Принятие (СИ) - Хайд Адель. Страница 28

Провели обыски у князя Ставровского, нашли немало интересного. Например, документы о проверке месторождения огненных рубинов, по документам месторождение принадлежало Лопатину, как эти документы попали к Ставровскому никто не знал.

Нашли целый сундук долговых расписок и стало понятно, чем он держал членов Государственного Совета.

О роли Кирилла Балашова, сыгравшего немаленькую роль в разрушении семьи Виленского, так никто ничего и не узнал.

А вот то, что Ирэн не просто так оказалась на вокзале, об этом узнали, но так и не было понятно, зачем Бротте надо было убивать женщину, которая уже ничего не могла изменить.

***

Графиня Балашова сидела около окна, зеркала в доме были занавешены чёрной тканью. Она сидела так уже третий день. Сегодня утром были похороны Кирюши. Хоронили графа как героя, гвардейцы отдали ему воинские почести и посмертно присвоили орден за службу Отечеству. Ей назначили пенсию от императора.

Брата тоже похоронили, но тихо, в семейном склепе. Графиня знала, что люди говорили, что хорошо, что он умер, иначе бы позор и конфискация, и Сибирь. А так дети его останутся при титуле и деньгах.

Графине хотелось выть, что она и делала в первый день, когда ей сообщили что её Кирюша погиб, спасая…Ирэн Виленскую. Как же она её ненавидела, все беды из-за неё.

Потом у графини пропал голос, и она села у окна. И сидела так уже третий день.

И бог послал ей свет. Графиню озарило, что она не одна, у неё есть внучка, дочка Кирюшина. Она пойдёт и заберет её у Ирэн, которая её заставила подписать отказ.

То, что графиня сама решила избавиться от Танюши, отправив её с нянькой по зиме в простой телеге, она уже, конечно не помнила. А вот, то, что Ирэн взяла с неё деньги, это она запомнила хорошо.

Графиня Балашова Елизавета Петровна села писать письмо своему законнику с указанием подготовить документы на удочерение внучки.

Не прода

Дорогие мои!

Я сегодня в дороге весь день, проду смогу выложить ближе к 23:00 по Мск. Пока ждёте проду, помогите мне пожалуйста определиться.

Нужно ли менять ту обложку, которая сейчас есть, на новую?

Новая здесь.

Спасибо вам большое за терпение и понимание

Ваша Адель

Глава 20.

В одном из особняков столицы сухопарый высокий мужчина лет пятидесяти читал донесение, доставленное ему из Кремля. В донесении, переданном ему доверенным человеком, было написано, что Ирэн Виленская вручила императору карту с указанием месторождений «чёрной крови», и что якобы эти месторождения расположены в Стоглавой империи. Также человек писал, что во дворце видели младшего князя Дадиани.

Мужчина, прочитав донесение, немедленно сжёг его. Он умел читать между строк и понимал, что император, несмотря на его глупую уверенность в том, что он управляет ситуацией, далеко не дурак, и вряд ли теперь у кого-то появится возможность достать карту или «дотянуться» до этой женщины. Это буде невозможно, но… только не для него. И вскоре его люди получили указания:

— Внедрить человека в окружение Ирэн Виленской. Князя Дадиани необходимо убить, но так, чтобы было все были уверены, что это люди императора. Организовать беспорядки в Горном княжестве.

Большая игра, которая началась много лет назад, продолжалась.

***

После приёма у императрицы столица «взорвалась». На Ирэн, как конфетти из новогодней хлопушки, посыпались приглашения на разные обеды, ужины, салоны, балы по разным случаям.

Более того, к особняку наместника потянулись вереницей гости. Охрана не успевала отваживать, тем более что все они были благородного происхождения. Ирэн дала чёткое указание: «Дома никого не принимаю».

Не хотелось рисковать, в доме были дети, а в том, что местная аристократия бывает разная, Ирина уже убедилась.

Прасковья Валуевна, которая была всё ещё слаба после происшествия в монастыре, тоже никого не принимала, но одна дама всё-таки уговорила её принять.

