За пределами разрыва (ЛП) - Хедли Таниша. Страница 28

Как только мы достигаем воды, бросаем доски и начинаем грести изо всех сил. Неудивительно, что Колтон лидирует, поскольку я все еще не могу грести так же быстро, как он, не говоря уже о других серфингистах, но я стараюсь изо всех сил, чтобы быть уверенным, что не слишком отстану от него.

Когда мы, наконец, добираемся до места сбора, садимся на свои доски и смотрим на горизонт, ожидая второго сигнала воздушной сирены, когда волны начнут прибывать.

Первые три человека, включая Зейла, через несколько минут ловят мощные волны, но когда дело доходит до нас с Колтоном, волны становятся мягкими и неприступными.

— Приплыли, — слышу я стон Колтона, пока мы продолжаем смотреть на горизонт.

Проходят минуты, но новых волн не видно.

— Как дела, Фин? — окликает он меня.

— Пошел ты! — кричу я в ответ, свирепо глядя на него.

Как у меня дела? Мне следовало бы утопить его к чертовой матери.

— Да ладно, чувак, я уже полгода ничего о тебе не слышал, — говорит он, подплывая ближе.

— Твое притворство моим другом на меня не подействует, Харрисон.

— Я не притворяюсь, мне казалось мы друзья, — отвечает Колтон, подплывая прямо ко мне.

Его брови сведены в замешательстве, в глазах отражается обида, которую он испытывает, переваривая мои слова.

Хорошо. Самое время ему почувствовать хоть малую толику того, что я чувствовала столько месяцев.

— Оказывается так было не всегда, ты лишь притворялся моим другом.

— Это не так, — твердо говорит он, и на его лице появляется отчаяние. — Ты никогда не давал мне шанса объясниться.

— Ты никогда не пыталась, но продолжай

— Она поцеловала меня, клянусь. Я не…

Я так сильно стискиваю зубы, что удивляюсь, как они еще не потрескались. Гнев, который я сейчас испытываю, невозможно описать словами.

— О, прекрати нести чушь!

— Клянусь, Фин, — восклицает он, — в одну секунду я протягивал ей твою жестянку с воском, а в следующую она прижимала меня к твоей машине, и ее рот стал поедать мой. Прежде чем я успел ее оттолкнуть, ты повалил меня на землю.

Мысленно возвращаюсь к тому моменту, когда нашел их, и к шоку и растерянности, которые были написаны на его лице после того, как я ударил его.

Не хочу верить его истории. Хочу продолжать злиться на него и обвинять его во всей своей боли, но то, что он говорит, имеет больше смысла, чем все, что мне удалось придумать самостоятельно за последние полгода, но почему ему потребовалось так много времени, чтобы рассказать мне, что произошло?

Я смотрю на него, изо всех сил пытаясь понять смысл сказанного, но не могу. Снова звучит сирена, сигнализируя об окончании заезда. Мы с Колтоном оба финишировали с нулевыми баллами, что означает немедленную дисквалификацию от участия в остальных сегодняшних соревнованиях. Я сухо смеюсь и начинаю грести обратно к берегу, подальше от него.

Когда добираюсь до берега, Габриэль стоит один, скрестив руки на груди, и напряженно наблюдает за мной.

Он ничего не говорит, когда я прохожу мимо него, и это хуже, чем когда он кричит на меня. По крайней мере, когда он кричит, я знаю, что он чувствует и о чем думает.

Подхожу к палатке, бросаю доску на землю и падаю рядом с ней. Издаю разочарованный стон, падаю на спину и закрываю лицо полотенцем, а по щекам текут теплые слезы.

По прошествии некоторого времени я незаметно вытираю слезы и сажусь. У Малии на шее висит медаль за первое место, такая же, как у Коа, когда команда возвращается в палатку, где я сижу. Не желая ни с кем разговаривать, я надеваю наушники и притворяюсь, что слушаю музыку, наблюдая, как они чествуют победителей.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ЭЛИАНА

Гриффин молчит всю дорогу домой, его руки сжаты в кулаки на коленях, и он смотрит в окно. Он молчит с тех пор, как закончил свою тренировку, слушает музыку и не обращает на нас внимания. Мы все пытались подбодрить его по дороге, но быстро поняли, что он не слышит нас из-за своей музыки.

