За пределами разрыва (ЛП) - Хедли Таниша. Страница 8

Почему он не может быть уродливым? Было бы намного проще не любить его, если бы меня так не тянуло к этому придурку. Я не могу отвести взгляд от его широкой спины и цепляюсь за жилистые руки, которые сгибаются, когда он ставит мой чемодан на пол на верхней площадке лестницы. Поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и ловит мой пристальный взгляд, самодовольная улыбка расплывается по его лицу.

Я прочищаю горло и оглядываю дом изнутри, притворяясь, что восхищаюсь прибрежным декором и стенами, увешанными фотографиями команд и памятными табличками. Я отказываюсь тешить его самолюбие, разглядывая его.

Придурок.

— Это твоя комната, — говорит он, открывая дверь, расположенную параллельно лестнице, прежде чем войти.

Следую за ним внутрь и наблюдаю, как он бросает мою спортивную сумку в изножье кровати и подкатывает чемодан к краю.

— Не думаю, что расслышала твое имя, — я скрещиваю руки на груди.

— Гриффин, — отвечает он, засовывая руки в карманы спортивных штанов и с любопытством оглядывая комнату, как будто видит ее впервые.

Мое лицо бледнеет, когда я понимаю, что это тот самый человек, о котором меня предупреждала Залея. И, похоже, не зря, потому что до сих пор встреча с ним была не самым приятным опытом.

— Гриффин, где Габриэль?

— В этом доме мы называем его тренером Мэтьюсом, — поправляет он, поворачиваясь ко мне спиной и прохаживается по комнате, изучая каждую деталь, прежде чем выглянуть в окно в сторону океана. — Он разрешает только определенным людям называть его Габриэлем.

— Где он? — повторяю я, мое терпение иссякает.

— С остальной командой.

— И где же?

— На пляже Китсо, — он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и вздыхает, когда видит, что я поднимаю бровь. — Примерно в часе езды отсюда.

— Когда они вернутся?

— Поздно. Есть еще вопросы?

Я не дышу, пока взгляд Гриффина задерживается на мне, и облизываю пересохшие губы.

Его глаза следят за движением моего языка с такой интенсивностью, что у меня в животе становится тепло. Когда я не отвечаю, он медленно подходит ко мне, держа руки в карманах.

Глаза не отрываются от моих, пока он не останавливается передо мной, наши груди почти соприкасаются.

— Ты боишься остаться со мной наедине, солнышко?

— Не называй меня так.

Хмуро смотрю на него, но мой голос звучит более нуждающимся, чем я намереваюсь, его близость затуманивает мои чувства.

— Думаю, да, — глаза Гриффина скользят по моему телу, затем возвращаются наверх и останавливаются на моих губах, взгляд темнеет. — Солнышко.

Он моргает, отгоняя похоть из глаз, и проходит мимо меня, выходя из комнаты в коридор. Я поворачиваюсь и высовываю голову из своей комнаты, чтобы посмотреть, как он подходит к двери рядом с моей.

Заходит в комнату, ни разу не взглянув в мою сторону, и без слов захлопывает за собой дверь.

Я закатываю глаза и удаляюсь в свою новую комнату, прислоняясь спиной к двери после того, как закрываю ее, и заставляю себя делать глубокие вдохи, чтобы успокоить нервы.

Как такой привлекательный человек может быть таким чертовски раздражающим?

Образы его подтянутых рук и идеального пресса проникают в мое сознание, и я стону, когда подхожу к кровати, беру подушку и прижимаю ее к лицу.

Я слишком сексуально обделена, чтобы находиться рядом с мужчиной, который так выглядит. Каким бы раздражающим и грубым он ни был, я не могу отрицать, что между нами витает сексуальное напряжение, и от этой мысли из меня вырывается еще один разочарованный стон, а подушка делает свое дело, заглушая звук.

Возможно, переезд в дом вместе с командой был плохой идеей, особенно с учетом присутствия Гриффина. Я уже чувствую себя немного неуправляемой, а ведь у меня еще даже не начался первый официальный рабочий день.

Как мне удастся сделать фотографии и видео для социальных страниц, где он без рубашки и мокрый.

