Позволь тебя не разлюбить (СИ) - Лабрус Елена. Страница 14

Лодка пошатнулась, когда Кирсанов схватился за леера, отплёвываясь и отряхиваясь от воды, как пёс.

— Ты дурак? — помогла я ему забраться.

— Испугалась? — сев на пол, привалился он к борту спиной, вытянул ноги.

— Я только недавно вытаскивала тебя из воды, когда ты едва не утонул.

— Я бы не утонул, котёнок. У меня разряд по плаванию. Я служил в морском десанте, был водолазом.

— Очень рада за тебя, — швырнула я ему полотенце.

— Эй, ну не кипятись, — потянул он меня к себе за ногу. — Неужели ты правда веришь во все эти сказки?

— Я верю, что человек не может пробыть под водой больше минуты.

— Я могу пять. Но прости, да, откуда тебе было знать, — вытер он полотенцем лицо. — А что там, на дне?

— Откуда мне знать, — взмахнула я руками. — Русалки. Может, их город, дома, лежбища.

— Честно говоря, ни одной русалки я не встретил, только затопленные сосны.

— Так они тебе и показались, — вредничала я.

— Там очень глубоко, — закутался он в полотенце. — Очень темно, очень холодно и очень похоже на кладбище. Но я знаю, что делать, — он поднялся.

— Я тоже. Ехать домой. Ты меня до смерти напугал, Андрей, — круто развернулась я, но он меня поймал.

— Прости, котёнок, — сгрёб в охапку. Уткнулся носом в шею. — О боги! Как же вкусно ты пахнешь.

— А ты холодный, мокрый, скользкий и воняешь… русалками, — вывернулась я.

На самом деле вонял он тиной, но именно этот запах у меня почему-то ассоциировался с местными ундинами.

— Кстати, в деревне есть музей, если вдруг тебе интересно. Там есть и про подводный лес, и про утопленниц. Почему-то любили в наших краях топиться незамужние девицы.

— А тебе, интересно? — натянул он штаны, а торс так и оставил обсыхать на солнышке, которое появилось, едва мы выехали с русалочьих угодий.

— Я всё это уже видела и слышала не один раз. Но тебя могу отвезти.

— Буду очень тебе благодарен, — тряхнул он волосами.

Чёртов Тарзан! — оценила я косые мышцы живота и тонкую полоску волос, что шла вниз от пупка. Нет, он был не просто хорош, он был охренителен. И хуже всего, что я в него влюблялась, как в грёбаной сказке: не по дням, а по часам. А он и не думал снижать темп.

— Ну, нет, ты не будешь спать здесь одна, — нарисовался он вечером в дверях моей спальни.

Я уже расправила кровать, натянула пижаму.

И, конечно, сопротивлялась, но он не оставил мне шансов, просто поднял на руки и унёс.

Со мной на руках спустился по лестнице.

— Ты будешь спать здесь, со мной, — поставил на пол. — Ничего, чего ты сама не захочешь, я с тобой не сделаю, — коварно улыбнулся он.

— Тогда давай лучше сделаем наоборот, — сказала я, глотая воздух. Нёс меня он, а тяжело дышала я. — Пойдём наверх. Там всё же двуспальная кровать, а тут всего лишь диван, к тому же ужасно скрипучий.

Да, я хотела, чтобы ночью он был рядом, я поняла это ещё три дня назад — чтобы уснуть, мне надо слышать его дыхание и видеть его лицо, едва открывая глаза. Так мне будет спокойнее, но диван был узкий для двоих, а в кресле-качалке я больше спать не могла, я же не кошка.

Он, наверное, удивился, что я так быстро согласилась, но спать с ним и спать в одной постели — разные вещи. И спасибо, что повёл себя как джентльмен: не давил, не настаивал, не приставал.

Тяжесть его руки поверх одеяла не в счёт. Она успокаивала.

Глава 18

Неожиданно, но он оказался прав: с ним я выспалась.

— Скажи, Юль, — пока мой король с утра плескался в душе, наконец, привела я в исполнение свой план и позвонила соседке проконсультироваться насчёт черепно-мозговой травмы.

Как бы хорошо Андрей себя ни чувствовал, меня беспокоило его здоровье.

— Ты что, ушатала своего адвоката до сотрясения мозга? — посмеялась она.

