"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Божич Бранко. Страница 75

И письмо пришлось писать заново. В результате вышло не письмо, а что-то вроде стихотворения в прозе, предрекающего гниение и смерть Млчаны и процветание «мира Добра» – мира злых духов. Зимичу не понравился результат: неубедительно получилось, хоть и красиво. Он не стал рвать написанное, убрал его в ящик стола и, соединив обрывки предыдущего варианта, переписал его начисто.

10 мая 427 года от н.э.с. Раннее утро

Воскресную встречу Стриженый Песочник назначил на половину шестого утра, когда полиция и добропорядочные граждане спят самым крепким сном. Йока выбрался из дома в сумерках. Он просыпался каждые полчаса, глядя на будильник, – слишком боялся опоздать и явился в парк едва ли не самым первым: прятался за кустами, промочил ноги росой и продрог. Туман был таким густым, что садился на лицо большими каплями, и вскоре челка прилипла ко лбу, а рубаха – к спине. А оделся Йока так, чтобы и не выделяться, и в то же время иметь вид романтический, соответствующий его настроению: в свободную белую рубаху, не стесняющую движений, с широким матерчатым поясом, несколько раз обернутым вокруг талии, и узкие брюки, заправленные в легкие сапоги. И не ошибся: многие из рощинских ребят оделись похоже и напоминали то ли благородных разбойников, то ли пиратов.

По дороге на сытинские луга Йока немного волновался. Он был одним из самых младших среди ребят Светлой Рощи (а набралось их человек сто, не меньше), поэтому старшие подбадривали его увесистыми хлопками по плечам. Вместе с ребятами чуть поодаль шли девушки – и ровесницы Йоки, и совсем взрослые девицы на выданье – поддержать своих парней. Их было немного – не больше десятка. И он вдруг вспомнил сны о танцующей девочке. От волнения это воспоминание показалось особенно будоражащим, Йока представил на секунду, что и эта девочка из снов могла бы идти сейчас вместе с рощинскими девчонками и поворачивать голову, высматривая его в толпе. А потом не мог отделаться от ощущения, что так оно и есть.

Солнце только-только поднялось из-за горизонта, разогнав туман и розовые сумерки, когда впереди показался выжженный широкий луг, еще местами дымившийся и пыливший черной золой. Но сквозь черный прах прошлогодней травы уже виднелись молодые ростки. Сытинские луга были местом во всех отношениях удобным: далеко и от деревни, и от Светлой Рощи, без проезжих дорог рядом, с двух сторон прикрытое березняком.

Через поле навстречу рощинским шла толпа ребят из Сытина. Они не были похожи на пиратов, скорей на разбойников, но не благородных героев приключений, а разбойников с большой дороги – в длинных льняных рубахах навыпуск, в шапках и тяжелых сапогах из грубой кожи. И оружие их впечатляло: почти все они были вооружены цепями, в то время как рощинские в большинстве предпочли металлические прутья, издали напоминавшие шпаги.

Стриженый Песочник вышел вперед, навстречу предводителю сытинских. Они перекинулись двумя-тремя словами и громко повторили немногочисленные правила: выбросить ножи, не бить по лицу, по шее и ниже пояса, не бить лежачих. Победа признается за теми, кто дольше всех продержится на «поле боя» и не отступит за проведенную за спиной черту.

Йока не чувствовал страха, только волновался все сильней и сильней, до нервной дрожи. Страх появился потом, когда настало время сходиться. Это очень мало напоминало уроки фехтования и вольной борьбы, зато было похоже на настоящий бой, как его описывали в книгах. Два «войска» ринулись навстречу друг другу, словно собирались смести, растоптать противника. И ножи показались Йоке не самым опасным оружием по сравнению с тяжелыми цепями и толстыми железными прутьями. Да и шипастые кастеты, надетые на руки почти у каждого сытинского бойца, не оставляли сомнений: один удар такой штукой в лицо если не убьет, то точно покалечит.

Йока в начале даже задохнулся от страха, ощущая, как кровь отливает от головы, а ноги делаются ватными и холодными. И сделать шаг вперед – все равно что прыгнуть в воду с вышки. Если не прыгнешь, засмеют. Засмеют, даже если на секунду задержишься, отстанешь. Йока бежал вместе со всеми и не чувствовал под собой ног: пространство вдруг сжалось до узкого пятачка, за пределами которого ничего не существовало, только он сам и противник впереди. Может быть, это потемнело в глазах?

