Принятие (СИ) - Хайд Адель. Страница 27
До покоев императрицы оказалось совсем близко. Ирина взглянула на Елизавету, та пожала плечами:
— Вот так и живём, я всегда должна быть рядом.
И Ирине показалось, что словно птичка вспорхнула, быстро, незаметно, но промелькнула боль в глазах княжны Тумановой, которая добилась успеха, но личной жизни у неё не было.
И снова Ирина задумалась, как же сделать так, чтобы Забела Лизу разглядел.
Оставив Ирэн в коридоре, в котором стояли три фрейлины, в их числе была и Надя Столич, Лиза прошла к императрице. Ирина вспомнила, что когда-то читала, что были какие-то дежурные фрейлины, и подумала, «Действительно не должны же они всей толпой стоять у покоев императрицы. Никто из фрейлин к ней не подошёл. Ирина тоже решила не подходить.
Прошло примерно десять минут пока дверь открылась, и Ирэн пригласили пройти внутрь.
Гостиная, куда Ирина вошла, была большая, но уютная, по стенам стояли мягкие диваны, в одной стороне стоял рояль, ближе к центру круглый стол, на полу лежали мягкие ковры. За столом сидела императрица, перед ней стояла фарфоровая чашка.
— Присаживайся, Ирэн, — пригласила императрица Ирину к столу, рукой показав на стул, который стоял правее.
Ирэн присела, а Елизавета взяла чайник и начала разливать чай, сначала долила императрице, потом налила Ирэн.
Императрица сама начал разговор:
— Ты же не против, что я тебя называю по-простому?
— Конечно нет, Ваше императорское величество, — Ирина специально спросила Лизу, как принято называть императрицу.
— Так вот, Ирэн, скажу правду, сначала ты мне жутко не нравилась, но потом, — она посмотрела в сторону Елизаветы, — я вспомнила, что когда я только приехала в Стоглавую, то столкнулась с тем, что про меня тоже говорили всякое. Жизнь во дворце «не сахар» когда ты здесь не главная фигура.
Императрица отпила чай, лицо её немного помрачнело, будто она вспомнила что-то неприятное, и продолжила:
— И я подумала, почему же я, которая точно знала, как жестоки и несправедливы могут быть люди, вдруг сама стала такой же. Расскажи мне о себе, я хочу узнать какая ты на самом деле.
И Ирэн рассказала. Как очнулась в кабинете у доктора на вокзале, как не помнила кто она, как муж отправил её в имение к отцу. Как она пришла в себя и поняла, что, то, как она жила раньше, это не была жизнь и она стала учиться, много читать, приняла на себя ответственность за братьев, отца и детей.
Рассказала про графиню Балашову, как та пришла «продать» внучку, как от тётки к ней бежал Сашенька, как удалось ей найти людей, которые ей помогли придумать и воплотить всё, что она сейчас делает.
Как заслужить доверие быстро, если у вас нет много времени, чтобы доказать, что вы надёжный человек. Дайте информацию, скажите правду и ваш подарок обязательно оценят и примут, и уровень доверия многократно возрастёт. Так и произошло между императрицей и Ирэн. Просто сидели и говорили, просто две женщины, две матери.
Проговорили с императрицей до позднего вечера. Три раза меняли чай, обедали, ужинали. Играли с детьми. У императорской семьи было четверо детей, два мальчика и две девочки. Мальчики постарше. Конечно, они вцепились в «бродилку», и Ирина заранее извинилась перед императрицей за то, что сегодня точно будет сложно отправить принцев спать.
Расстались только тогда, когда у Ирины начал заплетаться язык, а император, обнаружив, что женские посиделки затянулись, прислал барона Виленского, чтобы тот забрал уже свою … на этом месте у императора возникла пауза, но он выкрутился, сказав… Ирэн, и отвёз её домой.
Время было позднее, почти полночь.
Несчастный Бертельс так и не дождался Ирэн и был вынужден передать управляющему особняком письмо, которое была заготовлено ещё в доме Уитворта. Но продолжил сидеть в нанятом возке, ожидая как будут разворачиваться события.
