За пределами разрыва (ЛП) - Хедли Таниша. Страница 3

Жизнь в маленьком городке и так была непростой.

Неужели я действительно хочу собрать вещи и переехать в другой маленький городок? Может, пора мечтать о большем, начать все с чистого листа в большом городе где-нибудь в Европе? Смогу ли я выжить в большом городе? Смогут ли статьи преследовать меня и там?

Разочарование начинает бурлить внутри меня, и я издаю стон, зарываясь лицом в ладони.

— Ты выглядишь так, будто недостаточно выпила, — раздается знакомый голос у меня за спиной.

Оглядываюсь через плечо и сталкиваюсь лицом к лицу с Залеей в шикарном баре, в котором я сидела последние три часа.

Она выглядит здесь не в своей тарелке, но никто и глазом не моргнул от присутствия знаменитой серфингистки в их заведении.

— Э-э-э, — говорю я, совершенно потеряв дар речи, опять.

— Если ты и дальше будешь вести себя так застенчиво рядом со мной, я начну думать, что ты влюбилась, — поддразнивает она, присаживаясь на пустой табурет рядом со мной.

Я закрываю рот, мои щеки краснеют, и смотрю, как она заказывает нам обеим по рюмке текилы у бармена в голубой рубашке с надписью «Алоха».

Длинные русые волосы струятся за спиной свободными пляжными волнами, в то время как черное платье подчеркивает все достоинства ее фигуры.

Барная стойка сверкает под теплым светом, уставленная огромным количеством бутылок со спиртным. Стены украшены, похоже, местными картинами с изображением тропических пейзажей Гавайев, но помещение потрепаное, пахнет несвежим пивом и производит впечатление скорее местной жемчужины, чем высококлассного бара.

Группы друзей собрались за столиками, смеясь и ведя оживленные беседы, а в темных укромных уголках можно различить целующиеся парочки.

Мои щеки разгораются еще больше, когда я наблюдаю за тем, что служит нежелательным напоминанием насколько сексуально обделенной я была всю свою жизнь.

Раньше я гордилась тем, что не принадлежу к числу девушек легкого поведения, теряющих девственность в подростковом возрасте, но сейчас, в двадцать пять лет, мне становится стыдно.

Отвожу взгляд от парочки, когда приносят рюмки с текилой и тарелку с солью с нарезанными лаймами. Я в замешательстве опускаю взгляд на тарелку, чем вызываю усмешку Залеи.

— Ты когда-нибудь раньше пила текилу? — спрашивает она, беря в руки баночку с солью.

— Нет, — отвечаю я, качая головой из стороны в сторону.

— Вот. — Залеа берет мою руку и подносит ее ко рту. — Сначала смочи тыльную сторону ладони.

Я наблюдаю, как она опускает свой рот на тыльную сторону моей руки, язык скользит по ней, прежде чем она посыпает ее солью. Сердце колотится в груди, а лицо становится таким горячим, что я, наверное, обгорела на солнце.

— С…спасибо.

Заикаюсь, глядя на свою соленую руку. Раньше меня никогда не привлекали девушки, но Залеа заставляет меня усомниться в этом прямо сейчас.

Она делает то же самое со своей рукой, кладет соль обратно на тарелку, когда заканчивает, затем передает мне лайм и берет один себе.

Копирую ее действия и слизываю соль со своей руки, стараясь не думать о том, что я облизываю то же самое место, по которому она только что провела языком.

Мы звеним рюмками друг о друга, прежде чем пригубить прозрачную жидкость. Я никогда раньше не пила текилу и, почувствовав жжение в горле, быстро решаю, что после сегодняшнего вечера больше не буду ее пить.

Я практически запихиваю весь лайм в рот, чтобы облегчить жжение.

— Ты всегда пьешь то, от чего хочется дышать огнем? — шиплю я, а мои глаза слезятся, когда пытаюсь сдержать кашель. — Мне кажется, что я только что превратилась в дракона.

Она издает гогочущий смешок и заказывает нам еще одну порцию.

— Так что же заставило тебя выглядеть такой мрачной? — спрашивает Залеа, складывая руки на барной стойке.

— О, — пожимаю плечами и вздыхаю. — Это долгая история.

— У меня нет ничего, кроме времени, милая.

