Кайсе - ван Ластбадер Эрик. Страница 42

— Если ты не передумала, то когда сможешь вернуться в Нью-Йорк?

Взглянув на Рика, Жюстина положила ладони на его руку.

— Я не передумала. Когда бы ты хотел, чтобы я вернулась?

— Сегодня же, — ответил Рик, прижимая ее руку к своим губам. — Я ждал слишком долго, чтобы еще продолжать ждать.

Жюстина улыбалась, захваченная его неистовым энтузиазмом.

— Хорошо. Но мне нужен день, чтобы собраться.

— Зачем? Разве здесь есть что-нибудь такое, в чем ты действительно нуждаешься... или хочешь... захватить с собой?

В этот момент подали заказ, и это дало ей некоторое время, чтобы осмыслить его слова. Рик попросил принести еще земляничного джема. Расправляясь с беконом, Жюстина наблюдала, как он намазывает тост маслом и джемом. Наконец она произнесла:

— Я подумала, и мне кажется, здесь нет таких вещей, без которых я не могла бы жить, — она подняла голову. — Я поняла, что ты задумал. Начать все сначала и абсолютно по-новому. — Жюстина доела бекон. — И кажется, мне твоя идея очень нравится.

— Потрясающе. — Он вытер губы. — Пойду и прямо сейчас забронирую места.

Она наблюдала за тем, как он проходит между столиков, расспрашивает метрдотеля, где находится телефон, и не могла оторвать взгляд от его лица. Жюстина представляла себя в Нью-Йорке, замужем за Риком, занимающейся своим прежним делом. Она чувствовала, как в ней начинают струиться жизнетворные соки, — подобного рода ощущений она не испытывала очень давно и не надеялась, что когда-либо испытает их вновь. Она страстно желала вернуться к работе, самоутвердиться, сделать что-нибудь сногсшибательное, проявить себя незаурядной личностью, дабы обрести прежнее самоуважение.

Ход ее мечтаний прервал подошедший официант. В руке он держал радиотелефон.

— Миссис Линнер, — доложил он. — Вас просят к телефону.

Жюстина так и застыла на месте ее охватил ужас — неужели Николасу удалось узнать, через Нанги, например, где она находится. Холодный кусок льда застрял где-то в желудке, не давая возможности вдохнуть.

— Миссис Линнер?

Она кивнула, выдавила подобие улыбки и взяла трубку.

— Слушаю.

— Жюстина, это Нанги.

— Доброе утро, — с облегчением поздоровалась она.

— Тебе уже лучше? Как прошла встреча с Милларом-сан?

— Лучше не придумаешь, — поблагодарила Жюстина. Ей было хорошо известно, какими близкими друзьями являются Нанги и Николас. Однако Нанги не был тандзяном, он не владел той особой энергией, позволяющей читать ее чувства и эмоции, тем более по телефону. — Всегда приятно встретиться со старинным другом, приехавшим из Штатов.

— Очень хорошо себе представляю, — согласился Нанги. — Токио — это сердце Японии, однако я частенько испытываю приступы тоски по дому, по тому месту, где родился. Это вполне естественно.

— Спасибо, Нанги-сан, за вашу заботу.

— Возможно, мы скоро увидимся, — в его голосе звучали грустные нотки. — Мне неизвестно, как долго будет отсутствовать Николас.

— Вы разговаривали с ним? — спросила Жюстина и сразу же пожалела об этом.

— А вы не звонили ему? — в свою очередь спросил Нанги. — Я просил Ито-сан оставить номер его телефона у портье в отеле.

Получала она какое-либо сообщение от этой ненавистной его помощницы или нет? Жюстина не могла вспомнить. Мысли отчаянно кружились в голове. Что бы такое соврать?

— Да, я взяла его номер. Несколько раз пыталась дозвониться, но безуспешно.

— Полагаю, в этом нет ничего удивительного. Мне тоже не удалось до него дозвониться. Будем пытаться еще.

— Да, конечно.

— Звоните мне в любое время, Жюстина-сан.

— Хорошо, Нанги-сан. Еще раз вас благодарю.

С огромным чувством облегчения она отключила связь. Ей вовсе не хотелось ему лгать, однако какой еще у нее был выбор? Положив трубку, Жюстина ощутила, что она вся мокрая от ее пота.

Вернулся Рик, радостная ухмылка освещала его лицо.