Вся команда, за исключением Габриэля, который сжимает руль так, что костяшки пальцев побелели, и такой же молчаливый, как Гриффин, обсуждает планы на ужин до конца поездки.

Чем дольше я сижу в машине, тем сильнее ощущаю дискомфорт от пребывания в движущемся транспортном средстве, но я не хочу показаться невежливой, заснув до конца поездки.

Когда моя нога начинает подергиваться от дискомфорта, Гриффин прижимается ко мне бедром, чтобы унять дрожь. Это невинное действие скорее свидетельствует о его раздражении, но оно успокаивает мои нервы настолько, что я могу пережить эту поездку без сна.

Я уставилась в свой телефон, просматривая фотографии, которые отправила с помощью Bluetooth с камеры, и решаю, что буду отвлекаться, потратив следующие сорок минут на редактирование моих любимых фотографий и запланировав их публикацию на разное время сегодня и завтра.

Поездка обратно в Дом Шреддеров оказалась быстрее, чем в Долфин-Бэй, отчасти из-за меньшего количества машин, так как мы выехали раньше других, но в основном из-за того, что Габриэлю срочно нужно было вернуться.

Габриэль был таким же тихим, как и Гриффин, за исключением того, что его гнев был ощутим. Несмотря на то, что Коа и Малия заняли первое место по отдельности, их результатов было недостаточно, чтобы вывести команду на первое место.

Мы заняли третье место, после «Рип Райдерс», которые заняли второе место. Я могу сказать, что это расстраивает Габриэля больше всего на свете, и я не сомневаюсь, что тренировки перед следующим соревнованием будут напряженными.

Я почти уверена, что Габриэль десятилетиями испытывал неприязнь и соперничество с тренером «Рип Райдерс».

Сегодня они вообще не разговаривали, но я видела, как они бросали друг на друга неприязненные взгляды на протяжении всего соревнования.

— Тренировка сегодня отменяется, — хмуро говорит Габриэль, когда мы подъезжаем к дому Шреддеров. — Увидимся завтра утром.

Он выходит из машины, не сказав больше ни слова, захлопывает за собой дверцу и направляется к своему черному Mercedes G-wagon, исчезая внутри, прежде чем тронуться с места. Мы все сидим в машине и молча наблюдаем, пока его машина не скрывается из виду.

— Что ж, — говорит Зейл, открывая дверцу фургона, — завтрашний день обещает быть интересным.

— Очень, — вздыхает Мэл, кивая головой в знак согласия, выпрыгивает из машины и направляется к багажнику вместе с остальными, чтобы забрать свои доски и сумки.

Гриффин продолжает сидеть рядом со мной, его взгляд прикован к тому месту, где была припаркована машина Габриэля.

Я не уверена, что происходит у него голове, но его глаза полны разочарования и гнева. Как бы мне ни хотелось спросить его, все ли с ним в порядке, воспоминания о реакции на этот вопрос сегодня останавливают меня.

Я тихо вылезаю из фургона, оставляя его позади, и направляюсь в дом, перепрыгивая через две ступеньки, прежде чем закрыть за собой дверь своей комнаты.

Мой телефон разрывается от уведомлений с наших страниц в социальных сетях, когда сторонники делятся добрыми словами в адрес Гриффина в новых публикациях. Я потрясена поддержкой Гриффина в комментариях, и мне не может не быть грустно, что он не знает об этом.

Делаю мысленную заметку сказать ему, чтобы он проверял комментарии, когда у него будет время, надеясь, что это поможет ему поднять настроение.

Я начинаю делать скриншоты каждого комментария, в моей голове зреет идея для кампании.

Надеваю наушники и сажусь за свой стол, включая ноутбук.

В течение следующего часа обдумываю идеи и останавливаюсь на документальном мини-сериале «За кадром» о каждом члене команды, начиная с Гриффина для моей первой кампании.

В нем будет рассказано о его пути к выздоровлению, в том числе о напряженных тренировках, которые привели к его сегодняшнему первому соревнованию.

У меня есть отличные кадры с его возвращения в команду, но мне интересно, смогу ли я найти какие-нибудь фотографии или видеоклипы, относящиеся ко дню его аварии и выздоровления в больнице. Я записываю напоминание о том, что нужно поговорить с Габриэлем и посмотреть, есть ли у него какие-нибудь сохраненные кадры с того дня.