Империя. Роман об имперском Риме - Сейлор Стивен. Страница 20

Но наконец они в Риме, и им не сыскать лучшего друга и наставника, чем Клавдий.

– Может, поднимемся на Палатин? – предложил Клавдий. – Посмотрим хижину Ромула, храм Аполлона…

Мессалина закатила глаза:

– Муж мой, нельзя же за день показать весь Рим!

– О чем я только думаю? Ты же наверняка устала, д-д-дорогая. С твой стороны было подвигом вообще пойти.

– Я не могла упустить возможность поприветствовать твою чудесную родню. – Мессалина обвела всех взглядом. Ее глаза задержались сперва на Кезоне, потом на Тите.

– Но тебе нельзя переутомляться, – забеспокоился Клавдий. – Я кликну носилки и отправлю тебя домой.

Мускулистые рабы подошли с носилками. Двое из них устроили Мессалину на мягком ложе. Поцеловав супругу на прощание, Клавдий задернул богато вышитые шторки, чтобы уберечь ее от посторонних взглядов. Когда носилки тронулись, Мессалина раздвинула шторки пальцем и вы глянула. Ее взор пал на Тита, который как раз смотрел на нее.

Клавдий и женщины обсуждали маршрут на остаток дня и ничего не заметили, но Кезон увидел и услышал все: пронзительные взгляды, которыми обменялись его брат и Мессалина; прищур ее глаз и чуть разомкнутые губы; короткий мычащий звук, изданный Титом и сопроводившийся вздохом.

Шторки сомкнулись. Носилки скрылись из виду. Тит повернулся к Кезону, и тот с неодобрением покачал головой.

Тит вскинул бровь и криво улыбнулся:

– Теперь мы в Риме, брат.

41 год от Р. Х.

Кезон встряхнул в ладони и швырнул на стол три игральные кости. Вышли две четверки и единица.

– Слабовато для тебя, брат. Никуда не годится! – Тит подобрал кости и метнул сам. Выскочили единица, шестерка и тройка. – А для меня – бросок Венеры [12]. Я выиграл! Носить фасинум нынче мне.

– Его все равно никто не увидит под тогой.

– Но тем не менее он будет там, вблизи от сердца, когда нас примет император. Мы долго ждали этого дня, Кезон.

Со дня прибытия близнецов в Рим прошло три месяца. Они поселились в доме на Авентине, невдалеке от того, где родились. Он не отличался роскошью и находился слишком низко на склоне, чтобы любоваться видами, но был достаточно просторным для размещения всех четверых вместе с рабами, и еще оставалось место на случай прибавления в семье.

Пока близнецы облачались в свои лучшие тоги, их жены надевали самые красивые столы и вносили последние поправки в новые прически. Они быстро переняли римскую моду, хотя Артемисия осталась более консервативной, уважив нелюбовь Кезона к показухе. Втайне она завидовала Хризанте, пышно взбитые волосы которой возвышались над теменем, словно многоквартирный дом в Субуре.

В специально нанятых по столь торжественному случаю роскошных носилках обе четы отправились на Палатин в императорский дом. Стоял приятный день януария, и бледное солнце светило сквозь высокие перистые облака. Когда они миновали древний Ара Максима, Великий алтарь Геркулеса, Тит настоял на остановке. По совету Клавдия он наконец взялся за историю Ливия, где в первой главе повествуется об освящении Ара Максима. Титу показалось, что осмотреть сооружение подобает именно в этот день.

Алтарь был сложен из массивных каменных блоков – грубо обтесанных и выглядевших очень древними. Рядом высилась великолепная бронзовая статуя Геркулеса, вооруженного дубиной и облаченного лишь в накидку из львиной шкуры. По их приближении им предложил свои услуги жрец. За несколько монет он вылил на алтарь немного вина и возжег курения, тогда как Тит прочел молитву за благополучный исход аудиенции у императора.

После Тит разъяснил Артемисии и Хризанте особое значение алтаря для Пинариев.

