Дай-сан - ван Ластбадер Эрик. Страница 29
Они пошли по направлению к пруду.
– Наверняка он был буджуном, но почему он оказался так далеко от Ама-но-мори, остается тайной.
– Какое отношение это имеет к Моэру?
– Я подобрал ее в Шаангсее. Она пришла в город, больная, голодная, в толпе беженцев с севера. Ее так и оставили бы валяться на улице, если бы я не забрал ее с собой в Тенчо. Потом мы с ней вместе отправились из Шаангсея на поиски Ама-но-мори, и уже на корабле я подарил ей сакуру. Я думал, она погибла… На нас напали странные воины на необычных обсидиановых кораблях, которые плыли над волнами. Понятия не имею, как она сюда попала.
– А почему бы ей здесь и не быть? Ведь она буджунка, – сказал Оками.
Их разделял молчаливый пруд.
– Вы мне не верите?
– Зачем бы ей было покидать Ама-но-мори?
– А зачем было буджуну торчать в Шаангсее?
– Потому что…
Оками стоял спиной к свету, так что его лицо оставалось в тени.
– Ронин, Никуму – вождь сасори.
Лягушка вдруг перестала квакать, услышав приближающиеся шаги. Только цикады стрекотали во тьме.
– Кроме того, он влиятельный человек, пожалуй, самый влиятельный из членов дзеген-сору, совета куншина по важнейшим вопросам политики. Движение сасори возникло у нас недавно. Все они милитаристы – буджуны, недовольные жизнью на Ама-но-мори. Они хотят вторгнуться на континент человека.
– Значит, буджун в Шаангсее был шпионом.
Оками кивнул.
– По предложению Никуму, одобренному дзеген-сору, его заслали туда, чтобы выявить сильные и слабые стороны этого города.
– Но не все буджуны хотят войны.
– Нет, конечно. Только меньшинство. Но за последнее время сасори стали гораздо сильнее. А теперь, когда их возглавляет Никуму…
– А что по этому поводу думает куншин?
Оками только пожал плечами.
– Он ничего не предпринял, чтобы закрыть их движение.
– Оками, вы должны мне поверить. Я знаю Моэру.
– Хорошо. Я допускаю, что и ее тоже могли послать на континент человека.
– Вы не понимаете, друг мой. Что-то здесь не так.
– То есть?
– Она меня не узнала. В ее глазах не было ничего. Ничего.
Шепот бамбука. На поверхность пруда выскочила рыба, мелькнув бледным светящимся пятном.
Оками поднялся.
– Пойдемте.
В доме он приказал собрать еды и подать дорожные плащи.
– Куда мы едем?
– За город. Подальше от Эйдо. На какое-то время.
– Но свиток…
– Никуму будет искать вас, пошлет людей. Мы должны опередить их, уехать раньше.
– Но должны быть и другие…
– В Эйдо он нас найдет, – ровным голосом проговорил Оками.
– Я не стану бежать от него. Я должен вернуть Моэру.
Оками повернулся к нему:
– Вернуть? Она его жена, Ронин.
И снова – приступ отчаяния. К'рин, Мацу, а теперь… Нет! Еще не все потеряно.
– Оками, я ее знаю. Она на себя не похожа.
Оками уже надевал длинный плащ.
– Тогда вы уезжайте, а я останусь.
– Нет, не останетесь. – Глаза у Оками сверкнули, а в голосе появились жесткие, повелительные нотки. – Вы поедете со мной и будете делать все, что я вам скажу.
Он схватил Ронина за руку. Лицо его смягчилось.
– Подумайте, друг мой! Если у вас с Моэру и появится какой-то шанс, то только в том случае, если мы оба сейчас уедем.
Одна из женщин Оками набросила на Ронина плащ. Лягушка в саду опять затянула свою печальную песню.
Они направлялись на юг по широкой дороге Токайдо, гораздо более людной, чем горная Кисокайдо. Вскоре город оказался далеко позади, и его желтый свет отсвечивал туманной зарей над плоским горизонтом.
На западе уже начался дождь; здесь же воздух был влажным, тяжелым и неподвижным. В нем явственно чувствовалось напряжение. Звезды на небе быстро исчезали за пеленой набегающих черных туч. Ронин с Оками поплотнее закутались в дорожные плащи и надвинули ниже плетеные шляпы. Они шли пешком, хотя поначалу Ронин и возражал, но здравый смысл Оками все же взял верх над его нетерпением. Отправься они верхом, их было бы проще приметить. Пешими они выглядели как обычные путники на Токайдо.