И страх отпустил в тот миг, когда железный прут принял на себя удар цепи, нацеленный в лицо: цепь обвилась вокруг прута несколько раз, Йока подхватил прут за другой конец, надеясь лишить противника его оружия. И прикрывался плечом от ударов кастетом, не чувствуя боли.

Это была не столько драка, сколько давка и свалка, ничем не отличавшаяся от мальчишеских побоищ, за исключением оружия и крепких словечек, которыми так и сыпали обе стороны. Йока никогда не боялся крови и теперь ее не замечал – ни своей, ни чужой. Сытинские нарушали правила, целились по лицу, зная, что так проще всего напугать и заставить противника отступить. Сперва Йока боялся выронить оружие: поднять что-то с земли в толпе было невозможно, а драться голыми руками против цепей и кастетов казалось бессмысленным. Но вскоре стало понятно, что и прутья, и цепи – детские игрушки по сравнению с кастетами и кулаками: из игры бойцов выбивали удары в подбородок, в солнечное сплетение или в болевые точки. И снова становилось страшно, когда рядом кто-нибудь с воплем падал на землю, перегнувшись пополам, или как сноп навзничь валился с ног. Сытинские – как и рощинские – безжалостно добивали тех, кто еще не упал, но согнулся или опустился на одно колено.

Рощинские теснили сытинских, и это вселяло уверенность и силу. Йока прорывался вперед, и вскоре рядом оказался Стриженый Песочник – веселый, с красным лицом, на котором проступили крупные веснушки.

Драка выкосила не меньше двух третей бойцов, некоторых оттаскивали в сторону товарищи, но многие, отдышавшись, поднимались и возвращались на поле боя. И свалки уже не было, каждый старался найти противника по силам, а лучше – кого-нибудь послабей, чтобы вывести его из игры быстро и без потерь. Йоке выбирать не приходилось, даже его ровесники из Сытина были крепче его и шире в кости. То, что он продержался так долго, можно было причислить к подвигу. И Стриженый Песочник, как-то раз снова оказавшись рядом, подмигнул ему удовлетворенно и ободряюще. Может быть, именно это придало Йоке сил, и он мастерским ударом вывел из игры парнишку, неуклюже и сильно махавшего железным прутом: уроки фехтования не прошли даром!

Парень, с которым Йока схватился после, был немногим старше, на каждой руке имел по кастету и дрался двумя цепями сразу. Их поединок оказался недолгим. То ли предыдущая победа так окрылила Йоку, что он позабыл об осторожности, то ли противник оказался ловчее, но Йока не успел прикрыться от удара с левой руки. Удар прошел вскользь и был не очень-то сильным – без хорошего замаха, – но цепь ударила по лицу, задев нос и припечатав щеку под глазом. Йока на несколько секунд ослеп от боли и выронил прут, закрывая лицо руками. Его качнуло назад, он попятился, из носа хлынула кровь, мгновенно наполняя рот, а боль все не отпускала. И тут сквозь пелену слез он увидел, что его противник замахивается снова, на этот раз правой рукой и изо всей силы. Йока не столько испугался, сколько растерялся: безоружного? Он краем глаза заметил Стриженого Песочника, рванувшего ему на помощь, но в этот миг его захлестнула сумасшедшая злоба, какая-то неуправляемая ярость: это против правил! Йока поднял лицо, глядя в глаза противнику, и качнулся в его сторону, зная, что сделать ничего не может.

То, что произошло потом, Йока объяснить не мог. Его противник в одно мгновение обмяк и шагнул назад. Руки его разжались, цепь пошла вперед по инерции, ударяя Йоку в плечо, и довольно сильно, но совсем не так, как могла бы ударить. Сытинский развернулся и бросился прочь, крича «мама!» во все горло. Йока нисколько этому не обрадовался, продолжая зажимать руками нос, из которого кровь лилась ручьем. Слезы все так же бежали из глаз, его шатало, и он бы наверняка повалился на землю (а ему очень хотелось повалиться на землю и свернуться клубком), если бы его за плечи не подхватил Стриженый Песочник, увлекая за собой в сторону.