Девушка откидывается на спинку стула и ободряюще улыбается, зеленые глаза смотрят на меня с безраздельным вниманием. И только после этого я решаю рассказать ей обо всей ситуации.

— Пять лет назад я попала в автокатастрофу, в которой погибли мои родители.

— Прямо к делу, мне это нравится, — говорит она, похлопывая по столешнице бара, а затем кладет теплую руку на мою. — И я очень сожалею о твоей потере.

Я слегка улыбаюсь, борясь с накатывающимися слезами.

— Пока я была в больнице, оказалось, что по городу ходят слухи, обвиняющие меня в смерти моих родителей.

Ее глаза расширились, она напряглась, взгляд приклеился к моему.

— В конце концов, это переросло в обвинение меня во всем, что происходило в городе. Местная футбольная команда проигрывала, потому что я была на игре, местные предприятия выходили из строя, потому что я переступала порог. Меня стали называть талисманом невезения, а с работы, которая у меня была в то время, меня в итоге уволили.

— Это просто отвратительно, — выплевывает Залеа, в ее тоне заметно раздражение.

Я киваю в знак согласия.

— Думаю, так они пытались заставить меня уехать из города. Моих родителей очень любили в этом городе, и, полагаю, им нужен был кто-то, кого можно было бы обвинить, и этим кем-то оказалась я.

— Полагаю, обвинить другого водителя, попавшего в аварию, было слишком сложной задачей для твоего города? — с сарказмом спрашивает она.

Я так отчаянно хочу обвинить в аварии кого-то другого, но после многих лет, в течение которых тот день повторялся в моей голове, знаю, что именно я виновата в их гибели.

Если бы не я, они бы и сегодня были здесь. Чувствую, как у меня сжимается горло, и смаргиваю вновь набежавшие слезы, прежде чем продолжить.

— Через некоторое время все утихло, но я уже потеряла всех своих друзей. Они не хотели связывать себя с моей репутацией или моим невезением.

— Похоже, у тебя были дерьмовые друзья.

— Потом я получила потрясающую работу ретеншн-менеджера в одной замечательной компании…но в прошлом месяце статьи всплыли в Интернете, и я снова потеряла работу, — мой голос треснул, — Четыре дня назад.

Продолжаю рассказывать ей, как Габриэль предложил мне работу в команде, и делюсь своим страхом быть отвергнутой в новом городе группой людей, которых я никогда не встречала.

К концу моей тирады появляются вторые рюмки, и мы делаем паузу, чтобы их выпить. Во второй раз я уже не так сильно кашляю, но горло все еще горит.

Залеа вытирает уголок рта, потом опускает голову на кулак и смотрит на меня добрыми глазами.

— Могу я посмотреть статьи? — спрашивает она, и я второй раз за неделю набираю в поисковике свое имя.

Но на этот раз, в отличие от прошлого раза, результаты поиска оказываются пустыми. Статьи и все сообщения в социальных сетях, в которых говорилось обо мне, исчезли; они полностью стерты со страниц поиска.

Ошеломленно смотрю на свой телефон.

— Они исчезли, — шепчу я, дважды проверяя, правильно ли я написала свое имя. — Как это возможно?

Залеа понимающе улыбается.

— Ты случайно не показывала Габриэлю статьи?

Смотрю на нее, широко раскрыв глаза.

— Да, но он смотрел на них всего пару секунд.

— Это все, что ему нужно, — говорит она, снова садясь прямо. — Это его суперспособность — контролировать СМИ.

Залеа подает знак бармену, чтобы тот принес еще одну порцию, после чего опускает взгляд на свой пустой бокал и постукивает пальцами по его стенке, взгляд ее становится созерцательным.

— В этой команде нужно иметь стальные нервы, особенно для Гриффина. Он возвращается в команду после шести месяцев восстановления после травмы. Я никогда еще не встречала такого скверного человека, как этот парень.

— Отлично, — простонала я, наклоняясь вперед и прижимаясь теплой щекой к прохладной столешнице бара. — Значит, есть гарантия, что он не будет фанатеть от моего присутствия.

Она хихикает.

— Не знаю, как насчет этого. У меня такое чувство, что ты единственный человек, у которого хватит терпения на этого ублюдка. Как мне кажется, ты ничего не теряешь, если воспользуешься этой новой возможностью. Если ничего не выйдет, сможешь вернуться к плану «Б».