Шипящий в ночи косой дождь застиг их как раз в тот момент, когда они вышли из сосновой рощи у подножия крутого холма. Хорошо еще, в этом месте вдоль Токайдо рос высокий бамбук, дававший пусть жалкую, но все же защиту от дождя. Посередине дороги возвышался огромный валун.
– Это Ниссака! – прокричал Оками сквозь шум дождя, когда они миновали камень.
Он наклонился поближе к Ронину. Края их шляп соприкоснулись.
– Говорят, у этого камня один горный разбойник напал на женщину, отвергшую его домогательства. Женщина была беременна. Она погибла, но ребенок остался жив, потому что камень вдруг возопил и призвал добрую богиню Каннон, которая вырастила ребенка.
Перед ними поднимался крутой склон холма. Дорога пошла наверх. Было очень темно, а дождь еще больше ограничивал видимость.
– Когда мальчик вырос, он разыскал разбойника и отомстил за смерть матери.
Во всем мире не было ничего, кроме дождя.
– И вы верите в эти сказки?
– Неважно, насколько правдиво то, о чем рассказывает легенда. Главное – дух предания. Это нечто такое, чем живут все буджуны.
– Вы – народ мстительный, – заметил Ронин, почти не скрывая иронии.
Оками смахнул с лица капли дождя.
– Месть и честь – разные вещи, друг мой. Потеряв честь, нельзя жить дальше.
– В чем же разница?
– В том, как ты умираешь. Нельзя омрачать правду жизни. Никогда.
Подъем был нелегким, особенно в непогоду, и оба они с облегчением вздохнули, наконец дойдя до гребня. Чуть дальше, за поворотом, в ночи показалось пятно желтого света – благословенный маяк в кромешной тьме.
На высоком, крутом склоне холма стоял небольшой постоялый двор, где их радушно приветствовали. Ронин с Оками повесили промокшие плащи сушиться перед очагом, в котором весело потрескивали кленовые поленья. Оками попросил подать им горячего чая – на балкон. Нимало не удивившись и не отпустив никаких замечаний насчет неподходящей погоды, хозяйка лишь поклонилась и повела их через теплое помещение.
Они, естественно, были одни на балконе с навесом, который тянулся вдоль заднего фасада гостиницы и выходил на поросшую густым диким лесом долину без всяких признаков цивилизации. Даже сюда долетал зычный голос хозяйки, велевшей приготовить чай.
При свете зажженных фонарей они наблюдали за серебристым дождем. Где-то вдали раздавались раскаты грома, напоминающие рокочущий голос какого-нибудь сказочного великана. Сняв намокшие шляпы, они присели за низкий столик под успокаивающий шум дождя, барабанящего по навесу. Принесли горячий, ароматный чай. За чаем Ронин рассказал Оками все, что знал о Макконе, о пришествии Дольмена и Кайфене, который уже развернулся под Камадо. Принесли еще чаю. После того как уже глубокой ночью они попросили еще, к ним вышла позевывающая хозяйка и, извинившись, сказала, что отправляется спать и что на кухне остаются две служанки – на тот случай, если гостям захочется поесть или еще попить чаю.
– Если все, о чем вы говорите, правда, тогда надо предупредить куншина, – заметил Оками, когда Ронин закончил свой рассказ. – У каждого человека есть определенные обязательства, которые надо выполнять. Несмотря ни на что. А это как раз такой случай.
– Буджуны никогда ничего не забывают.
Оками улыбнулся одними губами, но взгляд его остался серьезным.
– Никогда. Ничего.
– А как же Никуму, которому хочется завоеваний для Ама-но-мори?
В глазах Оками отразился дождь.
– Я знаю его не лучше, чем все остальные буджуны, за исключением куншина. Он человек многогранный. Много времени проводит в своем замке в Ханеде. Обладает большим умом и является, кстати, одним из первейших почитателей и покровителей ногаку, как и куншин. Когда я в первый раз услышал о том, что он возглавил сасори, я не поверил. Еще год назад все над ними смеялись.
Из дождя на свет фонаря вылетел мотылек и закружился вокруг теплой промасленной бумаги.