Дом мертвых запахов - Огненович Вида. Страница 19

У него был Мейсен всех периодов, Шпиллер, Хоффман, Кранц. Один флакон, в форме удлиненной коробочки, содержащий аромат египетского состава, о котором эксперты твердили, что он изготовлен примерно в начале второго десятилетия восемнадцатого века, по чертежу известного алхимика Беттгера, первооткрывателя непревзойденной формулы состава фарфора и основателя дрезденской мейсенской мануфактуры, Геда держал отдельно.

Был тут, конечно, и Розенталь, и образцы венгерского, английского, словацкого, и даже китайского фарфора. Затем стекло всех ранних европейских стеклодувных мастерских, в особенности чешских (четыре флакона были семнадцатого века, но благовония датировались более поздним сроком), начиная с тех литых, с золотыми листочками между двумя слоями стекла, и до прекрасно оформленных стеклянных фигурок разных цветов. Австрийских литых и дутых раритетов. Бременских экземпляров, потсдамских. Венецианского муранского и женевского стекла из Алтаре. Французских мастеров. Галле самого раннего периода (три чудесных экземпляра), несколько великолепных работ Брокара, а также Гросса и других, но их он считал уже новейшей частью своей коллекции. Из американского стекла у него было два-три предмета фирмы «Феникс», начало девятнадцатого века, а один флакон, как предполагалось, был работой из ранней коллекции «Джарвис», но точного подтверждения не было. Все это Геда говорил им так, мимоходом, пока они шли вдоль полочек и изумлялись.

Какое переплетение цветов, какая игра форм. Некоторые выглядели, как женские фигурки в разных танцевальных па, но всегда с кувшином на плече, или с милым котиком в руках, которые на самом деле были пробками. Видите, на старых флаконах голова фигурки никогда не бывает пробкой, обратил их внимание Геда. Такую каннибальскую неосмотрительность в плане идеи, что кому-то надо свернуть голову, чтобы подушиться, не позволяли себе обладавшие не только воображением, но и осторожностью, авторы чертежей для флаконов прошлых веков. Были они в форме ваз с букетами, где каждый цветок тщательно изготовлен и раскрашен в другой цвет. Вот птичье гнездо с яйцом-пробкой посередине, а вот рождественская елка с многочисленными крошечными украшениями.

Пробки самых разных форм — отдельная история. Геда их никогда не заменял. Это было бы губительно для благовоний, утверждал он, а оригинальные пробки укупоривают лучше всего. Здесь мастера-рисовальщики отпускали свою фантазию на волю. Каких тут только не было цветов: раскрывшихся, с пестиком и тычинками, бутонов, роз с капельками росы, гроздей сирени, лилий, сердечек, бантиков, перевязанных лентой букетиков, сжатых рук с перстнями на пальцах, слез (на стеклянных флакончиках), колокольчиков, белочек с орешками в лапках, птиц, листьев, вееров с инициалами, конвертов с адресами, яблок и других фруктов, сосновых веточек, легче сказать, чего не было.

На фарфоровых флаконах были запечатлены жанровые сцены, тогда как на стеклянных доминировали литые или вылепленные, часто сложенные в виде мозаики, украшения с флористическими мотивами. Нарисованные сцены были настоящими художественными миниатюрами, выписанными до мельчайших деталей. Одна (на мейсенском флаконе) представляла куртуазный визит. На ней был изображен галантный кавалер, одетый по моде восемнадцатого века, с поклоном передающий столь же элегантной даме, в позе стыдливого ожидания, продолговатую коробочку-пакетик, обернутую в кружевной платок. Это он наверняка дарит ей флакончик с благовониями, растолковала Тесса. Или с ядом, усмехнулся Томас.

На другом флаконе нарисована группа девушек в развевающихся муслиновых платьях, которые, разбежавшись по васильковому лугу, собирают огромные букеты, а вокруг порхают птицы и разноцветные бабочки. Может быть, это должно означать, что во флаконе аромат цветов, изображенных на миниатюре, заинтересовался Милан, а картина служит своего рода рекламой. Нет-нет, объяснил ему Геда. Наоборот. Цветочные ароматы — это всегда сложные комбинации, а их составы хранятся под большим секретом. Поэтому флакон украшают нейтральным рисунком, а духам дают звучные названия. Иногда картина даже призвана слегка запутать след.

Каждый экспонат был снабжен маленькой картонной табличкой с номером, названием мастерской и годом изготовления, прибитой к деревянной доске под ним, а на сосуде тоже был номер, аккуратно приклеенный или привязанный к горлышку.

Огромный каталог, работа доктора Павела Хлубника, специалиста по истории мелких стеклянных и фарфоровых изделий, хранителя-советника Моравского музея в Брно, большого друга Геды, стоял на столе в библиотеке, но в этот раз его не рассматривали. И без того было слишком много впечатлений.

