Николай I Освободитель // Книга 8 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич. Страница 54

Из задумчивости меня вырвал очередной взрыв аплодисментов в зрительном зале. Иноземцев как раз подошел в своей лекции к той части, где он впервые непосредственно наблюдал бактерии в виде палочки, получившей в итоге его имя. Мне такие подробности были, по правде говоря, не слишком интересны, с другой стороны, всегда приятно наблюдать за положительными результатами своих усилий.

В плане микробиологии и понимания происхождения некоторых особо опасных в эти времена болезней мы опережали эталонную историю лет на сорок. Что, впрочем, не удивительно. Создание режима наибольшего благоприятствия, практически неограниченное финансирование, подключение самых светлых научных голов Европы, приоритетное снабжение самой передовой техникой – попробуй поизучай микробы без более-менее нормального микроскопа, - а порой и непосредственное вливание знаний и идей из будущего. Было бы странно, если бы за тридцать пять лет напряженной работы все это не дало бы своих плодов.

Одновременно с изучением туберкулеза еще одна команда микробиологов активно занималась изучением бешенства. Эта болезнь, конечно, уносила куда меньше жизней, однако предсмертные мучения и абсолютная неспособность современной медицины хоть что-то ей противопоставить делали ее в глазах обывателя, возможно, еще более страшной. Чахотка что? Кашляешь и кашляешь, можно десяток лет с кашлем прожить, есть деревни в средней полосе, где туберкулезом больны чуть ли не все поголовно и ничего живут как-то. Плохо и не долго, конечно, но тем не менее.

А бешенство совсем иной вид имеет: укусила тебя какая-нибудь тварь зараженная и все – ты еще вроде живой, а уже труп. Страшно. А у меня как раз на задворках памяти остались обрывки воспоминаний о виденном когда-то научно-популярном фильме про Пастера и его работу. Естественно, за давностью лет никаких подробностей не сохранилось кроме самого метода, которым француз добивался ослабления вируса бешенства. Заражённому животному вскрывали череп, доставали мозги и сушили, ослабляя таким образом источник болезни. Потом вкалывали получившуюся субстанцию следующему животному и повторяли цикл раз за разом пока вирус окончательно не потеряет опасность и не превратится в вакцину.

На практике, конечно, вылезла тысяча проблем и вопросов, требующих решения по месту, но думаю, что через год-два лекарство от еще одной смертельной болезни будет создано. Что опять же кроме прямой пользы будет играть на повышение авторитета Российской медицинской науки.

Вообще, с окончанием Восточной войны, западные медики неожиданно признали российских коллег не только как равных, но и как ушедших на несколько шагов вперед. Удивительно, но все эти годы, не смотря на очевидные успехи, которые мы демонстрировали в медицине, врачи из Франции, Англии, немецких государств наш опыт перенимать не торопились. Если в деле создания оружия и всяческой техники – особенно связанной с поездами и железной дорогой - империя уже была признанным лидером, то вот в лечебном деле наш авторитет еще не был столь высок.

Однако самые низкие санитарные потери во время прошедшей войны, а также самый большой из всех стран-участниц процент возвращенных в строй раненных солдат не могли не обратить на себя внимание. Плюс перемещение больших масс людей и «выезд» наших врачей за границу, где они хочешь-не хочешь работали бок о бок с местными коллегами, продемонстрировал европейцам, насколько далеко российская медицина ушла от западных аналогов. Что говорить: у нас наркоз во время операций применялся уже полтора десятка лет практически повсеместно – ну там, где вообще была хоть какая-то медицина – а во Франции первую операцию под наркозом провели только перед самой войной, и во время конфликта продолжали во всю резать ноги-руки по старинке. Стакан водки внутрь, кусок кожи в зубы и вперед.

