Позволь тебя не разлюбить (СИ) - Лабрус Елена. Страница 42

Хоть от Москвы до Питера рукой подать, виделись они нечасто.

Видеть боль человека, которого хорошо знаешь, тяжело, — объяснял себе их редкие встречи Андрей. По той же причине, когда Катя разбила Роману сердце, уехал Андрей.

Невыносимо знать, что ты причина страданий друга, и ничем не можешь помочь.

Наверное, также невыносимо было Рябе. Он чувствовал себя виноватым, считал, что Ви убили отчасти из-за него. Он отдал Андрею землю и уехал.

Но иногда они всё же встречались.

Глава 9

— Или вот, смотри, — показывал Андрей фото из архива отца. — Это справка о перемещении «объекта» из пункта А в пункт Б. И пункт Б — это, между прочим, та самая монастырская земля, — не отставал он. — Я нашёл по старым кадастровым реестрам.

— Когда ты, блин, всё успеваешь, — равнодушно потягивал пиво Ряба. — И ребёнка растить, и работать, и вот этой хернёй страдать.

С тех пор как его жена забрала детей и ушла, Ряба всё время был не в духе. Может, этому было другое объяснение, но Кирсанов помнил его бойкую жену, что всегда заставляла Ромку улыбаться, и почему-то думал, что её уход сыграл не последнюю роль.

— Так, найди и ты себе занятие поинтереснее, чем трахать пластилиновых баб, — оценил он столик напротив, за которым мрачный взгляд Рябцева производил нездоровый ажиотаж. Девчонки прям из трусов выпрыгивали, чтобы привлечь его внимание. — Почувствуй вкус жизни.

— Уж лучше трахать пластилиновых, чем нянь своего ребёнка, — не остался в долгу Рябцев.

В сотый раз говорить: «Я её не трахал» было делом неблагодарным, и Андрей не стал.

— Они, кстати, тебе там глазки строят, не мне, — усмехнулся Ряба. — И, знаешь, если тебе правда так хочется знать, что не так с той землёй, дерзай, только от меня отвали.

— Если мне, что и хочется узнать, так это, что случилось с тобой, брат. Может, я могу чем-то помочь?

— Чем ты мне можешь помочь? — выдохнул он и скривился, словно мучился геморроем.

— Не знаю. Поговорю с твоей женой.

— С кем? — уставился на него Рябцев. — Да при чём здесь она? У неё есть мужик, у детей тоже всё хорошо. У нас чудесные отношения.

— Тогда я не понимаю, — смотрел на него Андрей с тревогой.

— Ладно, хрен с тобой, я объясню, хотя и не хотел тебя вмешивать в это дерьмо.

Он достал из нагрудного кармана и молча протянул ему обгоревший конверт.

Андрей удивился, но также молча достал из него обгоревший с одного края лист, развернул.

Он узнал её почерк, понимал, что ничего хорошего Катя не написала, догадался, что, наверное, решила рассказать правду: почему вышла замуж за его отца, что её изнасиловал епископ. Ту правду, что когда-то рассказала Вивьен, но такое…

— Твою мать! — выдохнул Андрей, когда дошёл до конца.

Рябцев горько усмехнулся.

— Где ты его взял?

— Можешь не сомневаться, оно настоящее. Я не только прочёл письмо, я с ней поговорил. И она всё подтвердила.

— Я и не сомневаюсь. Но где ты его взял? — не давал Андрею покоя обгоревший край.

Андрей сложил письмо, сунул обратно в обугленный конверт. А, впрочем, так ли это важно: где, куда больше хотелось развидеть написанное, забыть и никогда не вспоминать, но, похоже, это уже невозможно.

— Мне прислали его анонимно, — ответил Рябцев.

— А что сказала эта… Катя? — с трудом произнёс Андрей имя. Что угодно просилось на язык: тварь, дрянь, гадина, но не имя.

Он всегда подозревал, что у неё не все дома, но, что она настолько отмороженная…

— Много чего. Например, она всем врала, будто у вас был секс.

Андрей хмыкнул.

Впрочем, сейчас это было лишним. Чёрным по белому, а вернее, синей пастой по бумаге в клетку отмороженная написала, что никакого изнасилования не было. Она трахалась с Васькой.

С Васькой, твою мать!