Светлана Фёдоровна Алябьева прижимала платочек к глазам и ожидала в гостиной. Ей принесли чаю с маленькими пирожными. Повар господина Гайко славился на всю столицу своими кондитерскими талантами. И в другое время госпожа Алябьева не упустила бы случая попробовать эти маленькие зефирные розочки и корзиночки со взбитыми сливками, украшенные фруктами.

Сейчас же Светлане Фёдоровне было не до изысков, более того она даже не планировала очередной литературный салон, потому что в её семье случилось большое несчастье.

Господина Алябьева сняли с занимаемой должности главы мануфактур-коллегии. Но не это было самое страшное. Самое ужасное случилось, когда Александр Васильевич Алябьев узнал кто стал причиной немилости государя.

Бросил безутешную супругу и укатил в деревню. Содержание супруги было значительно урезано, в виду того, что вместе с должностью бывший глава мануфактур-коллегии лишился большей части дохода.

И теперь Светлана Фёдоровна не могла больше организовывать салоны, и шить новое платье каждую неделю.

Она рассчитывала получить от госпожи Гайко сочувствие и помощь.

А Прасковья Валуевна согласилась принять Алябьеву только потому, что ей очень хотелось понять, что сейчас говорят в высшем обществе столицы. После ранения госпожа Гайко пока сидела дома и никуда не выезжала.

— Что же ты, Светлана, — госпожа Гайко как обычно не церемонилась, пользуясь и своим положением и своим возрастом, — так мужа подвела

Светлана Фёдоровна зарыдала с новой силой.

Когда удалось немного успокоится, сказала:

— Сама не знаю, бес попутал, Прасковья Валуевна

Госпожа Гайко вздохнула:

— Распустили вас мужья, это же как называется, через «голову» мужа лезть в его коллегию.

Сама-то Прасковья Валуевна не гнушалась «помогать» мужу, но при этом она никому не вредила, а действовала исключительно в интересах своего супруга и его службы.

Поэтому госпожа Гайко считала себя вправе осуждать этих «недалёких»:

— И что же ты баб-то вредных слушаешь? Кто тебя только надоумил?

Алябьева рассказала, продолжая утирать слезы, что заезжала к ним графиня Балашова и от неё она и узнала, что едет в столицу некая Ирэн, которая её сыну жизнь испортила и всем остальным тоже может испортить.

— Я же как лучше хотела, — рыдала в голос Алябьева, — я думала, что графиня Балашова, она же важная дама, сестра главы государственного Совета. А здесь такая история.

Головой надо было думать, — отрезала госпожа Гайко. Помолчала мгновение, — А от меня чего ждёшь?

Алябьева снова зарыдала:

— Прасковья Валуевна, миленькая, помоги с баронессой Виленской договориться, пусть она за мужа моего императора попросит.

— Да ты что, сдурела, что ли, и не подумаю. Сама иди проси императора. И не приходи ко мне больше и к Ирэн не вздумай соваться.

Прасковья Валуевна встала и не прощаясь вышла.

— Вот же дуры столичные, тарахтелки, — подумала она, — Ирэн там бьётся и за себя, и за империю, а эти только языками трепать способные. Тьфу!

До бала, посвящённого закрытию выставки, оставалось три дня. Портниха, которую посоветовала Лиза Туманова, прислала готовые платья вместе с двумя модистками, которые здесь же подогнали всё что надо. Платья Ирине понравились, всё как она просила. Нарядные, богато украшенные, но в то же время довольно закрытые, так как она и хотела.

В массе приглашений, свалившихся на Ирину, удалось «откопать» приглашение в имение Строгановых и письмо от княжны Обуховой.

За завтраком Ирина спросила Путеева, что там намечается в имении, на что тот ответил, что будет «сватовство», и, скорее всего это Анна уговорила отца позвать Ирэн, поскольку ей нужна «поддержка».

А письмо от княжны Обуховой Ирину заинтересовало. Она хорошо помнила эту почти прозрачную «феечку с железными крылышками». Софья восхищалась тем, что Ирэн делает, писала, что очень бы хотела приехать к ней в Никольский, посмотреть на производства.