Капитали$т: Часть 4. 1990 (СИ) - Росси Деметрио. Страница 26

— Ни хрена не нормальный, — возразил я. — Гусар не имеет никакого значения сам по себе. Не он, так другой, не другой, так третий. Важно с его прикрытием решить вопрос.

— Пока не решается? — спросил Матвей мрачно.

Я пожал плечами. От Николая Николаевича пока что не было никаких известий.

— Не беспокойся, — сказал я. — Когда все утрясется — сделаем свой рынок.

— Да ладно⁈ — Матвей с изумлением посмотрел на меня. Мысль о том. что можно открыть собственный рынок, кажется, не приходила ему в голову.

— А чего такого? — пожал плечами я. — Вот хотя бы взять наш ликеро-водочный. Есть старый корпус, который уже лет пятьдесят вообще не эксплуатируется — здоровенный ангар, заброшенный и бурьяном заросший. И территория вокруг него — целый Люксембург поместится. Все запущено, никто не следит. Возьмем у завода в аренду, замутим какой-нибудь клуб автолюбителей. Пусть собираются, продают-покупают. С автосервисом, торговлей запчастями и прочим. И охрану нормальную обеспечим. Им же у «Автозапчастей» медом не намазано?

— Ты торгашей плохо знаешь, — сказал Матвей. — Для них место много значит. А «Автозапчасти» — место известное, прикормленное… Но вообще идея интересная, давай думать!

— Решим, — пообещал я. — Все решим в лучшем виде. Только нужно текущие проблемы как-то разгрести…

А через пару дней у нас в конторе снова объявился немногословный парень с военной выправкой — доверенное лицо Николая Николаевича.

— Просили передать, — сказал он мне, — чтобы в ближайшие дни никакой активности. В ближайшие два-три дня. Вы понимаете?

— Понимаю, — сказал я.

Немногословный парень удовлетворенно кивнул.

Как раз через два дня после этого визита в город нагрянули столичные гости — бригада МВД СССР. Нагрянули и устроили натуральный погром. Отрабатывали не только рынки, но и кафе, рестораны, вокзалы, наркопритоны — одним словом, все злачные места. Десятки задержанных, десятки изъятых стволов, автомобилей, сотни тысяч наличных денег, считая валюту, склады с нелегальным товаром… Наибольший урон понесла группировка Гусара — были задержаны его ближайшие подручные — Зяблик, Вано и Кабан. Сам Гусар ускользнул — милиция отработала по всем местам его возможного пребывания, но все тщетно — найти не смогли… Похоже, что покровители в самый последний момент смогли его предупредить. Под раздачу попал и печально известный Береза — всю его банду, промышлявшую грабежом товарных вагонов, повязали на горячем. Я радовался — вполне возможно, что наши газетные репортажи стали той самой снежинкой, которая срывает огромную лавину…

Что касается Матвея, то его группировка почти не пострадала — были вовремя предупреждены об опасности. Большая ее часть во главе с братьями-близнецами за день до начала милицейских рейдов дружно отбыла на отдых в Крым. Нескольких парней задержали на барахолке, но, не найдя за ними никакого криминала, отпустили. Одним словом, наши потенциальные враги понесли существенные потери, а мы отделались легким испугом. Было что отметить с шампанским…

В ту ночь мне приснился кошмар. Впрочем, не совсем кошмар, просто неприятный сон. Как будто я сражаюсь с кучей какой-то вязкой, отвратительной желеобразной массы. У меня меч — я наношу ей страшные удары, рублю, колю, отрубаю какие-то куски, а она злобно шипит, булькает и клокочет. А я понимаю, что победить ее нельзя. Невозможно зарезать кусок студня, даже если ты лучший в мире мечник… И от этого понимания мне становится страшно, приходит отчаяние. А тварь чувствует мое отчаяние и страх — она нападает, выбрасывает из себя омерзительные скользкие щупальца, которые я рублю, а они извиваются и ползут в сторону этой массы, сливаются с ней… Я проснулся с больной головой и ощущением неотвратимого. Так бывает — ты вроде бы знаешь, что все в порядке, все хорошо, но вот-вот что-то случится. Только неизвестно, что именно, с какой стороны ждать удар.