Он видел, как возле особняка расположилось достаточно большое количество людей, человек десять, Бертельс понимал, что ни ему ни этому управляющему до конца не доверяют и поэтому предпочли перестраховаться. Он очень хотел помочь Ирэн, но теперь совсем не знал как.
Не бросится же он в атаку на этих головорезов. А то, что это головорезы, Бертельс не сомневался. Уж очень профессионально они рассредоточились на местности.
А Ирэн, выезжая из дворца встретила большую делегацию. Это был Якоб Морозов с князем Дадиани и наследником Ханидана. Делегация была большой, потому что у наследника было много охраны. Ханиданские янычары отличались особой техникой, в бою им не было равных, но их было мало, потому что обучение янычара длилось десять лет. Поэтому состояли они в основном в охране монаршей семьи.
Говорят, что только казаки могли с ними, сравниться, и даже побеждали их не один раз. Ну так-то казаки, обучение которых начиналось с «сопливого детства».
Возможно ли, что встреча Морозова и Ирэн была не случайной. Кто знает? Якоб опытный агент и всё может быть.
Но как бы там ни было, намеренно ли или случайно, увидев выходящую из дворца Ирэн, Морозов бросился к ней и упал на колени, отдавая дань той, благодаря которой выжил и он сам и все остальные. Той, чья маленькая рука остановила большую войну.
Ирине самой очень хотелось обнять Якоба, она не видела его пару месяцев и с трудом узнала в загоревшем с обветренной кожей мужчине, того Якоба, который в конце зимы приехал в Никольский и подставил ей своё мужское плечо, ничего не прося взамен.
Рядом с Морозовым стоял и смотрел на Ирэн настоящий восточный красавец.
У Ирины в прежней реальности были подруги, любительницы турецких сериалов. Так вот парень был классический представитель такого мужчины. Высокий, черноволосый, с небольшой холёной бородой, черноглазый, с широченными плечами и сногсшибательной харизмой, несмотря на молодость.
Он тоже склонился перед Ирэн, назвал её госпожа Лопатина, дохтар* ханум, что вызвало явное недовольство барона Виленского, сопровождавшего Ирэн.
(*дохтар ханум или дохтари зебо (прекрасная девушка) - в персидском языке к незамужней девушке обращаются, как в официальном разговоре, так и в обиходе, не иначе как «doxtar xanum»)
Ирина тоже отметила, что посол Ханидана называл её саркар-ханум, а красавчик назвал дохтар-ханум. Решила уточнить позже у Виленского, который лишь выказал недовольство, но не поправил.
Но на этом потрясения Ирины, а вместе с ней и барона Виленского не закончились, ещё один восточный красавец, принёс клятву верности рода прекрасной Ирэн. Это оказался молодой князь Давид Дадиани, который был спасён благодаря тому, что Ирина выслала мыло Якобу.
В общем повеселили дворцовую охрану редким зрелищем и вскоре по улочкам Москов двинулся большой отряд, сопровождая «Яшкиного ангела», как называли Ирэн все те, кто прошёл с Морозовым ужасы окопной болезни.
Увидев огромный отряд, состоящий из казаков, янычар, гвардейцев и личной охраны, броттские наёмники только глубже закопались.
Но здесь Эдуард Евгеньевич Бертельс проявил недюжинную для своего народа и профессии смелость, выскочил из возка и ринулся навстречу «своим». Поэтому ни один из боттских наёмников не ушёл. Как закопались словно червяки, так и остались там лежать.
А Уитворт прождал до утра, да и бежал одному ему изестным «коридором», моля своего бога, чтобы побыстрее достигнуть границы этой страшной и бесконечной в своих размерах Стоглавой империи.
Так и провалились планы Бротты на то, чтобы забрать к себе «достояние империи».
Законнику Бертельсу несмотря на его почти героический поступок всё-таки пришлось давать показания агентам Тайной службы.
Благодаря этим показаниям выяснилось, что Бротта ставила своей целью ослабление монархии Стоглавой, для этого использовали князя Ставровского, который ненавидел реформы, которые начал Александр Третий. Главный своим врагом он считал барона Виленского, соратника Александра, двигавшего все нововведения. И, как, казалось Ставровскому, претендующего на его место в Государственный совет.