Ледокол - Рощин Валерий Георгиевич. Страница 33
— Бегом!
Вздохнув, радист исчез за дверью мостика…
Глава девятая
Антарктида; море Росса; борт ледокола «Михаил Громов» — борт ледокола «Новороссийск» Июль 1985 года
Время подходило к завтраку, кок колдовал на камбузе. Распределив по тарелкам небольшие порции, он выставил их на раздачу, вышел в зал с тряпкой и еще раз протер столы.
В коридоре послышались голоса, в столовой появились свободные от вахты матросы.
— Приветствуем, Тимур, — здоровались они, усаживаясь за длинный стол. — Как самочувствие?
— В порядке. И вам не хворать. Устраивайтесь, сейчас кушать будем…
Сгоняв к раздаче, он ловко подхватил несколько тарелок и поставил их перед моряками. Заметив стоявшую в дверях Фросю, строго спросил:
— А ты чего? Тоже вахту сдала?
Собака в ответ облизнулась. Она давно уже поняла, что этот добродушный человек в белом форменном одеянии заведует на судне всеми съестными припасами.
Посмотрев на ее впалые бока и нездоровую шерсть, кок вздохнул:
— Ладно, сейчас…
Он достал из кармана кусочек сахара, положил его на блюдце, залил из кружки небольшим количеством воды. И поставил перед Фросей.
— Все, что могу. Ешь.
Она подошла к блюдцу и принялась лакать сладкую воду…
В зал ввалились полярники. Все были в приподнятом настроении.
— Живем, братцы! — уселся за стол Беляев. — Скоро на большую воду выйдем!
Матросы и кок удивленно переглянулись.
— Чего стоим-то, Тимур? — смеясь, напирал сбоку другой полярник, с мохнатой длинной бородой, как у Отто Юльевича Шмидта. — У тебя там, в холодильных камерах, поговаривают, даже шпроты имеются? Так мечи их на стол!
— Как на большую воду? — недоумевал кок. — Разве «Новороссийск» уже подошел?..
— Сами пойдем, дорогой! Власть на судне сменилась, ребята сейчас лед взрывают.
— Где взрывают?
— У носа и у кормы. Так что давай, раскулачивайся!
Кок не торопился выполнять настойчивую просьбу малознакомого человека. Полярнику пришлось отодвинуть его и самому направиться в «закрома».
— Э-э! А ну стой! — схватив его за куртку, Тимур прикрыл дверь на камбуз.
При этом где-то внизу грозно зарычала Фрося.
— Ты чего?! — не понял полярник. — Тебе же говорят: мы уходим! Отметить надо!
— Когда уйдем, тогда и шпроты!
«Отто Юльевич» оттолкнул его от двери.
— Да кто тебя спрашивает!
И тут же взвыл — рыкнув, Фрося вцепилась зубами в его ногу.
— Ах ты шавка недотопленная! — пнул он собаку, отчего та с визгом отлетела к ближайшему столику.
Такого наглого поведения на своей территории Тимур стерпеть не мог. Глаза кавказца моментально налились кровью, ладони сжались в кулаки, он с яростным криком бросился на бородача.
Завязалась потасовка.
— Стоп, мужики! Вы чего?.. — пытался разнять их Беляев. — Хватит! Остановитесь!..
Но было поздно. Долгое время натянутые, как струны, нервы не выдержали. В кают-компании загремели резко отодвигаемые стулья — из-за столиков вскакивали матросы.
— «Пингвины» наших бьют! — боевым кличем пронесся по залу чей-то крик.
Через секунду заводилу-полярника сбили с ног. Одному из матросов прилетел боковой в челюсть. Ближний столик перевернулся — к топоту ног добавился звон посуды.
Началась массовая драка.
Работа у носа и кормы ледокола не прекращалась.
Остатки взорванных бочек не трогали — лишь слегка растопив лед, куски разогретого железа остывали и намертво вмерзали в лунки. Пока первая команда перегружала очередные бочки с солярой, вторая долбила рядом новые углубления.
Изумленный Долгов спустился по штормтрапу на лед, подошел к небольшой группе матросов, возглавляемой Цимбалистым.
— Ребята, вы чего творите? Последние запасы спалите! — возмущенно произнес он.
