Альянс бунта (ЛП) - Харт Калли. Страница 14

— У нее мягкие руки. Такие нежные. Сначала она проводит пальцами по ткани твоей юбки, но вскоре уже играет с подолом. Сдвигает шелк дальше по ноге. Потом пальцами проникает под ткань, скользит по внутренней стороне бедер. Она наблюдает за тобой, рассказывая о вине, которое мы пьем. Ее глаза полны желания. Ей это чертовски нравится. Ты видишь, что она хочет пойти дальше, и ты тоже этого хочешь, но…

— Дэш. Боже мой, пожалуйста, детка. Ты должен остановиться, — шепчет Кэрри.

Зажав кончик ее уха между зубами, я наслаждаюсь звуком резкого вдоха, который извлекаю из нее.

— Остановиться? Уверена, что это то, чего ты хочешь, любимая?

— Да! Я… я просто хочу тебя. Я люблю только тебя. Пожалуйста.

— О, я знаю. Никто другой не будет иметь для тебя такого значения, как я. Но это не значит, что мысль о том, что другая женщина может наслаждаться твоей киской, не заставляет твое сердце биться. Я прав? Ты признаешь это?

Прокладывая языком путь вверх по ее горлу, к уху, я улыбаюсь с открытым ртом. Ее молчание обличающее.

— Все в порядке, Стелла. Ты можешь рассказать мне. Потому что мысль об этом… черт, мысль о том, что ты лежишь на спине с раздвинутыми ногами и обнаженной киской? В то время как красивая женщина лижет и сосет твой клитор, поклоняясь твоему телу? Это так охренительно возбуждает меня, детка. Я буду дрочить, думая об этом, несколько дней.

Кэрри вздрагивает, обмякая, всем своим весом прижимаясь ко мне, пока переваривает слова, которые я ей говорю. И все же она не может заставить себя что-либо сказать. Уткнувшись носом в изгиб ее шеи, я вдыхаю ее запах, с каждой секундой чувствуя себя все более диким. Вгоняю в нее свои пальцы, загибая их глубоко в ее киске, темная, животная часть меня растет в нетерпении, требуя, чтобы я погрузил свой член в нее сию же секунду. Игра, в которую мы играем, слишком восхитительна. Я не собираюсь так просто сдаваться, даже если едва сдерживаю себя. Хочу, чтобы она кричала, умоляя меня войти в нее поглубже. Хочу, чтобы она стояла на четвереньках, умоляя меня, ползала, задыхаясь, отчаянно…

Громкий, непрошеный звук рассекает воздух надвое.

Тринь. Тринь. Тринь!

Звук похож на пронзительный звон дискового телефона. Кэрри сменила мелодию звонка пару месяцев назад — до сих пор я считал этот рингтон очаровательным, но сейчас чертовски его ненавижу.

— Заткнись, — рычу я, ослабляя хватку.

Кэрри чуть не падает на колени.

— Я не… я даже не знаю, где он, — хнычет она.

Ну, блин. Я так сильно ее завел, что она не может нормально соображать. Поэтому сразу же смягчаю свой тон.

— Все в порядке, милая. Пойдем. — Взяв ее руку в свою, я веду ее к роскошному кремовому дивану у окна и жестом приглашаю опуститься на него. — Садись. Я найду его для тебя. А когда вернусь, буду лизать и дразнить твой клитор, и заставлю тебя кончать, пока ты не закричишь. Ты этого хочешь? — Я поднимаю пальцем ее подбородок, заставляя поднять голову так, чтобы она смотрела на меня. — Хм?

Она кивает, ее глаза расфокусированы, остекленевшие.

— Да. О боже, да, пожалуйста…

Тринь. Тринь. Тринь!

Черт возьми, от этого непрерывного звонка мне хочется взреветь. Я отрываюсь от нее и иду к двери, где на полу у входа в пентхаус лежит брошенная сумочка. Выхватив из сумки телефон, я собираюсь сразу же отклонить звонок, но имя на экране заставляет меня остановиться.

Майкл.

Опекун Кэрри никогда не звонит ей со своего собственного телефона. Предпочитает звонки с поддельного номера, который выдается за номер цветочного магазина или еще какой-нибудь хрени. Странно, что сейчас он звонит со своего личного номера. Должна быть какая-то причина.

— Кто там? — раздается хриплый голос Кэрри из гостиной.

Вздохнув, я беру телефон и иду к Кэрри, которая лежит на диване и выглядит вялой, как будто ее кости превратились в желе. Она так чертовски красива — черт возьми, ее соски все еще проступают сквозь тонкую ткань рубашки. Это зрелище тем более мучительно, что у меня больше нет ни малейшего шанса переспать с ней. Как будто у ее ужасающего опекуна появилось какое-то шестое чувство теперь, когда мы в его городе. Он ни за что на свете не позволит нам трахаться, пока у нас один почтовый индекс.