Мои щеки приобретают пунцовый оттенок, когда я представляю, как он возвращается из океана после тренировки по серфингу, и вода стекает по его рельефному прессу.

Качаю головой из стороны в сторону, пытаясь выкинуть этот образ из головы. Это нехорошо. Я звучу, как возбужденный подросток, а ведь я еще не дошла до этого. После нескольких минут избиения себя за реакцию моего тела на него, подхожу к сумке и расстегиваю молнию, вынимая свои вещи.

Когда начинаю складывать одежду, которую буду хранить в комоде, меня останавливает стон.

Становится все громче и громче, пока я не понимаю, что он доносится из комнаты Гриффина. Либо он протащил девушку в свою комнату за те несколько минут, что я была в своей, либо он включает порно на полную громкость. Это не то, на что я подписывалась.

— Гриффин! — кричу я, стуча кулаками по его двери после пятнадцати долгих минут чрезмерно громкого порно, доносящегося из его комнаты.

Если бы я не беспокоилась о том, что застану его за мастурбацией или глубоко погруженным в какую-нибудь пляжную крошку, я бы ворвалась в комнату еще десять минут назад.

Проходит еще пять минут, а он до сих пор не открывает дверь, поэтому сдаюсь и решаю посидеть на кухне до возвращения Габриэля. Я могу попросить его выделить мне другую комнату. Никак не могу жить в комнате рядом с этим придурком.

Едва не спотыкаюсь на последних трех ступеньках лестницы, когда мои глаза встречаются с глазами Гриффина в другом конце комнаты. Он сидит на кухонной стойке в белой футболке и ест из баночки мороженое. Ухмыляется, глядя на шок и неверие на моем лице.

Горячая злость вновь вспыхивает в ответ на эту глупую сексуальную ухмылку, и я медленно закрываю рот, сходя с последней ступеньки.

— Ты не просто так крутишь порно в своей спальне?

Я топаю к нему, сжимая руки в кулаки.

Ухмылка не сходит с его лица, когда он набирает ложкой мороженое и отправляет его в рот.

Опускаю взгляд на баночку и замечаю, что вкус — мятная шоколадная крошка. Гадость. Конечно, он ест эту гадость. Все знают, что «Карамельный хруст» — лучший вкус мороженого.

— Что-то не так с мятно шоколадной крошкой? — спрашивает он, изучая мое выражение лица отвращения.

— Да, оно отвратительное. Ты собираешься ответить на мой вопрос?

— Держу пари, ты любишь ванильное, — говорит Гриффин, опускает ложку обратно в баночку и кладет ее рядом с собой, спрыгивая со столешницы так, что оказывается передо мной.

— Прости? — спрашиваю я, возмущаясь.

— В этом нет ничего плохого, — его ухмылка постепенно исчезает. — Я тоже люблю ваниль.

— Знаешь что, я не собираюсь продолжать этот разговор, — мои щеки пылают, когда я оказываюсь прижата к углу столешницы. — Объясни, зачем ты включил порно.

— Я слышал, это помогает с фэн-шуем, — говорит он, задумчиво постукивая себя по подбородку и пожимает плечами.

— Это не может быть реальной жизнью, — практически шепчу я, закрывая глаза и прижимаю кончики пальцев к вискам.

Такой человек не может существовать, а тем более быть профессиональным серфером. Этого не может быть.

У меня перехватывает дыхание, когда я чувствую, как его руки касаются моих бедер. Мои глаза распахиваются, дыхание сбивается, когда я понимаю, что он зажал меня между стойкой и своим твердым телом, а его руки лежат по обе стороны от меня на краю стойки.

— Ты уверена, что сможешь вынести жизнь в этом доме? Обещаю, я здесь наименее раздражающий.

Его дыхание щекочет мне лицо, когда я смотрю ему в глаза, не в силах отвести взгляд.

Он потрясающе красив, а то, как его белая футболка обтягивает тело, должно быть запрещено.

Мой взгляд неторопливо путешествует от безупречного лица вниз по округлым плечам и останавливается на венах вдоль рук. Кто бы мог подумать, что такая простая вещь может заставить мои соски стать твердыми, а дыхание — похожим на одышку.

— Мои глаза здесь, солнышко.

Его голос выводит меня из транса, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть, что он ухмыляется, глядя на меня.