Пробуждение Оливии - О’Роарк Элизабет. Страница 24

«Ты справишься».

Я отгоняю собственные мысли и вместо этого концентрируюсь на том, что мне сказал Уилл. И я лечу!.. Вниз по полю, к лесной опушке. Какое-то время рядом со мной бегут лишь две другие девушки, и когда мы преодолеваем первую милю и я смотрю на часы, то понимаю, что мы втроем просто несемся. Вот почему было так тяжело: мы пробежали первый круг очень быстро, и как бы я в себе ни сомневалась, мой результат говорит о том, что я молодец.

Все правда в порядке. Сегодня у меня есть все, что мне нужно. И, осознав это, я тут же вырываюсь вперед и забываю обо всех, кто остался позади. Я не соревнуюсь с ними. Я соревнуюсь с собой. Я борюсь с желанием замедлиться, с жжением в мышцах, с болью в груди. Когда остается одна миля, я выпускаю всю энергию, что у меня осталась. Я выжимаю максимальную скорость, и со мной по-прежнему все хорошо, когда вдали показывается линия финиша, когда я выхожу из-за поворота и слышу приветственный звон колокольчиков и крики толпы. Вот тогда я понимаю, что у меня действительно получится. Я достигаю финиша и в первую очередь ищу взглядом Уилла. Он уже бежит мне навстречу, ликуя, и что-то в моей груди тоже тянется к нему, как будто мы связаны. Он быстро ко мне подбегает, но затем резко останавливается и просто хлопает меня по плечу.

– Ты это сделала, – говорит он, и я еще никогда не видела у него такой широкой улыбки. – Ты побила рекорд трассы.

Я улыбаюсь ему в ответ, страстно желая сказать или сделать что-то такое, на что я не способна. Я хочу сказать ему спасибо за то, что он верил в меня. Хочу обвить его шею руками и обнять его так, как меня сегодня обнимала его мама.

Вместо этого я просто стою, потеряв дар речи, не в силах озвучить слова благодарности, застрявшие у меня в горле.

Глава 23

Уилл

Я обещал Джессике, что поеду к ней после соревнований, но вместо этого, сам того не осознавая, направляюсь на ферму.

Как и всегда, мама широко улыбается, стоит мне появиться. Меня просто убивает то, как ей должно быть здесь одиноко: она много лет жила в полном доме, и всего за три года он совсем опустел.

– Не ожидала увидеть тебя сегодня снова, – говорит она.

– Просто решил заскочить на минутку, проверить, как там лошади.

Мама хорошо меня знает. И ей известно, что я всегда проверяю лошадей, если мне нужно что-то обдумать. Когда-то для этого у меня было скалолазание, но теперь это кажется эгоистичным, словно я потакаю своим желаниям, тогда как на ферме уйма работы.

– Как пробежала Оливия? – интересуется мама.

Я не могу удержаться: на моем лице расцветает широкая улыбка. Мне приходилось противиться этому почти всю обратную дорогу от соревнований до кампуса.

– Она побила рекорд трассы!

– Я очень рада. Она мне правда понравилась.

Это я и сам понял. Оливия вновь пробудила в ней материнское начало, как какой-то очаровательный малыш. Мама была в шаге от того, чтобы усадить ее на детский стульчик и начать кормить с ложечки.

– На вкус и цвет… – отвечаю я.

– Ну что ты такое говоришь? – Она цокает. – Оливия была очень милой.

По какой-то причине соглашаться с ней в чем-либо насчет Оливии кажется… опасным.

– Она действует мне на нервы. – В ответ на это мама бросает мне настолько свирепый взгляд, какого я давно уже не видел.

– Каким это образом она может действовать тебе на нервы?

– Просто действует, и все.

