Клятва, которую мы даем - Монти Джей. Страница 18

Впервые кто-то отчаянно хотел, чтобы я заговорил. Кто-то нуждался в этом. Я никогда не знал, каково это, когда кому-то нужен мой голос. Но с каждым словом, которое я бормотал, она таяла. Ее дикий взгляд исчез и она начала дышать.

– Мне нужно жениться.

Слово «блядь» срывается с губ Рука. Я поднимаю голову и вижу, что на меня смотрят три пары глаз. Ожидаемо, конечно. Я натягиваю капюшон на голову, когда с темнеющего неба начинают падать капли мелкого дождя.

– Это из-за твоего отца? – спрашивает Алистер. – Он же, черт возьми, не заставляет тебя жениться на ком-то, верно?

– Нет. Но совет директоров не даст мне право быть генеральным директором, пока я не буду состоять с кем-то в законных отношениях, – настойчивая головная боль возвращается прямо за глазными яблоками. – Папа хочет продать компанию.

– Так пусть продает.

– Нет.

Я скрежещу зубами, устремляя на Алистера надменный взгляд. Он не понимает, и я никогда не ожидал, что он поймет. Он бы позволил фамилии своей семьи сгнить, если бы полностью контролировал ситуацию, и я не виню его за это.

Моя семья? Она не такая, как его.

Это была одна из причин, по которой я чувствовал себя не в своей тарелке, когда познакомился с ними. У каждого из моих друзей было ужасное, жестокое детство, причиной которому стали их родители. Хотя мое детство было не очень хорошим из-за неправильно поставленных диагнозов, это никогда не было связано с тем, что мои мама и папа не любили меня.

Они не понимали этого.

Несмотря на то, что они облажались, поверив врачу, а не мне, они делали все, что могли, чтобы попытаться спасти меня.

– Мой отец всю свою жизнь любил меня. Это его фамилия, моя фамилия. Я не позволю ему умереть, зная, что его компания была продана.

– Значит, ты собираешься жениться? Найдешь фальшивую жену?

– Я сказал отцу, что у меня есть девушка.

Не самый удачный и продуманный ход. Но мне нужно было, чтобы он дал мне время, а он не собирался этого делать, пока я не дам ему надежду на то, что я действительно женюсь по любви.

Я сделал то, что должен был сделать. Я всегда так делаю.

– Сайлас, я говорю это с любовью, – говорит Рук, изображая на лице замешательство, – но какого черта?

Для него будет самая большая проблема. Я женюсь на ком-то по расчету. Это сведет его с ума. Потому что, несмотря на то, что две ночи назад я видел, как он заставил парня проглотить пузырек с лекарством и столкнул его с моста в ледяную воду, потому что тот пытался накачать наркотиками его девушку, сердце Рука доброе.

С того момента, как я потерял Розмари, он хотел только одного – чтобы я был счастлив. Я никогда не буду злиться на него за это, за то, как он меня оберегает, даже если его постоянное беспокойство о том, что я принимаю лекарства, раздражает меня до смерти.

Сказать ему должно быть проще, но именно потому, что он так защищает меня, этого не происходит.

– Я разберусь, – это все, что я могу сказать.

В конце концов, я разберусь. Но прямо сейчас? Я понятия не имею, что мне делать.

– Отлично, – Тэтчер хлопает в ладоши. – Потому что есть кое-что более важное, чем твоя предстоящая свадьба. Стивен Синклер вышел из тюрьмы и шантажирует нас. Что мы делаем с этой проблемой?

– Тебя даже нет на видео, придурок. Скорее всего, ты отделаешься предупреждением, – ворчит Рук, потянувшись в передний карман, чтобы достать заранее свернутый косяк. – Как он вообще выбрался?

– Помогли. Так мне сказали в тюрьме, когда я позвонил, чтобы убедиться, что он единственный заключенный, которому удалось сбежать.

Звук щелчка зажигалки раздается как раз перед тем, как облако дыма окутывает голову Рука.

– Надо убедиться, что папочка останется под замком, – бормочет он, глубоко вдыхая.

