Дом мертвых запахов - Огненович Вида. Страница 24

Хайнеман, однако, считал, что Бен-Газзара записал свои открытия, если вообще он это сделал, только для того, чтобы защитить свое авторство от наплыва фальсифицированных изделий, продававшихся под его именем. Известно, что вся продукция этого знаменитого дома была на рынке самой дорогой в течение двух последних веков. Чтобы сохранить и защитить тяжело добытую репутацию мастера, Аль-Аснаф Бен-Газзара, видимо, составил перечень своих вариантов ароматов и прочих фармацевтических новшеств, и таким образом обозначал свои изобретения. Цеховая репутация мастерской была непререкаема, поэтому торговые дома заваливали ее заказами. Нет ничего удивительного в том, что фальсификаторы всех мастей набросились на это имя. Несколько крупнейших европейских стекольных мануфактур на протяжении десятилетий только для них изготавливали флаконы, коробочки, баночки и другую упаковку для препаратов, которые оттуда отправлялись по свету. Так происходило примерно до середины девятнадцатого века, когда главенство в парфюмерии заняла промышленность, то есть, когда эта отрасль перестала быть искусством и превратилась в коммерческое производство. Началось изготовление неустойчивых, быстрых, более дешевых, легко испаряющихся и проходных комбинаций, потребление которых было пропорционально их непостоянству. Эта бурда для массового потребления, состав которой менялся легко, необязательно, в угоду вкусу публики и сиюминутной моде, стала существенной угрозой серьезным, постоянным и насыщенным, сложным восточным комбинациям, которые беспощадная реклама конкурентов вскоре провозгласила тяжелыми, безобразными и несовременными. И так, где-то в середине прошлого века, производство Бен-Газзара из Александрии совсем угасло, а продукция мало-помалу исчезла с рынка. Правда, приверженцы этого вида косметики пытались и дальше кое-что создавать по небольшим аптекарским лабораториям, но эти мастерские не могли выдержать натиск индустриальной лавины, и быстро банкротились.

После того как Египет попал под французский протекторат, книгу Аль-Аснафа Бен-Газзара, по некоторым данным, перевезли в Европу, примерно в конце восемнадцатого века. И несмотря на то, что ее прятали за семью замками, все-таки по шпионским каналам передавали из рук в руки, перевели сначала на французский, затем на немецкий, и таким образом она добралась даже до грузинской столицы Тбилиси, откуда в течение длительного времени поставляли довольно хорошие имитации ароматов Аль-Аснафа.

У Хайнемана была книга рецептов Бен-Газзара на немецком, под названием «Die Welt Düftet Angenehm [24]», но он утверждал, что это не оригинал. Рецепты были перепутанные и неполные, названия растительных компонентов в большинстве случаев вымышленные, так как (предполагаемый) переводчик, очевидно, не знал ботанику. Самое большое подозрение вызывали количество и соотношение веществ, так как приводились в различных единицах измерения, начиная с арабских, потом в греческие и турецкие, и вплоть до китайских, так что, в сущности, они больше служили для введения в заблуждение, чем инструкцией. Другие же люди именно все эти недостатки приводили в качестве доказательства того, что книга действительно настоящий перевод с оригинала, утверждая, что мастер намеренно запутывал свои рецепты, чтобы дать возможность своим будущим избранным преемникам дополнять и самим создавать рецептуру. Книгу эту следует читать по-другому, а не дословно, как справочник, советовали они.

Гедеон по договоренности с доктором Хайнеманом старался найти и французскую версию. Он обращался к разным книжным лавкам, спекулянтам, антикварам, сам рылся в мастерских, до тех пор, пока однажды ему не удалось, через братьев Ротт из Амстердама, приобрести один экземпляр. С легкостью было установлено, что это полная копия книги, уже имевшейся у них на немецком. Обе подделка, язвительно сказал Хайнеман. Геда тогда понял, что ему остается или найти оригинал Бен-Газзара на арабском, или, если он не существует, навсегда отказаться от этого пути для установления авторства и возраста его благовоний. Все это его уже несколько утомило и весьма разочаровало.

