Неизвестный маршрут - Бушков Александр Александрович. Страница 31
– Ну да.
– А чем он занимался?
– Обеспечением безопасности так называемого маршрута «Дельта». Это...
– Я уже знаю, что это, – сказала Марина. – Спецрейс «птицы-призрака». И вы должны были ему в этом помогать... Правильно? Ну вот, видите, я много знаю... Что было в самолете?
– Мне неизвестно. Но у Тимофея имелась информация, что груз попытаются захватить.
– Кто?
– Я не в курсе.
– А он?
– Не думаю.
– Бородин?
– Ну, откуда мне знать?! Он делал все, что в таких случаях принято – проверил аэропорт, чтобы исключить возможное нападение на летном поле, перетряс персонал, знавший о посадке самолета, сам поднялся на борт...
– А вы старательно сливали информацию Бородину?
– Да.
– Его интересовал самолет?
– Не особенно. Его гораздо больше интересовали дела Тимофея. Именно о них он и выспрашивал.
– А он знал, что это за рейс? Что собой представляет «Первая звезда»?
– Да.
– И знал, что самолет пропал?
– Да. Но и это его не особенно занимало. Он сосредоточился на другом: направить по ложному следу того, кто придет Тимофею на смену. Обработал эту вашу шлюху...
– Сам?
– Да.
– Почему он сам делает то, что мог бы поручить другим?
– Не в курсе...
– Почему?! – рявкнула Марина.
Петр наклонился к ней. Его лицо блестело от пота.
– Да потому, что ставки слишком высоки! Со дня на день здесь состоится переворот, понятно вам?! И у меня стойкое убеждение, что дело не ограничится одной этой республикой, нити тянутся и в соседние...
– Ага, – сказала Марина.
– Вы что, не понимаете, что Бородин немало слышал о вас еще до того, как вы здесь объявились? Как, по-вашему, мог он знать такие вещи без серьезных связей там, дома? Специфических связей...
– Намекаете, что у нас в конторе – его «кроты»?
– Говорю вам, дело серьезное.
– То есть?
– В такие тонкости я предпочитаю не лезть, – сказал Петр убежденно. – Тех, кто сует нос столь глубоко, в живых обычно не оставляют. Вы зря надо мной иронизируете. Может, я и разжирел чуточку, но хватки не потерял. Я уверен, что дело тут не исчерпывается простым военным переворотом, чтобы поставить на смену дружественного к компании политика еще более дружественного. За кулисами есть что-то еще. Но лично я предпочитаю не вникать. Так безопаснее. Пешек вроде нас с вами нисколько не жалеют в играх подобного размаха... У вас что, нет инстинкта самосохранения?
– Как не быть... – сказала Марина. – Я же не идиотка...
– Вы действительно убили Смородина?
– Так получилось, – сказала Марина без эмоций. – Он мне здорово мешал... Значит, вы его все же знали?
– Да.
– В одной упряжке работали? Да, кстати... Тот капитан-спецназовец, что попался нам по дороге из аэропорта... как его, Ракитин? Тот, которого вы откровенно боялись... Он что, тоже в игре?
– Не в нашей. Это просто молодой, честолюбивый Наполеон, который наращивает мускулы и копит информацию, чтобы сыграть когда-нибудь свою партию. Когда почувствует, что зубы достаточно длинные. Он и ко мне подбивал клинья, и за Бородиным пытался следить...
– А что за логово у Бородина в Снежинске?
– Понятия не имею. Я к этому не имел никакого отношения.
– Так... – сказала Марина. – Вы говорите, Бородин хотел направить по ложному следу того, кто придет Тимофею на смену... Выходит, он точно знал, что Тимофей не вернется?
– Такое впечатление... Марина...
– Кто? – спросила она вкрадчиво. – Какая еще Марина? Кто вам сказал, что я Марина?
– Бородин. Он знал о вас все. Не удивлюсь, если окажется, что просматривал ваше личное дело. На самом деле вас зовут Марина, вас маленькой подобрал где-то в захолустной России Старик и привез в Питер. Вы стали для него чем-то вроде приемной дочери... Потому и чувствуете себя так уверенно. Старик все еще на посту, с ним считаются. Но сейчас и он вас не спасет. В игре чересчур большие шишки. Это чувствуется. Дело никак не похоже на обычный переворот в «угольной республике»... Лучше всего, если мы прямо отсюда поедем к Бородину. Он вовсе не настроен вас обязательно убирать. Вы ему вполне можете пригодиться. Молодая, отчаянная, способная, приемная дочь Старика...