Вот только… это неправда. Конечно, она по-прежнему ни черта меня не слушает – ни насчет лошадей, ни насчет посуды, ни даже насчет еды. (Хоть сегодня Оливия и не прекращала жаловаться по этому поводу, вчера она съела от силы полпорции.) И все же мне было странно… легко рядом с ней, чего я никак не ожидал. Комфортно. Возможно, именно это так усыпило мою бдительность, что я позволил случиться тому моменту на кухне. Я вспоминаю, как чувствовал ее тело, прижатое к моему, как при этом выглядели ее губы, спелые, словно бы приглашающие, – и я вздрагиваю.

Испытывать к Оливии неприязнь намного, намного безопаснее, чем иные чувства.

Мама склоняет голову набок, изучая меня излишне внимательно.

– Как у вас дела с Джессикой?

Я вздыхаю. Да, Джессика – моя девушка, о существовании которой я то и дело забывал прошлым вечером.

– Нормально. У нас все хорошо.

– Вы уже довольно долго встречаетесь, – замечает она. – Тебе не кажется, что в таком случае должно быть немного лучше, чем «нормально»?

– К чему ты клонишь? – коротко спрашиваю я.

– Просто я думаю, что Джессика относится ко всему этому несколько серьезнее, чем ты, – пожимает плечами мама.

У меня нет никакого желания обсуждать это с кем бы то ни было, особенно с ней.

– Мы встречались совсем не так долго, и мы оба еще совсем молоды. Я уже говорил ей, что еще очень не скоро женюсь.

– Только потому, что ты это сказал, не значит, что она в это поверила, – предупреждает меня мать.

Я направляюсь к конюшне, внезапно осознавая, что в последнее время у меня слишком много вещей, о которых я стараюсь не думать. И все они связаны с женщинами.

Поэтому я с головой погружаюсь в уборку. К тому моменту, как меня покидает беспокойство и я снова начинаю чувствовать себя уверенно, солнце уже садится.

А это значит, что я страшно опаздываю.

Джессика приготовила нам ужин, и он остыл.

Я извиняюсь перед ней, объясняя свое опоздание тем, что мне нужно было поехать к маме; строго говоря, это неправда, однако я ведь не могу ей сказать, что времяпровождение на ферме мне приносит покой и умиротворение, а у нее дома – нет.

– Все в порядке, – отвечает она. – Я его просто разогрею.

Я чувствую себя виноватым и раздражаюсь из-за этого чувства – отчего мне становится еще хуже. Джессика заслуживает кого-то гораздо более внимательного к ней, чем я.

– Тебе необязательно было все это делать… Я думал, мы поужинаем в ресторане.

– Мы не можем все время питаться в ресторанах, – цокает она. – Ты должен чаще принимать мою заботу.

Я чувствую в груди укол беспокойства. В последнее время в стремлении Джессики наводить домашний уют появилось что-то слегка настораживающее. Пару недель назад она даже предложила стирать мои вещи, от чего я отказался. Я миллион раз говорил ей, что не хочу остепеняться. Более того, я даже намекал, что не уверен, захочу ли вообще.

Сейчас у меня впервые возникает тревожное чувство, что моя мама, возможно, была права.

Глава 24

Оливия

Когда в понедельник я прихожу на стадион, то сразу чувствую, как что-то изменилось.

Это первая победа девушек более чем за пять лет, и мы все испытываем воодушевление, обновленную преданность делу. На этой тренировке все выкладываются по полной, задействуют резервы, о существовании которых и не подозревали. Только по окончании занятия, когда мы собираемся вокруг Уилла, это чудесное настроение рассеивается – по крайней мере у меня.

– Финн, если ты снова придешь первой на следующей неделе, мы точно сможем занять как минимум призовое место! – восторженно восклицает Николь.

Это мгновенно вызывает неприятное чувство у меня в животе. Скорее всего, все присутствующие об этом уже думали, но теперь это озвучили вслух, и надежда стала официальной. Им всем нужно, чтобы я пришла первой, и, если я этого не сделаю, они будут разочарованы. Все целиком зависит от меня, а я этого не хочу. Разумеется, Николь права; вероятно, именно поэтому ее слова меня так беспокоят.