– Мы не можем просто ждать, пока Сайлас отследит электронный адрес. Мы должны действовать, – говорит Алистер. – Если это Стивен, мы не знаем, где он. Если это кто-то другой, то мы в такой же заднице.

Моя голова раскалывается от нарастающего давления.

Чувство вины, которое я ношу в себе, – неумолимый спутник, тень, которая следует за мной повсюду, куда бы я ни пошел. Это пустота в моем желудке, постоянное напоминание о том, что я подверг риску этих трех людей и тех, кого они любят.

Мой гнев и отчаянная жажда мести снова перевернули их жизни. Если что-то случится, если мы попадем в тюрьму или кто-то умрет, это будет на моей совести. Это будет моя вина, и это бремя легло на меня.

Эгоизм моего горя станет проклятием для них.

– Простите, – говорю я, не зная, как взять свои слова обратно или сказать что-то лучше, чем это.

– За что?

Брови Рука вздергиваются, белки его глаз краснеют от травы.

– Это моя вина, – я засовываю руки в передние карманы и смотрю на затянутое тучами небо. – Ваше возвращение, ребята. Шантаж. Все это. Это моя вина. Я не мог оставить смерть Розмари без внимания, мне нужно было отомстить. Вы не...

– Заткнись, нахрен, – голос Алистера грохочет вместе с раскатами грома вдалеке. – Мне не приставили пистолет к голове. Мы все знали, на что подписывались, и я бы сделал это снова. Ты не единственный, кто хотел этого. Мы все хотели уничтожить это место.

– Мы начали это вместе. И закончим вместе, – добавляет Рук. – Мы закончим и оставим эту чертову дыру позади. Все мы.

– Это значит, что мы должны идти по единственной тропе, которая у нас есть на данный момент, – бормочет Тэтчер. – И Руку это не понравится.

8. ГОЛОС НА ХОЛСТЕ

Коралина

– Теперь ты в безопасности.

Тогда почему я чувствую себя такой незащищенной? Почему мне кажется, что чем дальше мы идем, тем больше я теряю себя?

Меня лишают знакомой защиты, бросают в неизвестность, ничего не объясняя. Мои ноги подкашиваются, отчаянно хочется развернуться, вернуться назад. Я не хочу уходить.

Однако я знаю, что всегда лучше оставаться послушной, чем терпеть мучение от наказания.

По бокам от меня стоят два человека в форме, офицеры полиции, и каждый из них держит меня за плечи.

– 172, тоже Центральная. Мне нужна скорая помощь на Вест-Крю-Лейн, 1798. У меня девушка с серьезными рваными ранами на лице и руках.

– 10-4, 172, спасательная бригада в пути.

Их голоса – это телевизионные помехи, случайный шум, который разносится в воздухе, потрескивает на моей коже. Жужжание, которое наполняет мои уши, не достигая цели. Я едва различаю в них слова, только звуки.

Я никогда не думала, что встреча с другими людьми, с кем-то другим, кроме него, станет для меня таким потрясением. Для моей упорядоченной системы непривычно, что кто-то другой, кроме него, мог спуститься по ступенькам в тускло освещенный подвал. Что кто-то другой, кроме него, существовал.

Как давно я не видела другие лица? Как давно я не видела своего лица?

Болезненно твердыми руками они поднимают меня на последнюю ступеньку, затем ведут через открытую дверь в комнату, залитую солнечным светом. Я вздрагиваю, тут же закрываю глаза и прижимаю голову к плечу.

Мое тело отворачивается от резкого солнца, проникающего в новую комнату. Мне требуется несколько мгновений, чтобы адаптироваться, глаза слезятся, когда я моргаю от жжения. Я пытаюсь разглядеть пространство, но успеваю заметить лишь проблески, как мои глаза снова закрываются.

Комната предстает передо мной в виде вспышек между морганиями.

Полированная мебель, электронные устройства, безупречные предметы интерьера и все богатство, просачивающееся между ними. Это мозаика, крошечный кусочек большой картины. Верхняя часть его дома.

То, под чем я существовала.

Все это время надо мной был дом. Люди жили своей жизнью, суетились вокруг, совершенно не подозревая о моем присутствии всего в нескольких футах под ними.