Боцман отмахнулся, а матросы и вовсе сделали вид, будто не слышат.
— Не было же приказа взрывать! — дернул доктор за рукав Цимбалистого. — Я уверен: Севченко не мог пойти на такой шаг!
Тот всплеснул руками: дескать, откуда вам знать?!
— Я знаю, потому что он был в подобной ситуации!..
Долгов приводил доводы еще с минуту, но реакции на его вразумления так и не последовало.
В эти же минуты, преодолевая коридоры и трапы, Севченко с Петровым шли на мостик. Сохраняя молчание, мрачный Валентин Григорьевич вышагивал первым. Лицо Андрея Николаевича, следовавшего вторым, было не менее озабоченным.
Молча поднявшись по ступеням последнего трапа, они оказались у заветной дверцы.
— В сторону! — оттолкнув Еремеева, два капитана вышли на мостик.
Узнав начальство, старший помощник будто стал ниже ростом. Втянув голову в плечи, он отошел к выходу на левое крыло и суетливо начал снимать показания метеорологических приборов.
Второй помощник Банник при появлении капитанов разгладил усы и заулыбался. Законная власть на судне ему нравилась куда больше, чем нагловатое поведение самозванцев.
Радист Зорькин слегка поник, но в целом подобное развитие событий его не расстроило. Если старый и новый капитаны возьмутся за дело сообща, то, возможно, ситуация выправится.
И только один Тихонов, имея довольно упрямый характер, решил не сдаваться.
— Отставить все приготовления! — рявкнул Севченко.
Но рулевой матрос успел перевести ручку машинного телеграфа в положение «Полный вперед», после чего подскочил к переговорному и продублировал голосом ту же команду.
— Какое к черту «вперед»?! — шагнул к переговорному Петров.
Но было поздно — динамик прохрипел голосом Черногорцева:
— Есть полный вперед…
Группа матросов втискивала очередную бочку с соляркой в продолбленное в нескольких метрах от носа «Громова» углубление. В крышку уже был вставлен детонатор, по льду тонкой змейкой вилял провод. Работа не ладилась — углубление оказалось маловато, тяжелую бочку уже вторично приходилось вынимать и заново долбить лед.
Внезапно шуга в небольшой полынье под кормой ожила, вспенилась, забурлила. Секунду «подумав», судно пошло вперед, натолкнулось носом на толстую льдину и с невыносимым скрежетом стало забираться на ее край.
Не ожидавшие этого матросы, бросив работу, запаниковали. Увесистая бочка, потеряв опору в виде десятка рук, опрокинулась на бок и покатилась под уклон, увлекая за собой провода.
Стоявший неподалеку Долгов пришел в себя первым.
— Ложись! — крикнул он, оттолкнув в сторону одного матроса и накрыв своим телом другого.
Пока «Михаил Громов» медленно сползал обратно в полынью, бочка набирала скорость и летела прямо на доктора…
Радист Зорькин стоял на мостике и потерянно смотрел в окно.
— Не взяли…
— Все у меня под суд пойдете! — подбегая к переговорному устройству, пообещал Валентин Григорьевич. Схватив микрофон, он произнес строгим поставленным голосом: — Машинное, Севченко говорит. Стоп машина!
В машинном отделении от работы всех главных дизелей было шумно. Тем не менее голос «арестованного» капитана Черногорцев узнал.
Получив команду, он пожал плечами и обернулся к матросам-механикам:
— Суши весла! Опять белые в городе…
Подчиненные поочередно заглушили дизели; в машинном стало значительно тише.
Но ненадолго. Буквально через секунду борта и переборки сотряслись от прогремевшего где-то неподалеку взрыва.
Катившаяся на матросов бочка прыгала, наскакивая на снежные кочки.
Наблюдавший за бешеной скачкой Долгов закрывал собой молоденького матроса из боцманской команды и прокручивал в памяти картинки из собственной жизни — сколь длинной, столь же и неудачной.
О подрыве бочки он почему-то не думал — больше опасался того, что она попросту раздавит их с матросом.
Но вышло по-другому.
Врезавшись боком в очередной снежный бруствер, находившийся метрах в семи-восьми, она высоко подпрыгнула и внезапно превратилась в стремительно разраставшийся огненный шар.