Война Поппи (ЛП) - Ловелл Л. п.. Страница 25

— Только не говори мне, что фильм действительно заставил тебя плакать, — говорит он, улыбаясь.

— Да. Он ужасен.

— Но ты все еще хочешь его смотреть? — он улыбается еще шире.

— Фильм замечательный.

— Знаешь, она ведь могла подвинуться, той двери хватило бы на двоих.

— Так и есть.

— Если задуматься, это даже как-то тупо, — рассуждает он, вставая с дивана и потягиваясь.

— Да дверь бы просто начала тонуть, если бы они оказались на ней вдвоем. Не выдержала бы вес.

— И в итоге парень умер.

— Он пожертвовал своей жизнью ради нее, — я с негодованием смотрю на Брэндона. — Если бы они оба остались в живых, то их история любви не была бы такой эпичной, Брэндон. Не спорь.

Он поднимает руки, показывая, что сдается

— Ладно, Опоссум. Верь в то, во что тебе хочется, — он направляется в ванную.

Я поднимаюсь на ноги и иду в спальню, оставляя дверь открытой. Быстро переодеваюсь в футболку, забираюсь в кровать и закутываюсь в одеяло. Слышно, как в туалете спускается вода, поворачиваются смесители крана. Мое сердце готово вырваться из груди. А ладони вспотели. Петли двери ванной скрипят, и тень Брэндона растягивается по коридору.

— Брэндон?

Он подходит к двери спальни, свет очерчивает его фигуру.

— Что?

— А ты не мог бы, — я колеблюсь, — просто полежать со мной немного?

Он делает глубокий вдох и проводит рукой по лицу, откидывая голову назад. Наступает долгая тишина, он опускает голову, его взгляд опускается, и наши глаза встречаются.

— Что мы делаем, Поппи?

Я обнимаю руками колени. Что я делаю? Я правда не знаю. Но все, что я понимаю в данный момент, сводится к тому, что в некотором смысле это кажется неправильным, но, если посмотреть с другого ракурса, все закономерно. И я не хочу слишком много думать о последствиях.

— Не знаю, — шепчу я.

Он упирается руками по обе стороны дверного косяка. Это движение заставляет его рубашку натянуться на широкой груди, и я, кажется, не могу оторвать от него взгляда.

— Ты не хочешь, чтобы я спал с тобой в одной кровати, Опоссум, — произносит он с оттенком грусти в голосе.

— Пожалуйста?

Наступает пауза, прежде чем он медленно кивает и входит в комнату. Трещина беспокойства ползет по моему животу, когда он снимает рубашку и ложится поверх одеяла. Широко раскинув руки, он прижимает меня к своей груди, и я охотно придвигаюсь к нему, позволяя его запаху окутать меня.

— Только ненадолго, — шепчет он мне в волосы.

— Ненадолго, — соглашаюсь я.

Он прикасается к моему лицу своей теплой рукой. Его грудь неровно вздымается и опускается под моей щекой. Это не сложно. Это просто потребность — потребность иметь кого-то рядом, быть любимой, пусть даже самым невинным способом.

Глава

Брэндон

“Open Your Eyes” — Snow Patrol

Все, что я слышу, — это грохот выстрелов и треск пуль, рассекающих воздух. Где-то рядом раздается хриплый крик. Смотрю налево как раз в тот момент, когда мой сержант падает на землю, схватившись за бедро. Кровь бьет ключом из-под его пальцев. Стиснув зубы, он откидывает голову назад на холмик грязи, который мы используем в качестве укрытия. Мое сердце бьется так сильно, что я едва могу дышать. Позади меня кто-то кричит, вызывая по рации поддержку с воздуха. Мне удается завязать жгут вокруг верхней части бедра сержанта, и, как только он затянут, я вскакиваю, глядя в прицел своей винтовки. Примерно в сотне ярдов от нас расположена небольшая группа зданий, и именно там укрываются враги. Мы стреляем вслепую.

Раздается гул самолета, задолго до того как я вижу его на горизонте. И вдруг из дома выбегает женщина с ребенком на руках. Она прячется за зданием, но я уже знаю, что для нее уже слишком поздно.

Трещит рация, и раздается голос пилота, а затем реактивный самолет рассекает воздух у нас над головами, и в тот же миг вся местность превращается в огненный шар. Я падаю рядом с сержантом в тот момент, когда волна жара доходит до нас. А после — ничего, кроме звука огня, разрушения и крика в моем собственном сознании.

