Плавучий город - ван Ластбадер Эрик. Страница 72

Линнер согласно кивнул, набивая трубку новой порцией табака. Оками искоса следил за его движениями, пытаясь понять, что происходило сейчас в голове этого неординарного человека. Признаться, несмотря на все усилия, Оками никогда не мог до конца понять полковника и ни капли не сомневался в том, что если бы тот избрал своим занятием игру в шахматы, то стал бы величайшим гроссмейстером мира. Дэнис Линнер умел видеть на сто шагов вперед, и это поражало Оками. От этого человека Оками научился гораздо большему, чем у всех своих прежних учителей, наставников и сенсеев. Полковник глубоко понимал жизнь во всех ее бесчисленных проявлениях, суть которых просто и ясно излагалась учением Синто.

Это был непреклонный, порой суровый человек. Впрочем, и у него бывали минуты легкомысленного веселья. Однако Оками видел, что полковник строго контролировал их количество. Казалось, Дэнис Линнер взвалил на свои плечи всю тяжесть того нового мира, который он так страстно хотел создать. Помимо всего прочего, полковник Линнер был еще и архитектором мечты. Его представление о том, какой станет Япония в один прекрасный день, наполняло воображение Оками калейдоскопическими картинками, отображающими неумолимый рост империи и распространение ее по всей территории тихоокеанского региона.

Оками опустил руку в бумажный пакетик и сунул в рот несколько соевых конфет — уж лучше злоупотреблять сладким, чем спиртным, которое, по замечанию полковника, медленно убивало его.

— Так я поговорю сегодня с Каедой?

— Подождите, — неожиданно ответил полковник. — Я бы хотел сначала поговорить с Катсуодо Кодзо.

— Зачем?

— Я хочу убедиться в том, что ликвидировать его — это единственный выход из создавшегося положения.

Оками сунул в рот еще несколько конфет.

— Что ж, может, оно и к лучшему. Катсуодо презирает всех западноевропейцев и американцев. Поговорив с Линнером, он не удержится от оскорблений и сам себя приговорит к смерти.

Назавтра в полдень полковник появился в резиденции Катсуодо Кодзо, которая была расположена на окраине города и представляла собой комплекс из четырех зданий, разместившихся на хорошо ухоженной и огороженной территории. Одно из зданий было предназначено для Катсуодо и его семьи, остальные — для телохранителей, советников и двух его сестер с семьями.

Оябун продержал полковника в ожидании почти целый час — в одиночестве, не предложив ни выпить, ни закурить. Это было непростительным нарушением правил приличия. Но Дэнис Линнер не был японцем и потому не заслуживал, чтобы ему оказывали те знаки внимания, какие обычно оказывают цивилизованным людям, то есть японцам. Впрочем, полковник не обратил на это никакого внимания. Он уже привык, что японцы так с ним обращались, но это были люди, которые совсем его не знали или знали слишком хорошо. В ожидании Катсуодо Дэнис Линнер не терял времени, разглядывая через окно приемной внутренний двор.

Последнее время клан Ямаути был занозой в его делах. Подобно промышленникам в довоенной Японии, клан Ямаути на протяжении почти всей истории своего существования проводил экспансионистскую политику. Похоже, все оябуны этого клана были сделаны из одного теста — высокомерные, уверенные в себе и своем могуществе, жадные до всего люди. В своем клане они поощряли дух крайней изоляции, что порождало у членов якудзы ощущение кажущейся неуязвимости. Считалось, если ты не принадлежишь обществу, то его законы не властны над тобой.

— Ищете бреши в моей обороне?

Обернувшись, полковник внимательно посмотрел на вошедшего хозяина дома. Голова его представляла собой череп, туго обтянутый кожей. Глаза горели лихорадочным неестественным блеском параноика. Он сменил домашние тапочки на уличные туфли, которые полагалось надевать в приемной с холодным каменным полом, потому что это помещение не считалось частью дома.

— Сказано настоящим даймё, — сказал полковник с оттенком удивления в голосе. Вероятно, такой подход к Катсуодо Кодзо был ошибкой. Впрочем, полковник сомневался, что к этому человеку вообще можно было найти какой-нибудь подход.