— Все улажено, — бросил он, усаживаясь напротив Жюстины. — Мы вылетаем сегодня вечером. Так что у нас достаточно времени, чтобы ты выступила в роли гида и показала своему туристу город.

— Нет, — возразила Жюстина. — Я до смерти устала от Токио. Мы поедем за город, там красиво. В любом случае мне необходимо пригнать машину к дому.

Некоторое время они ели молча, и Жюстина подумала, что давно еда не доставляла ей такого удовольствия.

За кофе и новой порцией тостов с земляничным джемом, заказанной Риком, они рассуждали о новой совместной жизни.

— Где бы ты хотела жить? — спросил Рик. — В Манхэттене или где-нибудь за городской чертой, например на Лонг-Айленде?

Жюстина задумалась.

— Исходя из того, что я слышала о нынешнем Манхэттене, скажу определенно — там я жить не хочу. — На секунду ее глава затуманились. — Но и Лонг-Айленд меня не прельщает.

Слишком много воспоминания о доме на Уэст-Бей Бридж, где они в свое время жили с Николасом.

— А как насчет Коннектикута?

— Прекрасная идея, — согласился Рик, пригубливая кофе. — Один из вице-президентов нашей фирмы живет в Дариене, там изумительные места. — Он усмехнулся, — К тому же не надо будет платить нью-йоркских муниципальных залогов.

— Но ведь ты не собираешься бросать свою квартиру? — Она вдруг вспомнила, что у Рика есть апартаменты на Пятой авеню.

Он отрицательно покачал головой.

— Разумеется, нет. По правде говоря, моя бывшая жена последнее время доводила меня этой квартирой до белого каления — она ей, видите ли, нужна. — Рик вытер губы. — Одному Богу известно, почему ей нравится жить на Манхэттене. В наши дни, чтобы там жить, нужно носить за поясом кольт 45-го калибра. — Он пожал плечами. — В любом случае это значительно облегчит мою жизнь. Я продам ей квартиру и получу изрядную сумму.

— Тебе не жаль расставаться со своим жильем?

Рик рассмеялся.

— Ты шутишь? Я не могу больше ждать. Как только мы прилетим домой, сразу же займемся поиском подходящего дома.

Эти добрые слова так подействовали на Жюстину, что она расплакалась. Домик в Дариене. Америка. Родина. О Боже! Даже не верится, что может быть так хорошо.

Взяв ее руки в свои, Рик перегнулся через стол и нежно поцеловал Жюстину в соленые от слез полуприкрытые веки.

— Твои страдания кончились, — шептал он. — Уверяю тебя в этом. — Их губы сомкнулись, и беззвучный плач Жюстины эхом отозвался у него в груди.

— Тона, — сказала Маргарита Гольдони, появляясь на пороге спальни, — эта сицилийская еда вовсе не еда, а morte [18].

Энтони де Камилло, новоиспеченный крестный отец семейства Гольдони, лежал обнаженный — если не принимать в расчет тоненькую полоску нейлоновых плавок — под гудящей кварцевой лампой. Белые защитные очки из пластмассы и причудливая игра света и тени делали его похожим на дешевого, штампованного из пластика божка — игрушку, которую ньюйоркцы любят цеплять к щиткам своих автомобилей; по крайней мере, так казалось Маргарите.

Раздался звонок таймера, и, как только лампа выключилась, Тони зашевелился на своем ложе. Он приподнялся, сел и снял очки. Уставившись на ее пышные формы, прикрытые облегающей ночной рубашкой, он почувствовал, как начинает твердеть его плоть.

— Удивительное дело, Маргарита, сейчас ты выглядишь лучше, чем десять лет назад. По-моему, я недавно говорил тебе об этом.

— До сегодняшнего дня у тебя не было на то оснований, — заметила Маргарита, приближаясь к нему. Она втирала какой-то увлажняющий крем собственного приготовления в кожу рук.

Тони хмыкнул, моментально отбросив всякие мысли о притворном примирении.

— Тебе ведь известно, что мой брат предупреждал меня: я еще пожалею, что женился не на сицилийке.

— Твой брат — идиот, — спокойно парировала Маргарита.

Тони моментально подался вперед.

— Эй, не смей трогать мою семью! Заткни свою поганую глотку!

— Извини, Тони. — Присев на кровать рядом с ним, она дожидалась, когда он наконец отойдет.