Измена. Отбор для предателя (СИ) - Лаврова Алиса. Страница 14

Бояться ли мне его, или, возможно, он может стать тем, благодаря кому я выберусь отсюда?

— Не скажу, — говорит Сандра. — Но лучше бы, чтобы ты ему на глаза не попадалась до испытания.

Больше ничего вытянуть из нее не удается, сколько я ни пытаюсь. Она лишь глядит на меня своими грустными серыми глазами и вздыхает.

Беру тяжелое ведро с начищенной рыбой. Вот вот рука отвалится. Скользкие ступени так и норовят скинуть меня вниз, туда, где кончается лестница, ведущая к самому морю. Нужно поторапливаться, чтобы не дать повода матери Плантине избить меня в очередной раз. А она ищет этот повод, как собака ищет кость.

Добираюсь до верха и в изнеможении ставлю ведро на металлический стол, где его принимает сестра Джессика, толстая повариха с руками, как ветки дуба. Она легко, как пушинку, поднимает ведро и бормочет что-то себе под нос.

— Что простите?

— На сегодня можешь быть свободна, — брезгливо бросает она.

— А Сандра?

— Ты никто, чтобы задавать вопросы, — поджимает повариха губы и презрительно оглядывает меня.

— Иди вымойся, от тебя воняет.

Она отворачивается и уходит вглубь кухни. Я смотрю на свои дрожащие руки из которых сочится кровь и чувствую, как ранки разъедает соль из морской воды.

Во что превратятся мои руки через месяц такой работы? А через год? Почему я должна быть здесь? Почему он там, наслаждается своей прекрасной жизнью, а я здесь?

В голове всплывают слова Сандры:

— Справедливости нет. Есть только степень смирения, которой ты можешь достичь.

Тогда я промолчала. Молчу и сейчас. Но сердце мое кипит, а зубы сводит от злости. Смотрю вниз, туда где волны врезаются в подножие лестницы.

Сколько здесь было таких как я? Сколько было тех, кто не имел надежды? Скольких сломали? Сколькие сделали шаг вниз, приняв последнее решение в жизни.

— Прыгай, — слышу я резкий голос из за спины и вздрагиваю.

Мать плантина улыбается, глядя на меня.

Я делаю шаг назад.

— Или мне помочь тебе? Я знаю, что ты такое. Я все видела. Шепчет она мне в самое ухо. — Лучше прыгай сейчас. То, что он с тобой сделает тебе не понравится. Всего один маленький шаг, и твоя душа навечно отправится в другой мир.

— В книге написано, что самоубийство — это величайший грех, — говорю я, сдерживаясь, чтобы не вцепиться ногтями в лицо этой гадине.

Она хватает меня за воротник своей ручищей и притягивает к себе.

— Светлость, не зли меня. В моей воле куда больше, чем ты думаешь.

— Тогда почему ты не толкнула меня? — спрашиваю я, глядя в ее колючие глаза.

— Потому что это слишком просто. Тебя ждет кое-что намного ужаснее. Так что лучше прыгай сама, пока есть шанс.

Она отпускает меня и брезгливо отряхивает руки.

— Пошла отсюда, — бросает она. И в какое-то мгновение я всерьез думаю о том, чтобы попытаться сбросить ее вниз.

Но лишь прохожу мимо, обходя ее по самому краю над пропастью. Она могла бы протянуть руку и сделать легкое движение.

Маленькое переломанное тело покойной супруги Ивара Стормса быстро бы слизали волны, забирая в безразмерное брюхо морской пучины. Никто не стал бы плакать. Никто бы не вспомнил. Для всех я уже мертва. Для всех, разве что, кроме Клементины, с которой мне так и не дали повидаться, с утра до ночи занимая нас бесконечной работой.

Сердце замирает на мгновение, когда я делаю шаг, но Плантина стоит на месте и не собирается ничего делать.

Едва я прохожу мимо нее, я почти перехожу на бег и стрелой влетаю в коридор. Прямо, потом налево, в купальню, где стоят бочки с едва теплой соленой водой из моря.

Снимаю с себя всю одежду и как могу, смываю с себя запах рыбы, въевшийся, кажется, в самую мою душу. Мыться долго нельзя, иначе можно простудиться, а быстро отмыться холодной водой невозможно. В итоге, такое мытье — это сплошное мучение. Наградой за которое служат стучащие от холода зубы до самой ночи.

Выхожу в коридор и иду быстрым шагом, чтобы хоть так согреться.

