Измена. Отбор для предателя (СИ) - Лаврова Алиса. Страница 6

— Да, конечно.

— На дне озера, возле пристани, лежит сундук с цепью. Он погружен глубоко в илистое дно, так что найти его будет нелеко, но ты найдешь. Разыщи человека, который поможет тебе достать его со дна. Там спрятано мое наследие. Ты запомнила?

— Да, — киваю я, — на дне, возле пристани, под слоем ила лежит сундук.

— Умница, хорошая девочка. Но не говори своему мужу, не говори Ивару. Он не должен знать. Никто не должен знать, что там, и никому не должно достаться его содержимое. Это только твое. Только твой дар поможет раскрыть его.

— Какой дар? Мама, я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты все узнаешь, когда найдешь. Поклянись, что не забудешь разыскать его.

— Я не забуду. Я клянусь. Если хочешь, я прикажу разыскать его прямо сейчас, я попрошу солдат мужа…

— Нет! Ты разве не слышала, что он не должен знать? Ты вообще слушала меня?

— Прости, я запуталась, — говорю я, — это все так странно…

— Возьми то, от чего я отказалась ради тебя, оно пригодится, — эти слова она уже говорит сквозь сон, и дальше я ничего не могу разобрать.

Я еще какое-то время сижу с матерью, сжимая ее руку, а потом тихонько ухожу, когда уже в третий раз слышу нетерпеливый стук в окошко. Муж заждался меня, и не стоит слишком испытывать его терпение.

— Я навещу тебя завтра, мама, — говорю я и целую ее в лоб.

— Пообещай, что найдешь наследие, — говорит она сквозь сон.

— Я обещаю, я найду. Спи, мама.

Ивар

Драконы не хоронят своих в землю.

Пламя от погребального костра поднимается высоко, сжигая без остатка все воспоминания о ней. То, что горит здесь — моя прошлая жизнь. Сухие бревна стреляют искрами, отчего люди, стоящие на первой линии вздрагивают.

Сегодня хоронят мою Элис, хоронят для всех, кроме меня, ибо я похоронил ее в душе еще несколько дней назад. Мне пришлось это сделать.

Распорядитель Даррен просит людей отойти подальше, он расставляет руки пошире и тихо просит людей отойти, расширяя круг. Его пожилое лицо кажется сегодня особенно печальным, хотя и в обычные-то дни весельчаком старика не назвать.

Все, кто видел Элис живой в ту ночь, кроме него, теперь далеко отсюда. Хотя, это как посмотреть…

Я поднимаю дочь на руки, она глядит в огонь и в ее глазках отражается свет костра. Понимает ли она хоть что-то? Девочке уже четыре, возможно ей стоит что-то попытаться объяснить.

— Когда мамочка вернется? — настойчиво спрашивает Лили не отрывая взгляда.

Как же она похожа на нее.

— Не скоро, дочка, мама в очень долгом путешествии. Огонь перенес ее на ту сторону.

— На ту сторону?

— Да. Сейчас она далеко. Очень далеко, дочь моя.

— Но она же вернется?

Стоит ли сказать ей, что теперь ее мать мертва?

Я смотрю в глаза дочери и ничего не отвечаю. Что-то в сердце отзывается на ее взгляд и мне становится жаль ее. Нет. Ей говорить еще рано. Довольно и того, что она видит этот костер. Она запомнит его, хоть и не понимает сейчас, что он означает. В будущем, когда она вырастет, она все поймет.

— Твоя мама решила, что без нас ей будет лучше, и теперь нам придется жить без нее. Возможно, однажды, вы встретитесь снова.

Я сознательно обманываю дочь. Подумать только, великий князь Ивар Стормс проявляет малодушие.

— Но я хочу к ней, хочу к маме, — девочка начинает плакать. — Я хочу к маме!

Я ловлю понимающие взгляды собравшихся. Они смотрят на меня тепло. Еще бы, ведь для них я за одну ночь потерял и жену и второго ребенка. Для них я убитый горем отец и муж. Они уже успели осыпать меня ворохом своих никчемных соболезнований, теперь они будут сверлить меня взглядами полными жалости.

Что ж, это придется перетерпеть.

Я вздыхаю и передаю Лили няньке, которая уже тянет руки, чтобы унести капризное дитя.

