Измена. Отбор для предателя (СИ) - Лаврова Алиса. Страница 21
— Ты шел за нами всю дорогу, ждал меня все это время, хороший, умный волк, — я глажу его по жесткой шерсти и постепенно успокаиваюсь, на какую-то минуту забывая обо всем, что случилось.
Наконец, когда хоть какие-то силы возвращаются ко мне, я подползаю к мертвой Плантине и с огромным трудом переворачиваю ее, чтобы стянуть с нее теплую меховую накидку с капюшоном из черного лисьего меха.
— Думаю, она тебе больше не пригодится, как и твои сапоги.
Я накрываю накидкой едва дышащую Клем и шепчу ей на ухо:
— Мы выберемся отсюда, подруга, мы им всем еще покажем, я тебе обещаю. Только держись.
Она, не размыкая век что-то бормочет в ответ, но расслышать я не могу.
Теперь она не умрет, по крайней мере от холода, теперь есть надежда на спасение. Я еще не знаю как, но я что-нибудь придумаю, обязательно.
Я выдергиваю из камней застрявший в них стилет Плантины и осторожно разрезаю ее мантию, обнажая безобразное толстое тело. Никаких других вариантов у меня нет. Либо я сделаю это, либо замерзну здесь окончательно. Переворачиваю ее с невероятным усилием, чтобы высвободить ткань из под грузного тела, передвигая ее ближе к воде.
Перебарывая отвращение, кутаюсь в изодранную одежду старухи, чувствуя на своем теле липкую кровь, пропитавшую плотную шерстяную ткань.
— Я просила ее, я умоляла, — шепчу я, стараясь не глядеть на лежащую старуху, в темноте похожую на огромного кита, выброшенного на берег.
Меня трясет всем телом, одновременно от холода, страха и кромешного ужаса, который я испытала. Кажется, то, что я еще жива — это настоящее чудо. И если бы не труп старухи в паре метров от меня, я бы может быть даже улыбнулась своей удаче.
Я сижу на берегу не в силах шевельнуться, и смотрю на черные волны, накатывающие на каменистый берег. Они достают до трупа Плантины, словно пробуя его на язык, осторожно, пока еще неуверенно, нерешаясь пока приблизиться и утащить ее.
Согреваясь собственным теплом, и теплом волка, который теперь прижимается ко мне, я со странной отрешенностью жду, когда придет кто-нибудь еще, искать выживших. Сжимаю в руке острый стилет и обещаю себе, что моя рука не дрогнет, если будет нужно. Я уже видела смерть, и я не хочу чтобы я, или Клем, оказались на месте плантины, голова которой, при каждом следующем наплыве волн, оказывается все глубже и глубже в воде. Еще немного, и море сможет утащить ее с собой. Ведь этого же она хотела?
Спустя, наверное, полчаса, мой взгляд вдруг цепляется за судно, плывущее со стороны монастыря. Сам монастырь теперь от нас метрах в двухста, так далеко нас с КЛем забросило течением.
Я смотрю на кажущиеся отсюда крошечными весла, которые словно маленькие лапки водомерки, перебирают туда сюда, превозмогая немилосердное течение и волны.
Я вижу, как они вылавливают из воды одну из утопленниц. До меня доносятся едва слышные крики.
Кажущееся отсюда крошечным бездыханное тело утопленницы затаскивают в лодку и снова начинают работать весла.
Отползаю поближе к камням, которые будут лучше скрывать меня. Ведь если я вижу лодку, то и те, кто на ней вполне могут увидеть меня на берегу.
С ужасом смотрю, как они ловко вылавливают одно тело за другим, втаскивая их внутрь, словно это не люди, а какая-нибудь рыба. Ведь я могла оказаться на их месте, и Клем тоже. Скольких они уже выловили? Неужели все девушки до одной утонули? Неужели никто не доплыл до маяка?
А был ли вообще этот маяк? Теперь я уже почти уверена, что нет.
Мать Плантина уже почти полностью скрылась под водой и вода начинает приближаться к лежащей клем, завернутой в накидку.
Здесь больше нельзя оставаться, скоро будет утро и мы будем как на ладони. А когда они хватятся пропавшей матери Плантины, они начнут прочесывать здесь все и перевернут вверх дном каждый камешек, в этом сомнений нет.
Я подползаю к Клем и трогаю ее. Дышит она прерывисто, но от моего прикосновения открывает глаза.
— Что… Какого… Элис, это ты? — хрипло говорит она. — Я умерла и попала в преисподнюю?