Помещения, служившие Геде только для занятий с коллекцией, содержались по строгим музейным правилам. В них не разрешалось курить (что будет тяжело для Летича, но он считал, что это стоит жертвы), туда запрещено было приносить легко испаряющиеся вещества, а также еду, лекарства или напитки. Пыль вытирали только два раза в месяц, с экспонатов сухой мягкой тряпкой, а с полок — влажной, но хорошо отжатой. Этим занималась Йохана, женщина, помогавшая семейству Волни по хозяйству, и никто другой. Чем меньше личных запахов будет контактировать с флаконами, тем лучше, утверждал Геда. Никаких комнатных цветов или других растений. Строгое отсутствие сквозняков (их и сам Геда всячески избегал) и никакого проветривания в дождливую погоду, при сильном солнце или малейшем ветре. Это павильон для драгоценностей, и ему должно служить, издал он приказание, еще в те давние годы, когда поставил в витрину первый десяток бутылочек, привезенных из Праги в студенческом чемодане. Как тогда, так и сегодня.

Здесь представлены три последних века, что весьма немало, сказал им Геда, когда они, изрядно уставшие, уселись в средней комнате и пили холодную воду, принесенную Ольгой. В том месте это было единственное разрешенное угощение.

У меня довольно много первых упаковок, а их найти сложнее всего. Также я довольно удачно рассортировал материалы, из которых изготавливали такие сосуды. Некоторые ищу до сих пор. Я очень долго и безуспешно разыскивал оригинал сирийского средневекового стекла, но его, к сожалению, похоже, и правда нет в наших краях. То, что вы здесь видите, он показал на две очень изящные темно-синие бутылочки, это отличная копия, работы Брокара. Может быть, мы попробуем что-то в Лондоне, обойдем антикварные лавки, поговорим с коллекционерами, серьезно предложил Томас. Да, сказал Геда, благодарю вас. Действительно, попробуйте.

Похоже, всегда было сложно изготовить хороший, долговечный, подходящий сосуд для благовоний, который безупречно закрывается, но не является хрупким, чтобы его можно было без проблем перевозить, но, опять-таки, чтобы он не был громоздким и красиво выглядел. Вот видите, продолжил Геда, это маленькие убежища аромата. Он должен где-то спрятаться, защититься. Его враг не только порыв ветра. О, их у него гораздо больше. Даже между собой запахи взаимно уничтожаются. Это чувствительная, но все же, в конечном итоге, неуничтожимая материя.

Да, что угодно может его уничтожить, но вот доказательство, что он может сохраняться веками, засмотрелась на полочку Тесса. Не один ли это из парадоксов нашего мира. Геда кивнул головой и задумался. Они молчали. Как вы думаете, почему, задала Тесса знаменитый журналистский вопрос.

Я не до конца изучил эту область — обстоятельства сохранения аромата. Я все еще ее исследую. Об этом существуют разные мнения, чаще всего противоположные. Сейчас меня больше всего интересует именно практическая сторона вопроса. Не будем говорить о том, что сам аромат обязательно должен быть постоянной смесью, об этом в другой раз. Материал играет решающую роль. Затем — форма, цвет сосуда, место, где он хранится, способ обращения с ним, — все это необходимые условия для его существования. По счастью, мастера давно открыли, что, скажем, глазурованный фарфор ненадежен из-за мелкой пористости, точно так же комбинация благородных глин и металлов, как бы прекрасно она ни выглядела, — убийца аромата. Из-за объединения проницаемости и окисления. Стекло все же лучше всего, несмотря на хрупкость. Особенно важно, чтобы оно было правильно окрашено, как раньше сирийское. Если как следует обыскать ту часть света, я уверен, можно найти благовоние возраста в пять или шесть веков, настолько хорошо было стекло. Свет, как известно, разрушает аромат. Очень важна форма флакона, тип отверстия, горлышка, пробки. У настоящих, хорошо сделанных экземпляров всегда две пробки, внутренняя и внешняя. Когда-то, особенно в Египте, благовония упаковывали в большие ящики из порфирита, который в местах стыков заливали воском, но именно эта восковая пробка впитывала и разбавляла аромат, из-за чего от этого способа хранения со временем отказались. По моему мнению, а я изучил множество рисунков, от самых ранних и вплоть до современных, внутреннее пространство сосуда не должно оставаться единым, оно должно быть изогнутым, разделенным, а горлышко флакона — как можно у́жe. Ароматическое вещество в таком изломанном пространстве не имеет прямой линии течения, что уменьшает его струение, оно, наоборот, задерживается по разным уголкам и так лучше сохраняется. Плоские флаконы удобнее, чем выпуклые, а хуже всего эти, похожие на бочонки. Это целая наука. Об этом можно говорить и говорить.