На помощь пришел доктор Елич, друг семьи, врач по профессии, и, подобно Томасу Рэндаллу, страстный собиратель редких книг, первых изданий и рукописей. У него по всему белу свету (его выражение) была хорошо развитая сеть закупщиков и доверенных лиц, которые для него искали, шпионили, давали залоги, меняли дубликаты, ходили по аукционам, исследовали рынок, а иногда и покупали раритеты в коллекцию, состоящую из нескольких тысяч тщательно отобранных экземпляров, среди которых три четверти составляли уникальные музейные редкости.

Если мой Васил этого не найдет, то и никто не сможет, сказал он Геде. Василеос Паликарев был человек, пользовавшийся его огромным доверием, грек из Эгейской Македонии, бывший партизан Маркоса, сейчас гражданин многих стран, если судить по имевшимся у него многочисленным паспортам и языкам, на которых он весьма бегло торговался. По словам доктора Елича, Васил мог все. Он был чудо, а не закупщик, отличный торговец, а отчасти и библиофил. Регулярно путешествовал от Стокгольма до Стамбула, и, как он сам частенько похвалялся, самые ценные вещи покупал в поезде. Спальный вагон — мой офис и закупочная станция, шутил он. Через него доктор Елич познакомился с Идризом Бирнетом, антикваром из Стамбула, нашедшим для него практически все первые издания типографии Армянского монастыря в Вене, из-за которых теперь к нему приезжает научная элита славистики со всего света.

Услышав, о чем идет речь, Паликарев не стал ничего обещать. Будет трудно, сказал он, забрал французскую версию в качестве образца, и поиски начались.

Прошел год с небольшим, и вот он снова появился, на этот раз с драгоценным свертком и занятной историей. Оказывается, Идризу удалось раздобыть для него оригинал, но поскольку он основательно проверил вещицу, то понял, какое богатство попало к нему в руки, и заломил такую цену, что его не смог бы выкупить даже музей Пола Гетти в Лос-Анджелесе. И тогда случились, рассказывал им Паликарев, настоящие левантийские торги. Музыкально-драматическое представление, с рыданиями, клятвами, объятиями, жалобами, оскорблениями, спорадическими завываниями и расставаниями навек, примерно по два-три раза за торг. Идриз клялся ему собственными детьми (хотя Василу было известно, что тот холостяк), что эта драгоценная книга ему не принадлежит, откуда у него деньги на нечто подобное, он всего лишь посредник, да и то исключительно из дружеских чувств к Василу. Так ему теперь и надо. Он заплатил такой задаток, будет в убытке, неважно, продаст или не продаст, потому что те деньги сейчас можно было бы уже три раза обернуть. Но что поделаешь, если он такой дурак и так дорожит друзьями. Лучше бы я был лицемером и мошенником, плакался он. В конце концов, они все-таки сошлись где-то на середине. Идриз разрешил Василу скопировать несколько страниц книги, чтобы покупатели могли убедиться в том, что они на самом деле покупают, и пусть потом сами решают. Стоимость копии должна всего лишь покрыть расходы на задаток, а смертный страх, который он претерпит при мысли, что владелец может об этом узнать, это цена его доброты и отзывчивости к Василеосу и доктору Еличу. Договор был заключен. И эту самую копию Паликарев теперь привез, как свой грандиозный купеческий трофей.

Когда Геда открыл сверток, там было на что посмотреть. Появилось пять-шесть листов какой-то длинной жесткой бумаги, заполненной заковыристыми черточками, завитками и разными точечками арабского письма, из чего он, разумеется, не понял ни одного знака. Он заплатил партизану Маркоса требуемую сумму, по которой сделал вывод, что оригинал книги должен стоить как «Мона Лиза» из Лувра. Он пустился на поиски того, кто сможет разобрать, что тут написано, и перевести на какой-нибудь из понятных ему языков. И нашел. Люди какого только черта ни знают, как сказал бы его отец. Эти несколько страниц, как выяснилось, было не что иное, как довольно небрежный перевод французской версии, которую брал у него Васил. Те же самые ошибки, та же путаница в мерах и весах, а все предложения в тех местах, где книга была немного потерта или испачкана, были просто-напросто пропущены. Кто знает, кому из двух ловких торговцев пришла в голову идея таким вот образом заказать «создание оригинала». Может, сразу обоим. Хорошо, они хоть догадались предварительно проверить заказчиков этой наживкой в пять-шесть страниц. Они не предусмотрели только одного: на этот раз книгу искали не как редкий предмет, а как важный текст.