— Ты не умерла, — говорю я.
— Тогда почему мне так тепло? Что происходит?
Я вытащила тебя, но теперь нам надо идти. Ты можешь встать?
Она стонет от боли и начинает кашлять, содрогаясь всем телом.
— Не знаю, могу ли я идти, но я точно могу ползти, а еще мне очень хочется кого-нибудь убить…
— Это уже сделали за тебя, — говорю я показывая на Плантину, которая теперь едва виднеется, когда на нее набегает волна.
Клем поворачивается и с ужасом смотрит на нее.
— Кто это?
— Плантина…
— Ты убила мерзкую тварь?
— Не кричи ты так, — шепчу я.
— Ты ее убила? — с восторгом спрашивает Клем.
— Можно сказать, что и я. Но радоваться тут нечему.
— Как нечему? Да если бы я могла, я бы лично ей глотку перегрызла.
— За тебя это сделал волк. Ты можешь встать? Пока ночь, нам лучше убираться отсюда.
Волк начинает скулить, когда видит, что мы с Клем собираемся идти в сторону дороги.
Он хватается зубами за мою изодранную одежду и тянет нас в сторону леса.
— Кажется, он считает, что нам лучше укрыться в лесу.
Волк отбегает в сторону леса, а потом возвращается к нам.
— А ведь мохнатый прав, — говорит Клем. — В лесу у нас куда больше шансов укрыться.
— Я думала украсть лошадь, — говорю я.
— Ты еле на ногах стоишь, Элис, ты сейчас даже конфетку у ребенка украсть не сможешь. Пойдем в лес, как говорит твой волк. Главное, чтобы нас не увидели, эти, с лодки.
— Да.
— Скольких они уже выловили? — спрашивает Клем.
— Я думаю, что никто не выжил.
— Кроме нас.
— Кроме нас…
Мы входим в лес и под моими ногами, обутыми в безразмерные сапоги Плантины, начинают трещать сухие сучья.
— Надо бы нам разжиться еще одной жирненькой монашкой, чтобы отобрать у нее еще пару таких сапожек.
— Хочешь я отдам их тебе? — спрашиваю я и начинаю стягивать их.
— Нет, довольно уже и того, что ты отдала мне целую шубу. Мне теперь тепло как в аду.
Мы идем вслед за волком, который ведет нас по звериной тропе, скрытой среди высоких елей. Идем медленно, едва переставляя ноги, но с каждой минутой неумолимо отдаляемся от проклятого монастыря.
Когда сил у меня уже совсем не остается, я не говоря ни слова, падаю на землю и прислоняюсь к жесткому, покрытому бугристой корой дереву.
Клем садится рядом и вытягивает ноги.
— Что мы будем делать без еды и воды? — спрашиваю я неизвестно у кого, возможно у сухих ветвей полумертвого дерева, которое смотрит на нас и словно пытается дотянуться.
— Тебе не хватило того моллюска, похожего на соплю, которым нас поподчевали добрые монашки? — с улыбкой спрашивает Клем. — Я вот никогда не забуду.
Я закрываю глаза и сжимаю в руке стилет, в любой момент готовая отразить любую опасность. Каждый шорох вызывает во мне ужасную тревогу. Но когда я вижу, что Клем спит, прислонившись к моему плечу, мне становится как-то спокойнее.
Я прикрываю веки и тут же чувствую, что начинаю проваливаться в сон. Волк садится рядом со мной и согревает меня с другой стороны. Мне становится так тепло и уютно, словно я снова дома.
Будит меня громкий хруст ветки неподалеку. И человеческий голос.
— Спокойно! Все остаются на местах.
29
Ивар
Поднимаюсь все выше, пока не прорезаю мощными крыльями облака, вырываясь на безветренную ночную гладь разреженного неба.
Восторг переполняет все мое тело и я наслаждаюсь полетом, словно в первый раз, чувствуя после долгого перерыва, как сильно мне этого не хватало. Внизу, под облаками, в сверкают вспышки молний, пугая несчастных жалких людей, не способных летать. Они прячутся, словно крысы по своим норам, страшась того, что приходит с неба.
Мои мысли путаются с чувствами дракона, которого теперь во мне больше и чья сила теперь имеет власть диктовать свои желания. Я тешу дракона, отдавая ему контроль и наблюдаю словно со стороны за тем, как он резвится, на бешеной скорости пролетая над облаками и вызывая бесчисленные вихри закручивающегося ветра, тянущиеся за ним, как щупальца исполинского осьминога.