— Если бы, — хмыкнула я.

— В аварию попала? Сбила кого? — сыпались из неё вопросы как из рога изобилия. — Я, конечно, не врач, но в госпитале насмотрелась: с травмами головы лучше не шутить.

Я и без того уже ругала себя за излишнюю самонадеянность, она ещё!

— У вас можно пройти томографию? — Вот пусть отвечает за свой длинный язык. — И сразу к неврологу на приём попасть?

— Конечно. Если надо, я договорюсь.

— А без паспорта?

— Без паспорта? — исчезла из её голоса былая уверенность.

— Понимаешь, он упал с моста в реку, и всё утонуло вместе с машиной.

— У тебя новый мужик, что ли?

И легче было сказать «да», чем объяснять.

— Ну, попробую уладить, — ответила она на моё «да». Явно прикинула, что я ей ещё пригожусь: с соседями лучше дружить. — Перезвоню, — ответила и отключилась.

Я задумчиво постучала телефоном по столу. Экран загорелся, сообщая, что у меня новые воспоминания, и, как назло, выбрал фотографию с Езерским.

Но я вспомнила, что Кирсанов сбросил на мой телефон свои фотографии, и полезла смотреть.

Большинство из них было с панихиды. И на них всё, как говорила Виолетта, и куда хуже, чем я видела на сайте монастыря: Рябцев, снова Рябцев, опять Рябцев. Какие-то женщины, мужчины, священники. Все в длинном, чёрном, траурном. Могильный холм. Памятная доска. Горы цветов.

Но были там и другие снимки.

Белоглазая, кем бы она ни была, и правда выглядела жутко, даже издалека. Чёрный платок, белые глаза — её только в фильмах ужасов снимать. Мужчину, что с ней разговаривал, — серый плащ, руки в карманах, — я видела первый раз. Мне не давала покоя «костяная» женщина, которую упомянула Ляля, и я поняла, что это она, едва увидела.

Очень худая, как скелет, обтянутый кожей. Костяные руки. Костяное лицо. Сказать, сколько ей лет можно было с трудом, женщина выглядела как уже истлевший труп, как скелет старухи. Назвать её «жертвой анорексии» не повернулся язык, но это явно было какое-то заболевание.

А ещё на панихиде я безошибочно узнала вдову.

Высокая и очень красивая девушка, скорее годилась Илье Андреевичу в дочери, чем в жёны, но, когда мужчин это останавливало.

Из-под аккуратной чёрной шапочки каскадом спадали и развевались на ветру светлые волосы. Девушка сжимала в руках букет гвоздик и выглядела тревожно. Хмурая складка на лбу, сжатые губы. Казалось, она смотрит только на могилу, но с другого ракурса было заметно: когда Рябцев звонит, она смотрит на него, не сводя глаз, словно ждёт вестей.

Да, мы с ней были знакомы. Киса привозил её к деду. Но я только сейчас вспомнила, что слышала, как однажды у машины она говорила по телефону:

— Это глупо, Андрей. Всё это уже не имеет значения. Я замужем. Мы повенчаны. Твой отец…

В тот день я понятия не имела, с кем она говорит, но сейчас подумала…

Глава 19

Подумала, что, несомненно, она говорила с моим Королём.

Что в разговоре было что-то личное, что-то большее, чем разговор пасынка и мачехи, с которой они ровесники. Подумала, что между ними что-то было до того, как Катя вышла замуж за его отца.

Воображение утянуло меня так далеко, что за этим «что-то» я видела их с Андреем вместе (это несложно, они были бы очень красивой парой), видела отношения, любовь, предательство. Представила, в каком шоке был Андрей, когда любимая девушка вышла замуж за его отца, все те чувства, что он должен был испытать...

— О господи! — дёрнулась я от внезапного звука. — Как ты меня напугал! — выдохнула я и схватилась за сердце.

Скрывать, что смотрела фото вдовы, не было смысла: Андрей прекрасно видел экран телефона.

— Я могу с ней поговорить, — предложила я. — Мы знакомы.

Мой Король смотрел на меня пристально, словно раздумывая над предложением.

— Могу к ней съездить, — пыталась я угадать, что он чувствует, когда видит Катины фотографии, когда видит её лицом к лицу на заседаниях суда.