— Я не самурайский феодал, — фыркнул Катсуодо с еле скрытым негодованием. — Я не обладаю кастовыми привилегиями, присущими самураю по праву рождения. Я добился всего, что имею, благодаря собственной воле и способностям. Мое положение не слишком значительно в этом мире. Все, чего я достиг, похоже на произведение искусства — я могу продемонстрировать свои достоинства лишь в небольшом кругу единомышленников.

— А чего же вы хотели? Вы — преступник.

Тень улыбки промелькнула по лицу Катсуодо.

— Прошу поправить меня, если я не прав, но разве некоторые из ваших близких друзей не являются преступниками? — спросил он язвительно.

— Моя работа требует от меня поддерживать знакомства среди представителей разных слоев японского общества.

Хозяин дома кивнул.

— Однако вы, похоже, питаете несомненную склонность к тем, кого именуете криминальным элементом.

Стало ясно, что Кодзо не собирается приглашать полковника в дом. Он явно хотел держать его на этой нейтральной территории, которая служила связующим звеном между внешним миром и частным владением Катсуодо.

— Вам не нравится та работа, которую я выполняю вместе с Оками-сан?

Кодзо засмеялся, обнажив желтые зубы.

— Напрасно вы называете работой ту гнусность, которую затеяли вместе с Оками! Сотрудничество с оккупационными силами — позор для якудзы. Да меня просто тошнит уже оттого, что вы стоите так близко от меня. Прошу вас уйти сейчас же, пока между нами не произошло ничего плохого.

— Ничего плохого и не произойдет, — сказал ровным голосом Линнер.

— Вот и хорошо. — Хозяин дома повернулся к нему спиной. — Тогда нам нечего больше сказать друг другу.

— Осталось еще одно предложение, — проговорил полковник, когда Кодзо уже вышел через раздвижные двери во внутренние помещения дома.

Оябун обернулся. Линнер увидел, что лицо его абсолютно бесстрастно, как у покойника.

— То, что делаю я и Оками, послужит на пользу всем, даже вам. Поэтому я и пришел сюда — просить вас присоединиться к нам. Ваша мудрость и проницательность принесут пользу всем.

Кодзо молча смотрел на Линнера невидящими глазами.

— Вы стремитесь к тому, чтобы остановить нас, — продолжал полковник, — но, уверяю вас, это все равно что пытаться изменить течение могучей реки при помощи дамбы из спичек. Это невозможно. Мое дело переживет всех нас. Никто и ничто не остановит его.

Катсуодо повернулся и, не сказав ни слова, исчез за дверями. Оставшись один в приемной, полковник некоторое время разглядывал свои ботинки — кровь нем кипела от бешенства, и ему нужно было какое-то время, чтобы взять себя в руки. Этот человек оказался в точности таким, каким его рисовал Оками, — его непреклонная решимость разрушить партнерские отношения, которые он и Оками так долго создавали и берегли, могла привести в ярость кого угодно. Разглядывая свое отражение в до блеска начищенных ботинках, Линнер уже знал, какая судьба ожидает этого оябуна, как будто он был провидцем. Впрочем, в определенном смысле он и был провидцем.

Наконец полковник поднялся и стремительно вышел из комнаты. В воздухе запахло кровью.

Пока Дэнис Линнер пытался решить проблему мирным путем, Оками готовился к войне. Генерал-майор Уиллоуби, заслуженно носивший прозвище «маленький фашист», был одержим идеей коммунистической угрозы в Японии. Поэтому он предложил сделать из его Банды пятнадцати ядро местной антикоммунистической военной группировки. Его люди обучали генерал-лейтенанта Арисью, бывшего шефа военной разведки в Генеральном Штабе, который должен был возглавить контингент своих бывших подчиненных в составе Джи-2, американской военной разведки. У Оками были надежные сведения о том, что банда уже действует, сообщая о передвижениях советских войск. Люди Уиллоуби поручили провести местную демобилизацию еще одному печально известному военному преступнику — полковнику Хаттори, который не преминул воспользоваться возможностью спасти своих закадычных дружков от возмездия за военные преступления. И если бы Уиллоуби получил столь желанную для него возможность начать возрождение японской армии в качестве американской марионетки, Хаттори приложил бы для этого максимум усилий.