Я просыпаюсь, резко сажусь и втягиваю воздух. Мне требуется секунда, чтобы как следует сфокусироваться, но когда я это делаю, то вижу Поппи, сидящую с подтянутыми коленями на краю матраса с устремленным на меня взглядом. Мой пульс звенит в барабанных перепонках. Мышцы дрожат от ложного напряжения. Хотя простыни подо мной пропитаны потом, по моей влажной коже пробегает дрожь.

— Ты в порядке? — спрашивает она.

Я машинально киваю и провожу рукой по ее волосам.

— Я сделал тебе больно? — мой голос едва различим, потому что я боюсь ее ответа. Все, о чем я могу думать, — это та первая ночь, когда она нашла меня, а я проснулся, схватив ее за горло.

— Нет… — она делает паузу. — Ты напугал меня, — Поппи опускает голову, и когда она это делает, прядь волос падает ей на лицо. Я ловлю себя на том, что хочу убрать эту прядь ей за ухо. Мы сидим в тишине, и я зажмуриваюсь, пытаясь избавиться от последних остатков сна.

— Брэндон, — кончики ее пальцев касаются моего подбородка. Я открываю глаза, она сидит передо мной на коленях, касаясь моей щеки. Свет с улицы отбрасывает оранжевое свечение на ее лицо, из-за чего кажется, что ее серые глаза тлеют.

— Ты в порядке? — повторяет она. Я вижу, как у нее на лбу появляется тонкая морщинка. — Иди сюда, — она ложится на кровать, притягивая меня к себе, и моя голова оказывается у нее на животе. Я вдыхаю ее аромат — ваниль и что-то цветочное. Это просто Поппи.

— Все хорошо, — шепчет она, и ее вкрадчивый голос заставляет меня ей верить. Я хочу верить, что когда-нибудь этому придет конец, что, в конце концов, я смогу перестать переживать одну и ту же гребаную войну каждую ночь. — Помнишь ту ночь, когда мы пошли ловить креветок к пристани, и я упала в воду?

Из меня вырывается невольный вздох.

— Да.

Она упала со старой пристани, потому что древесина сгнила. Честно говоря, это было чертовски опасно, но нам было по четырнадцать, и нас это ни капли не волновало. Мы улизнули, стояла полночь. Вода была черной, как смоль, и, Господи, Поппи, черт возьми, закричала, когда упала. Я думал, что она ранена, пока она не начала кричать, что креветки вот-вот ее покусают. Мы с Коннором так смеялись, что даже не могли ей помочь. Дикая ситуация.

— Ты всегда был тем, кто спасал меня, когда я в этом нуждалась, — она медленно проводит пальцами по моим волосам, ее прикосновение так успокаивает, что у меня нет другого выбора, кроме как закрыть глаза.

— Кон не виноват, что был толстым, — я ухмыляюсь.

— Просто он был хорошо взбитым, — отвечает она с улыбкой в голосе.

Коннор был пухлым ребенком, на которого ни одна из девочек никогда не смотрела. И все же Поппи обожала его, потому что он был добр к ней, когда никто другой не был добр. Но я всегда был тем, кто спасал ее. Я выбил дерьмо из Дэви Логана, когда он однажды дернул ее за волосы и довел до слез. Я предупредил половину своих друзей из команды по регби, которые вечно строили ей глазки. В течение многих лет она была мне как младшая сестра… пока вдруг не перестала быть ею. Она все еще девушка, которая слишком хороша для меня, и все еще мой лучший друг.

И я позволяю ей гладить меня по волосам. Позволяю ей обнимать меня. Потому что это то, что делает Поппи: утешает и успокаивает. Она берет маленьких птичек со сломанными крыльями и пытается их вылечить, а когда не может — плачет.

А я ненавижу вид ее слез, поэтому на мгновение притворюсь, что она может исправить меня и заставить снова летать, хотя мы оба знаем, что это невозможно.

Глава

Поппи

God of Wine” — Third Eye Blind

Две недели спустя…

Пальцы Коннора скользят по моей талии, танцуют под моей рубашкой. Я улыбаюсь. Мне его не хватало. Этих прикосновений. Ощущений. Это просто сон, Поппи. Его теплые губы целуют изгиб моей шеи, а рука обнимает меня за талию, притягивая мое тело к себе. Мои сомкнутые веки дрожат, и я борюсь с собой, чтобы вновь не заснуть. Я не хочу отпускать этот сон, он кажется таким реальным. Все было правильным. Таким нужным. Я до сих пор чувствую на себе его руки и губы.