Алая вуаль - Махёрин Шелби. Страница 22

– Это было неожиданно. Он сделал предложение сразу после моего поступления на службу в Башне шассеров…

В черных глазах Михала вспыхнуло торжество, и он холодно улыбнулся. Слишком поздно я поняла свою ошибку. Я оступилась и едва не упала на колени зачарованному моряку. Его деревянный кол скользнул по моему бедру. Он все еще двигал рукой, словно продолжал строгать по дереву. Стиснув зубы, я выхватила у него кол и спрятала его в складках плаща. Если Михал и заметил это, он ничего не сказал.

Он показал мне знакомое золотое колечко. Бриллиант сверкал в лунном свете.

– Не знал, что Козетта Монвуазен обручена, – сказал он ледяным голосом. – Как любопытно.

Я положила руку в карман, и, когда поняла, что он был пуст, к горлу подступила желчь. Мое кольцо и крест Бабетты пропали – их украл этот человек, который и не был человеком вовсе, а являлся самым настоящим чудовищем. В его черных глазах было что-то потустороннее, да и стоял он слишком неподвижно. Я тоже замерла, едва смея дышать.

– Не знал я и того, что она служит в шассерах, – мягко добавил он. – Насколько мне известно, среди охотников лишь одна женщина, и это не Алая Принцесса.

Повисла тишина. Михал снова вдохнул мой аромат, наклонил голову.

И я отбросила всю осторожность.

Я вынула кол и начала размахивать им, словно ребенок, играющий с деревянным мечом. Лебедь, зажатый меж моих пальцев, словно смеется надо мной.

«Ты же не думаешь его одолеть, – будто говорила мне птица, или, может, это был мой собственный голос. – Ты же не думаешь, что сможешь сбежать от него».

– Не подходите! – Затаив дыхание, я подняла кол еще выше. Голова у меня начала раскалываться.

«У меня все получится. Я разобралась с Морганой ле Блан».

– Я… я для вас ничто. Если не собираетесь убивать, тогда… отпустите меня. Я для вас ничто. Отпустите меня.

Скривившись от отвращения, Михал приближался. Он больше не утруждал себя двигаться молниеносно. Нет. Он подошел ко мне медленно, обхватил мою руку холодными пальцами и с легкостью вырвал у меня кол. Молча он швырнул деревяшку в море. Сердце у меня сжалось.

В следующий миг я вся словно сжалась внутри.

– Больше не пытайся сбежать, – предостерег Михал тихим, угрожающим голосом. – Или я догоню тебя. – Он приблизился. – А тебе это точно не понравится, лапочка.

– Вы не причините мне зла, – твердо заявила я.

– Какая уверенность.

Его тон намекал, что он выполнит свое обещание.

Михал выпрямился и щелкнул пальцами, а моряк позади меня резко поднялся. Он перестал дергать руками. Какую бы магию ни применил Михал, мужчина снова оказался под его полным влиянием. Он смотрел невидящим взором.

– Отведи ее в каюту, – велел ему Михал. – Если она снова попытается убежать, прыгни в море за своим колом. Понятно?

Моряк кивнул и пошел вперед. Я не пошевелилась. Мужчина развернулся и схватил меня за локоть, грубо подтолкнул меня вперед. Упираясь ногами в пол и вцепившись ему в руку, я шипела и ворчала, вырывалась, пинала и даже кусала его, но он все так же неустанно тащил меня к дверям. Во рту я ощущала едкий привкус его крови.

– Мои друзья придут за мной, – прорычала я и оглянулась.

Михал тут же оказался позади меня, и я скривилась:

– Однажды они уже пришли мне на помощь. И снова придут.

Он взял плащ, легко сдернул его с моих плеч и всмотрелся в него…

Внутри у меня все похолодело, когда Михал улыбнулся – искренне и жутко, – обнажив два длинных, острых клыка. Мне показалось, что время замедлилось. Моряки, корабль, море – все превратилось в серый туман. Как зачарованная, я с ужасом смотрела на его клыки.

Клыки.

У него были длинные и острые клыки.

– Очень на это надеюсь, – сказал Михал, сверкнув черными глазами.

И в это мгновение, когда я оказалась в недрах его корабля, я поняла, что ад пустовал и дьявол был здесь.

Часть II. L’habit ne fait pas le moine

Не всяк монах, на ком клобук

Французская пословица

Глава 12. Остров Реквием

Я так никогда и не узнала, что произошло с моей сестрой в ту ночь, когда она погибла.