Лили мало лет, она быстро забудет мать. Это хорошо, если же нет, придется отослать ее, как я и планировал. Видеть ее каждый день с одной стороны приятно, это моя кровь, моя плоть. Но с другой стороны, она слишком сильно похожа на мать. Невозможно смотреть на нее и не помнить глаза Элис в ту ночь, ее слезы, ее крик отчаяния.

Нет. Я не мог поступить иначе. Она не оставила мне выбора. Она предала меня и я сделал все так, как нужно.

Но на сердце все равно пустота, словно из жизни выдернули что-то важное, что-то постоянное, чего не замечал, а стоило убрать, как стало ясно, что без этого тяжело.

Как же долго горит это проклятое дерево. Мне хочется обернуться в дракона прямо сейчас, несмотря на запрет, и добавить костру пламени, чтобы все поскорее закончилось.

Минуты тянутся бесконечно долго, солнце уже заходит и становится темно, а костер все еще догарает. Я должен быть здесь. Я должен дождаться, когда последний язык пламени исчезнет. Только тогда душа умершего считается покинувшей этот мир без остатка.

Когда костер, наконец, догарает, на небе уже давно светят звезды. Они особенно ярки сегодня, едва не выжигают глаза своим светом.

Собравшиеся безмолвно прощаются со мной, едва заметно кланяясь и складывая руки в подобающем жесте.

Последним ко мне подходит барон Ридли. Он единственный осмеливается вымолвить слово, как мой ближайший друг и соратник, с которым я проходил и школу и академию.

— Держись, друг мой, ради дочери, ради памяти об Элис. — Она была прекрасной женщиной, видит бог, она не заслужила такой участи. Он обнимает меня и хлопает рукой по моей спине. Я нехотя отвечаю на его объятия. Хотя предпочел бы, чтобы он как и все остальные ушел без лишних разговоров.

Сегодня он не весел, как обычно, не шутит и не язвит. Пожалуй, сегодня я впервые вижу молодого барона Ридли вполне серьезным.

— Я любил ее больше жизни, — говорю я, — эту утрату не восполнить.

— Да, понимаю тебя, скажу тебе честно, я в жизни не видел и не знал женщины прекраснее. Она была душой нашего княжества, такая доброта, такая красота. Когда я узнал о ее смерти, я клянусь тебе, я чуть не зарезал слугу, который мне это сообщил. Я был убит горем.

В сумерках я вижу, как на его глазах наворачиваются слезы.

— Не знал, что вы были так близки, — говорю я сухо.

— Знаешь, всякий раз, когда вы гостили у нас, или мы встречались где-нибудь, словно солнце выходило из за туч. Жаль, очень жаль. А Лили, как должно быть тяжело малышке без матери, — продолжает говорить он, не обращая внимания на мои слова.

— Время пройдет, и она все забудет, — говорю я с трудом скрывая раздражение.

— Да, дети быстро забывают, не то, что взрослые.

Я смотрю ему в глаза и мне кажется, что я вижу в них какой-то странный огонек. Словно он хочет сказать что-то но не решается. Проходит мгновение, и он отводит взгляд.

— Спокойной ночи князь, — говорит он, — как всегда, ты знаешь, любая помощь, какая возможна… Я весь к твоим услугам.

— Спасибо, — говорю я, и когда он уходит, я задумчиво гляжу ему вслед.

Может ли он знать что-то? Он дразнил меня, или мне показалось? Но зачем ему это делать? Что если он как-то разнюхал о том, что на самом деле случилось той ночью?

Я стираю ладонью пепел с лица. СОзнание играет со мной в злые игры. Я не сплю уже четвертый день. Мне нужно поспать. Ридли мой друг, конечно он переживает смерть Элис, они же были знакомы. Нет смысла подозревать его в чем-то.

Но что если она путалась с ним?

Он по всем представлениям женщин красив, богат, знатного рода, могла ли она пойти на это с ним?

Жестокое чувство ревности и злобы начинает подниматься с самых глубин моего сердца. Каким соловьем он разливался. Разве так говорят о покойной жене друга? А что если он знает о ребенке? Нет… Это бред… Ридли не мог так поступить со мной.

Только не он.

Но что если все-таки он?

Нужно выяснить наверняка.

— Привал, — будит меня грубый мужской голос, доносящийся издали. — Лошадям нужно отдохнуть. Мать Плантина, скажите девкам, чтобы набрали хвороста.