Принцесса Ватикана. Роман о Лукреции Борджиа - Гортнер Кристофер Уильям. Страница 41

Я налила вина, стараясь больше не смотреть на сумку у его ног.

«У мужчин бывают странные аппетиты…»

Он принял кубок с непонятной полуулыбкой.

– А вы? Я хотел спросить, как поживаете? Извините, что слишком долго отсутствовал. Ничего не мог поделать. – Он помолчал, чтобы его следующие слова прозвучали еще более веско. – Мне пришлось побывать в Милане – приветствовал там французского короля.

Милан. Значит, все это время он жил не на вилле. Его даже близ Пезаро не было.

Я прикусила губу, взяла другой кубок. Я играла чужую роль. Где-то я слышала – или читала? – что жены не должны задавать вопросов мужьям. Мне надлежало слушать и подчиняться.

– Я поехал из-за моей condotta, – сказал он, словно услышав мой безмолвный вопрос. – И потому, что меня пригласил Лодовико Моро. Король Карл привел тридцать тысяч воинов.

Я резко вдохнула.

– Да, – добавил он. – Именно столько. Плюс другие службы, необходимые для хорошо оснащенной армии. Сотни лошадей, артиллерия и…

– Они правду говорят о своих пушках? – не сдержалась я.

– Откуда вам это известно? – резко спросил он. Я не ответила, поняв, что снова выдала себя, а он добавил: – Мне следовало знать. Они вам передали это до истории с Цакапо. Да, это верно. Его пушки не похожи ни на одну из тех, что мы видели прежде. Его величество король Карл устроил демонстрацию перед стенами Пизы. Весьма впечатляющее зрелище. – (Я чувствовала на себе его взгляд.) – Настолько впечатляющее, что если ему придет в голову завоевать всю Италию, то думаю, не найдется ни одного города-государства, способного ему противостоять.

Мне стало плохо. Судя по его голосу, он восхищался увиденным, словно радовался иностранному вторжению.

– Но Карл Французский благочестив, – продолжил Джованни. – Он уважает Святой престол и желает одного – закрепить свои претензии на Милан, чтобы отправиться оттуда в новый Крестовый поход против турок. Он сказал мне, что бо́льшая угроза исходит от неверных, а не от папы. Но если его святейшество откажется предоставить ему безопасный проход по Папскому государству…

– Безопасный проход? – выкрикнула я в ужасе от его беззаботного вида. – Вы думаете, мой отец, правитель Рима и верховный понтифик, позволит этому королю с его ордами безопасно пройти по Романье и разграбить ее? Уничтожить те самые пшеничные поля, которые дают нам хлеб, мародерствовать и грабить по своему усмотрению, оставить на своем пути в Неаполь выжженную землю, чтобы сорвать корону с головы помазанника, правящего королевством?

Джованни отхлебнул из кубка.

– То, что я думаю, не имеет никакого значения. Если его святейшество не сделает этого, то у короля Карла не останется иного способа, как только обратить свои разрушительные орудия против Рима.

В это мгновение я ненавидела его больше, чем когда-либо прежде. Он радовался происходящему, наслаждался нашим грядущим разорением.

– Полагаю, мысли на этот счет вашего родственника Лодовико Моро тоже не имеют значения, – сказала я. – Никого из вашей семьи нельзя винить, даже если французский король и доставил сюда свои разрушительные орудия только потому, что его пригласили Сфорца.

Он поднял на меня глаза. Я не могла сказать, что́ вижу в них – презрение или удовольствие.

– Мы их пригласили, потому что его святейшество, ваш отец, вел себя с абсолютным неуважением к святости его трона. Он захватил Святой престол подкупом и превратил его в свою личную кормушку. И если мы его не остановим, он опустошит ее всю.

– Ваш родственник кардинал Сфорца не жаловался, – возразила я, приведенная в бешенство его наглым презрением к моему отцу. – И вы, синьор, тоже не возражали, когда вам предложили мою руку.

Его лицо потемнело.

– Я бы на вашем месте поостерегся. Его святейшество больше не имеет надо мной власти. Он не имеет власти ни над кем. Во Флоренции Медичи потерпели поражение. Савонарола открыл город для французов, а знать Романьи, чьи пшеничные поля так вас волнуют, приветствует их, предоставляя к их услугам замки и еду. Что же касается помазанного короля Неаполя… Пусть король Альфонсо защищает свое королевство. У Борджиа не осталось союзников, ваша семья обречена.