– Задолго до появления на Тибре города, когда на Семи холмах жили лишь пастухи да редкие торговцы, здесь побывал Геркулес, который гнал стадо быков. В пещере на Палатине, вон там, жило чудовище по имени Какус, наводившее ужас на местных жителей. Какус совершил ошибку, попытавшись похитить у пришельца быка, – он не знал, с кем имеет дело! – и Геркулес в жестокой схватке убил чудовище прямо на этом месте. А Пинарии жили здесь даже в те стародавние времена, ибо Ливий сообщает, что именно Пинарий заложил жертвенник – самый первый алтарь божеству на Семи холмах.

Кезон, молчавший с того момента, как они сошли с носилок, наконец подал голос:

– Геркулес не был богом, брат.

Тит покосился на него:

– Строго говоря, при жизни он был полубогом, так как Юпитер зачал его от смертной женщины. Но после смерти он присоединился на Олимпе к богам.

Кезон негромко фыркнул:

– Если ты веришь в такую чушь.

– Кезон! – Тит скрипнул зубами.

Брат не впервые выражал столь крамольные мысли, но богохульство в общественном месте, где кругом чужие уши, а тем более рядом со святилищем, издревле связанным узами с их собственным родом, выходило за рамки приличий. Тит попросил Артемисию и Хризанту вернуться в носилки, после чего сквозь зубы обратился к Кезону:

– Научись различать, брат, когда можно говорить, а когда лучше оставить свои мысли при себе.

– А что? Юпитер поразит меня молнией, если услышит?

– Не исключено! Мне кажется, брат, или с прибытием в Рим твои нечестивые взгляды только усугубились? Я надеялся, что здесь, не подвергаясь влиянию иудейских мистиков из Александрии, ты станешь ближе к богам. Я знаю, что и отец на это рассчитывал.

– Не приплетай отца.

– Почему бы и нет? Если человек почитает родителей, он почитает богов, и наоборот. Похоже, тебе не по нраву и то и другое. У александрийцев давняя традиция дозволять проповедование любых заморских идей, даже опасных, и мы видели результат: боги давным-давно словно покинули этот город. Но сейчас мы в Риме, в сердце мира, центре мировой религии. Здесь дом нашего императора, который также является великим понтификом, высшим из жрецов. Спускаясь на землю, боги избирают своей обителью Рим. А почему? Потому что никакой другой город не предлагает им столько блистательных храмов и алтарей, где благочестивый люд приносит им жерт вы. А Рим в ответ благословлен небесами превыше всех городов. Здесь, в Риме, тебе надо научиться держать нечестивые мысли при себе и должным образом почитать богов. Этого требую не я, но боги.

– Нет, именно ты, Тит. Твоим богам ничего не надо, потому что они не существуют.

– Что за кощунство, Кезон! В богов верят даже твои иудейские мистики в Александрии, пусть и возносят одного над всеми прочими. Разве их бог Иегова не заповедал им: «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим»? Как видишь, Кезон, я кое-что знаю об идеях, которых ты понабрался в Александрии, хотя и не представляю себе бога, который требует от своих почитателей отвергнуть его товарищей-богов.

Кезон покачал головой:

– Ты ничего не понял, Тит. Я пробовал тебе растолковать…

– Мне ясно одно: тот, кто отрицает богов, напрашивается на их кару.

Кезон вздохнул:

– Полагаю, сегодня мы встретимся с одним из твоих так называемых богов.

– Что ты имеешь в виду?

– Говорят, Калигула считает себя богом. Или богиней, когда переодевается Венерой. Нам упасть на колени и поклониться ему? – Тон Кезона был саркастичным, но Тит ответил серь езно:

– Вообще говоря, перед входом к нему от нас могут потребовать признать божественное происхождение императора. Ты не умрешь, если пробормочешь молитву и воскуришь не много фимиама. Давай покончим со спорами и вернемся к женам.

Пока носильщики взбирались на Палатин, Хризанта пыталась развлечь Тита беспорядочными предположениями. Окажется ли при императоре его жена Цезония? Во что она будет одета? Появится ли юная дочь? Тит время от времени что-то бурчал в ответ, но не слушал. Спор с Кезоном выбил его из колеи. Тита одолели нежеланные мысли. С тех самых пор, как прибыл вызов, Тит дни напролет твердил себе, что аудиенция у императора – небывалая честь и прекрасная возможность; что ее надо желать, а не страшиться. Однако теперь он вдруг встревожился, не зная, чего ожидать. Об императоре ходило великое множество странных слухов.