Глаза Кэрри округляются, когда она видит имя Майкла на экране. Внезапно девушка становится очень настороженной. Садится прямо, руки быстро двигаются, пока возится с телефоном, торопясь ответить на звонок.

— Все в порядке? — спрашивает она. Никакого приветствия. Никаких любезностей, которые другие люди могли бы сказать, отвечая на звонок. Я не слышу, что говорят на другом конце провода, но, судя по глубоким складкам, образовавшимся между бровями Кэрри, мои подозрения оказались верными. — Что, прямо сейчас? — спрашивает она.

Я почти могу разобрать глубокое, приглушенное мужское рычание.

Кэрри поднимает на меня глаза, ее взгляд встречается с моим, и в животе у меня завязывается стальной узел. Почему у меня такое чувство, что мне не понравится то, что она скажет дальше…

— Да, я уверена, что он не будет возражать, но мне не очень нравится, что ты просишь его… — Она замолкает, пыхтя, разочарование явно выплескивается из нее, когда Майкл перебивает ее. — Нет. Я не нянчусь с ним… Нет, он тебя не слышит. Нет, он не боится испачкать руки, — недоверчиво говорит она, закатывая глаза. — Конечно, он тебе поможет. Это мне не нравится, что он бро… — рычит она. — Сейчас середина ночи. К тому же, мы только что приземлились. Мы оба устали после перелета и…

— Дай мне телефон, Кэрри.

Она смотрит вверх, ее глаза полны каких-то непонятных эмоций. Похоже на сочетание неповиновения и страха.

— Нет.

— Почему нет? Похоже, Майкл просит меня о помощи.

— Да. Но…

— Тогда в чем проблема? Ты же сама сказала, что теперь он ресторатор. Все, что ему нужно, не может быть настолько плохим.

Когда Кэрри защищала мутные дела своего опекуна в самолете, уверен, что она не думала, что спустя несколько часов я буду в них втянут. Девушка краснеет, краска приливает к ее щекам; она выглядит разъяренной, но что та может сделать?

Я мягко улыбаюсь, протягивая ей руку.

— Давай. Ты хочешь, чтобы я поладил с Майклом, и прямо сейчас он просит моей помощи. Все будет хорошо, любимая. Я вернусь раньше, чем ты это заметишь.

С неохотой она передает мне свой телефон. Ей неприятно, что это происходит, — это написано на ее лице, — но ничего не поделаешь. Майкл так же важен для Кэрри, как и я. Конечно, по-другому, но он важен для нее. То, что он думает обо мне, имеет для нее значение, и Майкл навсегда будет считать меня трусливым, никчемным куском дерьма, если я не откликнусь на просьбу о помощи, когда он обратился с ней. Кэрри вздрагивает, когда я подношу телефон к уху.

— Алло, Майкл.

Его ответ мгновенен, холоден и смертельно спокоен.

— Тащи свою задницу на Западную авеню, 515. Квартира 12с. И захвати чертову пушку.

ГЛАВА 6

ЭЛОДИ

— Значит, это правда?

Рэн протягивает мне газету, чтобы я прочитала сама.

Это не главная новость. Пресса потеряла интерес к Уэсли Фитцпатрику, или, скорее, общественность устала видеть, как его имя так вопиюще муссируется во всех средствах массовой информации. Никто не погиб, когда Фитц заманил нас в пещеру перед выпускным. Последним человеком, которого наш старый профессор английского языка действительно убил, была Мара Бэнкрофт, и к тому моменту, когда мы наткнулись на ее тело, она числилась пропавшей почти год. Цена, которую нужно заплатить, чтобы привлечь интерес публики — это кровь, а лужа крови вокруг убийства в Вульф-Холле уже не свежа. На прошлой неделе какая-то звезда баскетбола изменила своей жене. Политик был уличен в хищении денег из благотворительного фонда. Все это говорит о том, что возможное освобождение Уэсли Фитцпатрика стало новостью третьей страницы.

«Адвокат обвиняемого недавно выступила с заявлением о том, что все доказательства, представленные в делах об убийствах молодых женщин в штатах Луизиана, Техас, Оклахома и Нью-Гэмпшир, в лучшем случае являются неубедительными и недостаточными для признания ее клиента виновным. По крайней мере, на двух телах не было обнаружено следов ДНК. Доктор Фитцпатрик в течение нескольких часов или дней, предшествовавших смерти других девушек, занимался с ними в частном порядке, что могло привести к тому, что его волосы или волокна одежды попали на эти тела.