Мне пришлось приложить всю силу воли, чтобы не плюнуть ему в лицо.

– Но может быть, его святейшество считает, что все еще может победить. – Джованни рассмеялся резким, холодным смехом.

Смеялся он редко; неприкрытая удовлетворенность, которая слышалась за этим смехом, навела меня на горькую мысль. Моей семье, вероятно, угрожает серьезная опасность.

– Я слышал, испанцы в этом смысле упрямы, и в его последнем письме нет и намека на страх. Кажется, единственное, что его заботит, так это судьба его шлюхи.

Он вытащил из сумки сложенный пергамент, с которого свисали сломанные печати. Мне пришлось стиснуть кубок изо всех сил, чтобы он не выпал из руки.

– От вашего отца – его святейшества. – Он бросил письмо мне на колени. – Вы увидите, что, несмотря на все заботы, он в ярости из-за Джулии. Французы взяли ее в плен, когда она пыталась вернуться в Рим после поездки в Каподимонте, за что ваш отец пригрозил ей отлучением. Он заплатил за нее выкуп – вообще-то, французы могли потребовать в два раза больше – и встречал ее у ворот. Увы, через несколько дней она покинула его и бежала в замок мужа в Базанелло. Теперь его святейшество обвиняет нас, что мы не сумели удержать ее здесь, а, напротив, вынудили уехать. Я предлагаю вам написать ответ – заверить его, что мы изо всех сил пытались убедить ее отказаться от этой глупой затеи.

Впившись глазами в письмо, от облегчения я обмякла на стуле. Джулия солгала. Если бы она говорила правду, то никогда не пыталась бы вернуться к папочке. Он бы никогда не заплатил за нее выкуп и не выражал бы свое недовольство тем, что отъезд из Пезаро подвергал ее опасности. Он по-настоящему ее любил. Папочка не имел никакого отношения к тому, что происходило между ней, Хуаном и моим мужем.

Я почти не заметила, что Джованни встал. Когда я запоздало подняла взгляд, мне показалось, что он собирается уйти. Он сказал все, что хотел. Оставшись одна, я прочту письмо папочки, а потом напишу ответ, чтобы его успокоить. Джулия бросила его, как и обещала. Папочке теперь нужно только знать, как сильно я его люблю, что в эти трудные времена члены его семьи – единственные, на кого он может положиться.

– Я немедленно напишу ответ. Если хотите, когда письмо будет готово, вы можете…

– Письмо вы напишете позже. – Я замерла на стуле, а он добавил: – Или вы считаете, что я прощу вас? – Он вытащил из кармана колета кошелечек и высыпал его содержимое себе на ладонь. – Потом, если вы мне понравитесь, я позволю вам сделать с ними браслет. Было бы обидно не выставить их напоказ – с учетом того, сколько они стоили.

Он стоял в ожидании. На его ладони лежали рубины, как кусочки окровавленных зубов. Потом он швырнул камни на пол.

– Я хочу получить то, что принадлежит мне. Идите в кровать.

Его слова так ошеломили меня, что я не могла пошевелиться. Он стоял надо мной с тем же выражением, какое у него было в cortile, когда он приказал отрубить руки своему секретарю.

– Воровское отродье из марранов! – прорычал он. – Вставай немедленно!

С трудом поднявшись на ноги, я прошептала:

– Статья в нашем брачном договоре…

– Ты думаешь, теперь это кого-то волнует? – Он улыбнулся жестокой улыбкой. – Еще немного – и французский каблук растопчет их. Нет никакой статьи. Ничто не может мне помешать взять принадлежащее мне. – Он шагнул ближе. – Мне что, тащить тебя за волосы?

Я развернулась, ничего не видя перед собой, и, проглотив крик, который чуть не вырвался из самых глубин моего существа, зашагала в спальню. Попыталась расшнуровать рукава, но онемели пальцы.

– Я должна позвать своих женщин, – сказала я, когда он вошел следом. – Я не могу раздеться без их помощи и…

– Мне не нужно, чтобы ты раздевалась. – Он толкнул меня на кровать. – Становись на колени.