— Я не должна опускать руки, — шепчу я еле слышно, стуча зубами. — Я должна выбраться отсюда, я должна добраться до дома матери. Нельзя сдаваться, что бы ни было. Нужно быть сильной, ради моих дочерей. Я вернусь, и он заплатит за все. Я вернусь и заберу их.

Не глядя поворачиваю налево, туда, где среди множества дверей, дверь ведущая в мою келью, где я могу хотя бы на несколько минут расслабиться. Прохожу мимо кабинета настоятельницы, стараясь сделать это как можно незаметнее и бросаю мимолетный взгляд в помещение. Дверь открыта и я вижу что за столом ее нет. Выдыхаю с облегчением. И тут же чувствую, как меня хватают чьи-то сильные руки.

— Смотреть нужно куда идешь, девочка, — слышу я низкий бархатный голос и в ужасе поворачиваю голову.

И встречаюсь взглядом с незнакомым мужчиной. Жестокие и хищные черты лица. Его борода аккуратно уложена, волосы забраны в хвост, Насмешливый взгляд словно пронизывает меня насквозь, заставляя замереть, как маленького зверька.

На его широкой груди, облаченной в бордовую мантию, расшит серебром, платиной и золотом знак в виде трех падающих капель. Капля крови, капля слез и капля пота. Я знаю этот знак, потому что мне доводилось встречать такой знак в книгах.

Знак инквизиции.

19

Ивар

Я рычу еще громче и выпускаю шею кровоеда из своей хватки.

— Хочешь кровь дракона? — кричу я ему в лицо, не отрывая взгляда от его красных, налитых кровью глаз. Я едва не задушил его сейчас, но в его взгляде нет страха, лишь только жажда.

— Да! — говорит он. — Я хочу кровь дракона. Она сильная, она лечит. Кровь дракона дает огонь и ярость. Дай мне ее, дай! Я все расскажу тебе, я все скажу. Я долго жил, я много знаю, я могу сказать все, что захочешь. Чистую правду, чистую, как кровь.

Он бормочет и бормочет не затыкаясь, сводя меня с ума этим монотонным бормотанием. Его голос возносится вверх, как будто он впадает в какой-то экстаз от собственных завываний. И мне становится не по себе.

Проклятый мерзавец, мерзкая тварь.

Это невозможно. Сейчас, сейчас все решится. Он скажет правду и я буду жить дальше, буду жить дальше так, как и планировал. Никаких сожалений, только правда.

В голове вспыхивает образ Элис. Ее слезы, в тот момент, когда она просила меня хотя бы попрощаться с Лили. А я не дал ей этого сделать. Я был уверен.

Я уверен и теперь.

Стараюсь взять себя в руки, делаю глубокий вдох и разжигаю внутри силу дракона, чтобы успокоить сердце, успокоить безумно гудящую голову.

— Что ты смотришь на меня, Даррен? — спрашиваю я его, чувствуя, что он во всем виноват. Если бы не он, я бы переломил хребет этому подлому существу, что зовется кровоедом, и сейчас все было бы хорошо. Все было бы так, как я хочу.

— Простите, князь, я лишь хотел быть полезным.

— Полезным? Какая от тебя польза? Из за тебя мне придется поить кровью это подлое существо. Этого ты хотел?

— Мои желания не имеют значения, князь. Важно лишь то, чего хотите вы. Если прикажете убрать кровоеда, я сделаю это.

— Оставь, — говорю я раздраженно.

Я должен знать. Я затеял все это, чтобы точно узнать, убедиться в том, в чем я был уверен, чтобы раздавить моего друга Ридли… А теперь оказывается, что Ридли тут не при чем. Оказывается, что он именно такой славный малый, каким кажется.

Кто же тогда я?

Я обманутый человек. Нет сомнений, что она изменила мне. Нет ни малейших сомнений. Сейчас все подтвердиться и я буду спать спокойно.

— Даррен, дай мне нож, — говорю я и вытягиваю руку не сводя глаз с пристально глядящего на меня кровоеда.

Он улыбается, предвкушая то, что сейчас будет и облизывает свои губы.

Даррен вкладывает мне в ладонь холодный клинок.

Я сосредотачиваю всю силу на своей ладони, приказывая силе ослабить сопротивление. Проткнуть кожу дракона практически невозможно, за исключением тех случаев, когда он при смерти, или тех случаев, когда он сам этого искренне желает.