек пешим маршрутом и пробрались к Иоанну. А по осени в Новгород прибыл караван, снаряжённый герцогом Милана и королём Неаполя. Два десятка крупных кораблей, на которых прибыли ещё специалисты разного профиля, включая архитекторов. Вот они и занялись благоустройством кремля. Зачали строительство действительно большого храма, дворца королевского да арсенала. Кое-какие намётки уже начались и в плане перестройки укреплений самого кремля.
Понятное дело, что за осень они толком ничего не успели. Но уже начали. Так, среди прочего, итальянцы из Венеции, прибывшие в сентябре на Москву, начали ставить кирпичный завод. У Иоанна тоже такой был, но сильно меньше и не для строительных, а хозяйственных нужд и небольшой. А тут вот занялись основательно. И ведь, по слухам, что удалось собрать в дороге, ещё три таких больших завода оказались заложены в Коломне, Кашире и в Серпухове. А в нижнем течение Москвы-реки, рядом со старыми каменоломнями, где добывали известняк ещё для белокаменного кремля, заложили четвёртый заводик. Тоже кирпичный, только для римского кирпича, который формовали [11] из гашеной извести, смешанной с песком с последующей выдержкой под навесами [12]. Каменоломни работать не прекращали, только теперь их отбраковка шла на отжиг и переработку в известь, которой стало требоваться очень много, отчего рентабельность работ резко подскочила.
Таким образом, если сложить все элементы мозаики воедино, выходило, что Москва в самое ближайшее время преобразится. Потому что Бернхард попросту не видел, куда может пригодиться столько кирпича. Ну крепость – да, это дело ёмкое, однако не четыре же крупных завода. А ещё тот заводик с непонятным ему римским кирпичом. Если они все в полную силу заработают, то это сколько же кирпичей ежегодно станут давать?
Ландмейстер потряс головой.
Он представил себе Москву, вот ту, в которой он теперь находился, только не деревянную, а каменную. Точнее кирпичную. С крышами, крытыми черепицей. Богато? Да, чёрт побери! Очень богато. Но главное, он только в этот миг осознал масштаб города. Ибо Рига была по сравнению с Москвой мышкой перед слоном. Красивой, ухоженной, каменной, но мышкой. И ведь столица Руси не была торговым городом. Нет. Она представляла собой мощнейший ремесленный центр, который производил много всего. И доспехи, и оружие, и свечи, и ткани… всяко-всяко.
Поёжившись не столько от холода, сколько от ужаса, вызванного осознанием масштабов той трагедии, в которую с разбега угодила Ливония, Бернхард двинулся дальше. К таверне, где он со своими людьми остановился. Король порекомендовал ему не уезжать, пока Папа не ответит. Пришлось согласиться, сговорившись лишь о том, чтобы отправить в Ригу своих людей, дабы предупредили о задержке. Но хотелось ему это меньше всего. Всё его нутро вопило о том, что нужно быстрее бежать домой да к войне готовиться. А в её скорой перспективе ландмейстер был абсолютно убеждён. Теперь был. Прекрасно понимая, что Иоанн от своего не отступит и что ему действительно нужна Рига. Даже не сам город с его населением, а просто Западная Двина с портом в устье…
Глава 3
Москва. Кремль. Гридница.
Иоанн вошёл в это помещение, что изначально предназначалось для совместных с ближней дружиной возлияний, и едва заметно усмехнулся. Уже давно гридницу по назначению не использовали. Либо приём посланников всяких вели, либо делали из неё площадку для заседаний и совещаний. Из-за чего в неё то заносили, то выносили лавки со столами. Само собой, разборные. Иначе не натаскаешься, да и как их складировать в таком количестве?
Сейчас был черёд совещания, поэтому в центре гридницы стояли столы, собранные буквой «П» и покрытые плотным зелёным сукном. Иоанн прошёл и сел на стул у торца этой конструкции, поставленного так, чтобы за спиной короля просматривался его трон. А ещё два красных полотнища с восставшими в оппозицию [13] золотыми львами, что спускались с потолка по обе стороны от этого официального седалища.
Трон не представлял собой ничего особенного или интересного. Просто небольшой подиум с тремя ступеньками на котором стоял дубовый стул с высокой спинкой. Без украшений. Простой, крепкий, массивный. У Иоанна просто не дошли руки нормально обеспечить себе символы власти, да и мастеров-резчиков с ювелирами подходящего уровня у него попросту не имелось. Пока, во всяком случае.