И залетела тоже от него. На аборт пойти побоялась, Ромка бы узнал, они ведь в то время вроде собирались пожениться, но кто-то ей сказал, что можно «скинуть» ребёночка, если в полночь искупаться в Русалочьей заводи — была у гиблого места и такая репутация, ходили и такие поверья. И она, дура, ночью полезла в воду. Но испугалась, не рассчитала силы, не ожидала, что место это не зря окутано мрачными легендами — там словно тянет ко дну (Андрею ли не знать, он испытал его коварство на собственной шкуре), стала тонуть.

Что там делал его отец, Катя не написала, и они этого уже не узнают, хотя Андрей подозревал: или ехал на рыбалку, или возвращался, но он её увидел. Помог и, конечно, узнал.

Тогда у всех ещё на слуху была история с изнасилованной девочкой, дочерью той самой белоглазой женщины, что потом помогала следствию и с которой общался Андрей, и Катя не придумала ничего лучше, чем повторить слово в слово её историю. А ещё сказала, что беременна.

Конечно, отец согласился никому не рассказывать и помочь девочке, предложил даже на ней жениться. Только у него были совсем другие планы. Он тогда уже копал под будущего епископа. И не сомневался, что ребёнок от него, потому что достоверно знал, чем тот занимается. Он решил это использовать — ведь это неоспоримое доказательство прелюбодеяния.

Вот только Катя соврала. А время родов было всё ближе. И ей пришлось выкручиваться.

Письмо было написано до того, как прилетел Андрей, они с отцом поссорились, и она кинулась их разнимать. Но в нём Катерина умоляла её простить, что уже договорилась: ребёнка признают мертворождённым, а на самом деле отправят в приют.

Действительно у неё начались схватки или она их изобразила в ту ссору, Андрей не знал, ну а дальше, видимо, её доставили в нужную больницу, всё прошло по плану, а письмо до адресата так и не дошло.

Вернее, дошло, но какими-то окольными путями несколько лет спустя.

— Ребёнок выжил? — хмуро спросил Андрей.

— Да, Васька его нашёл и забрал, — кивнул Рябцев и заказал водки.

— Согласен, пиво для таких новостей слабовато, — ответил Андрей.

— И ещё кое-что, — сказал ему Роман, когда они выпили уже не по одной и изрядно охмелели. — Я думаю, это она сожгла дом Ви.

Глава 10

— Почему ты так думаешь? — уставился на него Андрей.

— Потому что как бы ты ни скрывал, даже я догадался, насколько тебе дорога Ви, — кивнул он на его татуировку. — А бабы… они такие вещи нутром чуют. Дом сжёг не епископ, Андрей, дом сожгла она, — он прочистил внезапно охрипшее горло. — Я поднял результаты экспертизы. Точнее, двух экспертиз.

Андрей тряхнул головой: не понимаю.

— Деревня, в которой они с Васькой жили. Она сгорела, поэтому их привезли в детский дом.

— Они же были детьми. Сколько им тогда было? По шесть лет, по семь?

— Детьми. Но возгорание началось с Катиного дома. Конечно, она не знала, что сгорит не только её дом, но и спящие после попойки родители, и их гости, что на улице ветер, и огонь перекинется на соседние строения. Не подозревала, что выгорит половина деревни и погибнет столько людей. Но тогда тоже была зима, и в отчёте пожарных написано, что очаг возгорания — отопительный прибор внутри помещения. Она не раз была у Вивиен в доме, она прекрасно знала, как он обогревается.

— Это была месть, ревность? — скривился от боли Кирсанов. Как же Ви любила этот дом.

— Думаю, да. А у криминалистов это называется почерк.

— Чем же ей не угодили родители?

— Моя бывшая жена сказала, что, возможно, даже ничем, или чем-то незначительным: что-то запретили, не дали, как-то обозвали, просто напились, а ей не нравилось, что они пьют, или что-то пообещали и не сделали. Порой дети бывают и просто жестокими, беспричинно, неконтролируемо. Моя бывшая слишком долго работала с неблагополучными детьми, чтобы ей не верить.

— Да я верю, Ром, верю, — вздохнул Андрей.

— Скорее всего, тогда, ещё девочкой, эта… Катя, — повторил он за Андреем и горько усмехнулся, — даже не отдавала себе отчёт, к какой трагедии может привести её выходка. Её память могла даже вытеснить эти воспоминания, возможно, это была даже трагическая случайность: что-то упало на обогреватель, начался пожар, она проснулась, родителей растолкать не смогла, только Ваську, они в чём были, выбежали на улицу, но это сформировало паттерн поведения. Так говорят профайлеры. Штамп, что она повторила, когда что-то задело её также сильно: твоя связь с Ви.