Зазвонивший телефон заставил меня вздрогнуть. Я поднял трубку, которая показалась какой-то мягкой и скользкой… как та отвратительная тварь из сна.

— Слушаю, — выдавил я.

— Алексей Владимирович, — ответили из трубки. — Вы простите, пожалуйста, за ранний звонок. — Это был Борис Борисович.

— Все в порядке, — сказал я. — Что-то случилось?

Борис Борисович помолчал немного. А потом сказал:

— Мне только что сообщили. И я решил, что необходимо поставить в известность вас, Алексей Владимирович…. — И снова пауза.

— Я слушаю, — повторил я.

— Знаете… Ярослав, наш журналист. По вашему совету он уехал из города. Кажется к тетке… В Киев.

Я почувствовал, как в груди у меня что-то опустилось.

— Что случилось? — спросил я, стараясь, чтобы голос не срывался.

— Его нашли повешенным вчера вечером. В гостиничном номере, — с мрачной торжественностью объявил Борис Борисович.

Глава 14

После звонка Бориса Борисовича накатило безразличие. Какая-то холодная отстраненность. Вот так, думал я. Вот так и живем… А я ведь постарался вывести Ярослава из-под удара, но… получается, что плохо постарался. Нашли повешенным… Совсем молодой парень, жаль. Впрочем, жалости тоже почти не было, была холодная пустота внутри и бесконечная усталость.

Это же мне сигнал, думал я. Персональное послание. Не спрячешься, не убежишь, не отсидишься — всюду достанем. И что самое интересное, это вообще не моя война. Это Николай Николаевич чего-то делит со своими милицейскими коллегами, а Матвей делит вполне конкретные бабки с уголовниками. Но прилетает по нам, потому что мы союзники. Похоже, что иначе и быть не может. При такой жизни ты несешь ответственность не только за себя, но и за тех, с кем «скован одной цепью». Ты играешь не только в свою игру, но и участвуешь во множестве чужих, а интересы переплетены в нераспутываемые клубки. По большому счету, добившись каких-то серьезных денег и влияния, человек перестает себе принадлежать, потому что встраивается в систему.

Я пошел на кухню, раскрыл шкаф и некоторое время бессмысленно рассматривал его содержимое. А потом вытащил бутылку коньяка, отвинтил крышку, налил полстакана и выпил. Коньяк был теплый и противный, но я проглотил его как лекарство, потому что… Потому что нужно как-то дальше жить. Даже если жизнь эта такая же горькая, противная и тошнотворная, как этот коньяк.

А что, подумал я. Все как в шахматах. Мы делаем ход. Они делают ход. Размениваем фигуры. Жертвуем пешки и даже более крупные фигуры для выигрыша инициативы. Теперь ход за нами, но…

Телефон пиликает, и я с ненавистью смотрю на него. А потом снимаю трубку и говорю: «Алло!» С удивлением отмечаю, что говорю даже с каким-то весельем, кажется, коньяк уже дошел куда полагается и работает. На связи Николай Николаевич.

— Слышал уже? — говорит он деловито.

— Слышал, — говорю я.

— Ну вот… — Николай Николаевич берет несколько секунд паузы, а потом говорит: — Я из машины звоню. Сейчас подъеду, выходи.

А я отвечаю:

— Хорошо.

И это означает, что нужно подниматься, одеваться, выходить на улицу, разговаривать с Николаем Николаевичем и даже принимать какие-то решения. Становится тошно, желудок скручивает спазмом, и я на всех парах несусь в туалет… Возвращаюсь оттуда слегка оживший, надеваю куртку, спортивный костюм и иду наружу…

Снаружи — весна. Не та, которая предвестник лета, а та, которая отступление зимы. С островками грязного снега, капелью, расползающейся слякотью. Во двор заезжает грязная и обляпанная черная «Волга», и это почему-то очень смешно. Грязные люди на грязной машине заняты грязными делами, почти говорю я. Или говорю?

Я падаю на заднее сиденье «Волги». За рулем Николай Николаевич лично.

— Вот такие дела… — говорит он, не глядя на меня.

А я спрашиваю:

— Как случилось?

— Да пес его знает… — отвечает он задумчиво. — Нашли его в Киеве. В гостиничном номере. В состоянии сильного алкогольного. В петле… Звонил я коллегам в Киев… — Николай Николаевич надолго замолчал.