А вот ту ночь, когда она пропала, я помнила очень ярко. Мы тогда поссорились. В ту неделю каждый вечер, не говоря мне ни слова, она тайком выбиралась из дома через окно в нашей детской. Я даже не знала, как звали ее возлюбленного. Иногда я пыталась смотреть на происходившее ее глазами: молодая женщина двадцати четырех лет, все еще делившая детскую комнату с младшей сестрой. Молодая женщина двадцати четырех лет без супруга, детей, собственного дома и положения в обществе. Возможно, сестре было стыдно. Возможно, тот мужчина не обладал титулом или состоянием, чтобы просить ее руки, и потому она держала свой роман в тайне. Может быть, там было еще множество других причин, но мне, ее родной сестре, они были не важны, ведь я любила ее. Я бы делила с ней нашу комнату до скончания веков, яростно защищала бы ее таинственного поклонника, и не важно, были у него деньги и титул или нет. Хихикала бы с ней вместе, спрятавшись под одеялом, и смазывала бы петли на окнах маслом, чтобы она бесшумно уходила на свидания.

Но она никогда не рассказывала мне о нем.

Она вообще никогда мне ни о чем не рассказывала.

Иногда я задумывалась: а любила ли она меня вообще?

– Все, хватит, – прошипела я, когда предательски скрипнула половица, а часы пробили полночь.

Отбросив одеяло, я опустила ноги на пол и посмотрела на сестру. Она замерла, держась за оконную раму.

– Филиппа, хватит. Опасно бродить по ночи. Твой возлюбленный не должен просить тебя о таком.

Пиппа выдохнула с облегчением и приоткрыла окно. Ее щеки пылали то ли от радости, то ли еще от чего.

– Ложись спать, ma belle.

– Не лягу.

Я сжала руки в кулаки. В последнее время это ласковое обращение не казалось мне таким уж ласковым. Оно звучало насмешливо и пренебрежительно, словно сестра насмехалась надо мной, потому что я чего-то не знала. И меня это приводило в бешенство.

– Тебя наверняка скоро поймают родители. И накажут нас обеих! И я не увижу Рида целый месяц!

Пиппа закатила глаза и перекинула ногу через подоконник, безуспешно пытаясь спрятать наплечный мешок под плащом.

– Quelle tragédie [5].

– Да что с тобой такое?

– Рид не для тебя, Селия, – раздраженно сказала Пиппа. – Сколько раз я тебе это говорила? Он служит Церкви, и чем скорее ты это поймешь, тем быстрее двинешься дальше. – Покачав головой, она усмехнулась, словно я была глупейшей девушкой на свете. – Он разобьет тебе сердце.

Здесь было что-то другое. Хоть Пиппа и говорила так, раньше ей нравился Рид; когда-то она упрашивала нас играть с ней, ловить снежинки, собирать апельсины, обращаться к ней как с королевой и называть ее великолепной Февралиной, по имени героини из ее любимой сказки. Но в прошлом году что-то произошло между ними. Что-то произошло между нами.

– Ты на себя посмотри! Повисла на водосточной трубе! – огрызнулась я обиженно. – Почему он не представился семье, а, Пиппа? Может быть, он не настроен серьезно? Рид вот думает обо мне уже с первыми лучами солнца.

Изумрудно-зеленые глаза сестры сверкнули.

– Ты ведь никогда не познаешь мир без солнечного света, так? Нет, только не наша дорогая Селия. Ты всегда будешь на свету, в безопасности, и никогда не задумаешься, не оглянешься на тень, которую отбрасываешь. В этом вся сложность с теми, кто живет под солнцем. – Она оперлась ногой о толстую ветвь и, обернувшись, сухо сказала: – Мне тебя жаль, сестренка.

Это были ее последние слова, брошенные мне.

Я посмотрела на лицо Одиссы, по которому плясали отблески свечного пламени. Оказавшись запертой в чреве корабля, я задумалась, пожалела ли сестра, что открыла окно в ту ночь. Что ступила в тени? Разумеется, я никогда не узнаю об этом, но все же я сомневалась, что она покорно приняла свою судьбу. Наверняка Пиппа цеплялась руками и ногами за свою жизнь и билась за нее, пока не ослабла совсем, ведь она была сильной. Порой она раздражала и была скрытной, но она была сообразительной и уверенной. Она была решительной. Непоколебимой.