Так вот начало сороковых годов ознаменовалось целым валом паломничества в Россию врачей со всей Европы и даже из-за океана. Плюс наших специалистов во всю зазывали к себе иностранные университеты, чтобы они читали там лекции и устраивали показательные операции. Смеху тут добавляло то, что немалая часть наших врачей, особенно из молодой поросли, иностранные языки знали очень посредственно, с пятого на десятое. Просто потому, что все самые свежие и актуальные изобретения, открытия и просто новости у нас активно печатались на русском, а в знании немецкого, французского или английского банально не было нужды. Поэтому часть лекций в том числе во Франции и Англии читалась на русском. С переводом, конечно, но все же факт активного продвижения русского языка как международного на лицо.

Тем временем, пока я был погружен в свои мысли лекция лауреата подошла к концу и после продолжительных оваций Иноземцева наконец отпустили со сцены. Дальше у нас по плану был банкет, а на следующий день было запланировано награждение по физике. В этой категории премию получал также подданный империи, а именно Александр Ильич Шпаковский за обнаружение и описание люминесценции при пропускании электрического тока через герметичный сосуд, наполненный инертными газами. Не столь значимое открытие, как обнаружение туберкулезной палочки, но тоже не мелочь.

А еще через день предполагалось вручать премию по литературе, ее уже должен был получить англичанин - Чарльз Диккенс, за написанного и в этом мире "Оливера Твиста". Причем - хотя это не точно, в прошлой жизни я читал роман очень давно и очень "по диагонали" - мне показалось, что тут книга получилась еще более мрачной чем в эталонном варианте, хотя казалось бы, куда еще. Тут все заканчивалось гибелью мальчишки, никакого хэппи энда, сплошной хардкор и правда жизни. Ну как мы могли обойти такой произведение и не дать ему премию?

Вся церемония вручения премий, растянутая аж на две недели, проходила в специально возведенном дворце науки в Смоленске. Почему именно здесь? Просто так получилось. Я продолжал свою политику «рассредоточения» различных знаменательных событий и связанных с ними организаций по различным же губернским городам необъятной, дабы дать им дополнительные точки роста, а Смоленск, после 1812 года отстроенный практически заново уже по новым архитектурным стандартам, был прекрасным кандидатом на то, чтобы стать своеобразным лицом российской науки. При этом через него проходила одна из магистральных двухколейных железнодорожных веток, что и логистику всего мероприятия изрядно облегчало.

Впоследствии такая концентрация ученых в одном месте привела к логичной необходимости открытия в городе полноценного университета, что и было сделано уже в начале 1860-х годов. На этом фоне население города стало стремительно увеличиваться за счет приезжих студентов и прочих связанных с деятельностью учебного заведения работников.

Не слишком богатый на промышленность город быстро превратился с такой себе наукоград, притягивающий к себе большое количество ученых и исследователей в совершенно разных областях знаний. Достаточно сказать, что именно здесь уже в начале следующего века был построен первый в мире исследовательский ядерный реактор, давший старт всей атомной промышленности империи.

Глава 18

- Да уж, внушает! Такого ни у кого нет ни у англичан, ни у французов! Мощь! – Мы стояли на специально построенной на набережной у Зимнего дворца трибуне и наблюдали за проходом по Неве основных сил Балтийского флота. Погода была как по заказу: на небе ни тучки, светит солнце и только легкий ветерок развевает вывешенные на мачтах флаги. Красота!

Осенью 1844 года в Санкт-Петербурге прошла первая в истории международная конференция, целиком посвященная валюте и финансам. На нее были приглашены десять – одиннадцать вместе с Россией – Европейских стран бывшего «Восточного союза» плюс Армянское княжество.

С армянами вообще забавно получилось, у меня в общем-то на эту территорию не было никаких особых планов. Армения не занимала какого-то стратегического положения, не имела особо ценных полезных ископаемых, да и как ценный рынок тоже не рассматривалась. Полмиллиона нищих горцев – может чуть больше с учетом тех армян, которых турки депортировали со своей территории во избежание дальнейших визитов к ним христиан с целью защиты единоверцев - покупательская способность которых болталась где-то на уровне плинтуса, воспринимать в качестве ценного рынка просто глупо.