– Он что, поручил вам меня вербануть?
– Нет. Просто говорил, что не намерен непременно вас убивать. Вам может найтись неплохое местечко в здешних раскладах. Будет много неплохих мест...
– Вам неуютно одному в дерьме, Петр? – тихо спросила Марина. – Ну да, конечно, кому же понравится... В компании как-то веселее и уютнее, я понимаю...
Он сверкнул на нее глубоко запавшими глазами.
– Да ни черта вы не понимаете! Бросьте эти штампы – помойка, предательство, измена!.. Я что, снюхался с китайцами или с какими-нибудь эскимосами? По большому счету, это все внутренние дела, и не более того.
– Охотно верю, – сказала Марина. – Только есть один немаловажный нюанс: вы не вольный художник, который вправе переходить на любую сторону. Вы – наш правительственный агент, в вашу задачу как раз входит присматривать за субъектами вроде Бородина, а не продаваться им с потрохами.
– Легко вам рассуждать! Юной, нахальной максималистке... Попробуйте взглянуть на проблему с точки зрения человека пожившего, обладающего немалым житейским опытом, обремененного детьми...
– Когда-нибудь обязательно попробую. Лет через двадцать.
– Отдайте пистолет! Давайте обговорим все спокойно, как разумные люди. Я уверен, Бородин с удовольствием...
Марина протянула руку и выкрутила приемник на максимальную громкость. Петр недовольно поморщился, но предпринять что-то или произнести хоть слово не успел. Марина резко рванула его на себя левой рукой, выставив его же собственный пистолет, так что он сам ударился правым виском о дуло...
Выстрела не было слышно за ревом приемника, разве что салон заполнил тухлый запах пороховой гари. Опустив стекло, Марина включила вентиляцию до отказа, оттолкнув отяжелевшее тело к левой дверце. Убавила звук. Огляделась.
Со стороны домов прямо к машине направлялись две темные фигуры в характерных головных уборах, подсвечивая себе фонариками. Кобуры справа, дубинки слева. Полицейский патруль. Чисто случайный, надо полагать, но все равно неприятно...
Она прибавила громкость и подняла стекло. Буквально через минуту в салоне стало светло, его залил резкий, белый луч мощного полицейского фонаря.
Марина самозабвенно продолжала свое занятие, нимало не смущаясь тем, что оказалась ярко освещенной. Таращившиеся снаружи полицейские должны были разглядеть во всех подробностях не столь уж редкую картину: мужчина средних лет откинулся на сиденье, закрыв глаза, не шевелясь, а оседлавшая его девушка в распахнутой блузке взасос целовала приятеля, засыпав его лицо распущенными волосами, извиваясь и громко постанывая.
Они не могли видеть ни лиц, ни крохотной дырки на виске Петра. В глаза им прежде всего бросилась голая Маринина грудь и задница в узких трусиках, выставленных на обозрение из-под задранной выше пояса юбки. Чем, надо полагать, и любовался патруль какое-то время, поскольку луч фонарика больше не метался, старательно освещая Марину. Полицейские не подозревали, что при любом неудобном раскладе вмиг станут покойниками. Марина положила оба ствола на пол, возле сиденья, только руку опустить...
Обошлось. Луч погас, послышался громкий смешок, и оба, Марина видела, преспокойно направились к отдаленным домам. Она проворно слезла с мертвеца, привела себя в порядок, опустила стекло со своей стороны и полной грудью вдохнула прохладный вечерний воздух. Стояла пасторальная тишина, по реке плыл ярко освещенный катер, оттуда доносилась музыка.
Пожалуй, она и теперь поступила совершенно правильно. Под дулом пистолета оба подручных Бородина, что Смородин, что Петр, дали совершенно одинаковые показания. Вряд ли это изощренная дезинформация. Ну, а оставлять Петра в живых было столь же неразумно, как и полицейского капитана. Он оказался еще трусливее и слабее, чем полицейский, продал бы, как пить дать. Поэтому Марина справедливо оборвала и ведущие к ней ниточки, и внесла опустошения в не столь уж многочисленные ряды доверенных лиц Бородина.