Эвис: Заговорщик (СИ) - Горъ Василий. Страница 31

Сама Найта, вроде бы, тоже старалась поддерживать общее веселье, но получалось у нее откровенно неважно. То ли из-за беспокойства о дочери, то ли потому, что прошлая жизнь приучила ее бояться последствий своих слов. Тем не менее, ближе к концу второй стражи, когда порядком надоевший дождь практически закончился, а небо начало стремительно светлеть, чуть-чуть расслабилась даже она.

Я обрадовался. Про себя. А вот Майра — нет. Так как в какой-то момент что-то шепнула Найте на ухо, дождалась подтверждающего кивка и, сообщив нам, что им надо отойти до ветру, выскользнула из-под еловых лап.

Не было их не сказать, чтобы уж очень долго, но когда они вернулись обратно и, отложив в сторону мокрые плащи, улеглись на свои места, я заметил, что старшая хейзеррка стала реагировать на шутки дочери заметно спокойнее…

…Окончательно развиднелось где-то к середине второй половины дня. Только вот срываться в путь в это время было уже бессмысленно. Во-первых, потому, что за оставшуюся часть светлого времени суток, да еще и по размякшей земле мы бы прошли не такое уж и большое расстояние. А, во-вторых, обустраивать лагерь на какой-нибудь мокрой поляне ни мне, ни моим спутницам не хотелось. Поэтому я озвучил решение остаться в «шатре» до завтра. И облегченно перевел дух, увидев, что Тина пережила это известие вполне нормально. То есть, расстроилась, но вместо того, чтобы уйти в себя и начать упиваться отчаянием, нашла дело — со всем пылом души принялась помогать Майре долечивать Вэйлиотту.

Что с Вэйлью творила эта парочка… нет, не так: чего эта парочка с нею только не вытворяла! Поила лечебными отварами и натирала стопы жутко вонючей мазью; заставляла, сидя на коленях и упираясь руками в бедра, вжимать подбородок в шею, с силой вытягивать вниз язык и сводить глаза к переносице[1], в четыре руки разминала ей спину, предварительно смазав свои ладони чем-то разогревающим, и так далее.

Я веселился. Найта не отрывала изумленного взгляда от Майры с Тиной, и, кажется, окатывалась верить, что все это происходит на самом деле. А Вэйль с радостью позволяла «лекаркам» делать с собой все, что угодно, как бы странно и смешно это «что угодно» ни выглядело со стороны, и при этом, без всякого сомнения, получала удовольствие!

К вечеру, когда верхний слой хвойного ковра в бору слегка подсох, а небо начало стремительно темнеть, я оставил дам одних и снова убежал тренироваться. Ибо счел, что последние дни уделял себе слишком мало времени и начал превращаться в развалину. От души размявшись и почувствовав, что и тело, и дух, наконец, вернулись в более-менее приличное состояние, я ушел в себя и принялся неторопливо, но вдумчиво и крайне добросовестно оттачивать один из наиболее тяжело дающихся боевых комплексов — «Атаку Четырех Ветров».

Как ни странно, получалось чуть легче, чем обычно: если раньше за один проход с начала и до конца я раза три-четыре терял равновесие и не менее пяти-шести раз выполнял удары недостаточно чисто, то теперь «плыл» в худшем случае дважды, а «пластал воздух» от силы раза три. При этом двигался я достаточно быстро, хотя отрабатывал «Атаку Четырех Ветров» отнюдь не на плоской, как столешница, поверхности тренировочной площадки!

Приближение кого-то из своих я услышал издалека. Чуть ли не с момента, когда желающая пообщаться выбралась из «шатра» и ломанулась в моем направлении. Нет, двигаться она старалась тихо, и я бы не удивился, узнав, что всю дорогу до меня прошла на цыпочках. Но получалось так себе — от хруста ветвей и прошлогодних шишек под ее ногами поднялись в воздух все птицы в округе.

Отвлекаться от тренировки я не стал, решив, что раз гостья особо не торопится, значит, ничего страшного не произошло. Поэтому в тот момент, когда она подошла к полянке, ограничился изменением направления атаки. И, повернувшись лицом на звук шагов, обрадовался тому, что пришла именно Майра.

Выбравшись из-под деревьев, девушка деловито выбрала место посуше, бросила на него небольшое полешко, накрыла его каким-то свертком и опустилась сверху. Так же спокойно, как это делала дома, когда заканчивала все дела по хозяйству и приходила на задний двор посмотреть, как я тренируюсь. Вопросительно выгнутую бровь заметила мгновением позже и отрицательно помотала головой:

— Нет, все в порядке. Просто соскучилась…

Тренироваться в ее присутствии было куда приятнее, чем в одиночку. Поэтому я с наслаждением прошел «Атаку Четырех Ветров» еще раз пять, а потом вдруг сообразил, что за этой фразой скрывалось куда больше, чем казалось на первый взгляд: там, дома, она всегда была среди своих. То есть, ей не требовалось изображать второе лицо рода ни передо мной, ни перед Генором. Не было нужды следить за своей речью и искать второе дно в том, что говорят ей. А с момента выезда из Лайвена была вынуждена постоянно контролировать свое поведение, соответственно, должна была измучиться. И жаждать хоть на миг, но снять с себя постепенно прирастающую маску!

— Ты у меня умница… — закончив очередной проход «Атаки», похвалил ее я. — Все это время вела себя безупречно…

Она улыбнулась. Но с легкой грустью:

— Старалась изо всех сил. Но чем дальше — тем больше чувствую себя тупым ребенком.

— Почему⁈

— Как ни пытаюсь разобраться в Тине, так убеждаюсь, что она в разы умнее меня!

— Это не только ум, но и опыт… — вложив в ножны меч с дагой, уточнил я и, встав на кулаки, принялся отжиматься. — Причем опыт жизни при дворе. А моя мама говорила, что слабых там съедают. Или втаптывают в грязь в считанные дни.

Несколько мгновений девушка обдумывала эту мысль, а затем задумчиво пробормотала:

— Знаешь, а ведь Тина очень похожа на тебя!

— Чем?

— Отношением к тем, кто ей дорог. Вдумайся, у тебя «мы с тобой и окружающий мир», а у нее «она с дочкой и все остальные». Разницу видишь?

— Неа! — согласился я, а сам вспомнил, как додумался до этого утверждения и мысленно восхитился способности Майры видеть главное. Затем встал и потряс руками, чтобы расслабить забившиеся мышцы. — А что ты скажешь по поводу Найты и ее дочки?

— Вэйль наивна, как ребенок. Но при этом далеко не дура. А еще у нее есть характер. Конечно, не такой, сильный, как у Тины. Зато куда жестче, чем у матери.

— Даже так? — удивился я.

— Угу! Найта ведомая. Все, что ее попросит сделать тот, кого она уважает, будет сделано обязательно. А вот решиться на что-нибудь серьезное без чьего-нибудь толчка или поддержки она, скорее всего, побоится. При этом она далеко не размазня — если что-то не по ней, умрет, но не сделает…

— Пожалуй, соглашусь и с этим! — кивнул я: — Если бы Найта была лидером, то не стала бы терпеть издевательства отца столько лет. И ждать, пока подросшая дочь настоит на побеге из дома.

— Кстати, Майра, а в свертке, на котором ты сидишь, случайно не полотенце? — поинтересовался я кольца через полтора, когда закончил тренировку и решил сбегать ополоснуться.

— Ага, два! А еще мыло и чистое белье.

— Что бы я без тебя делал? — скользнув к ней и подав руку, чтобы помочь встать, спросил я.

— А я без тебя? — без тени улыбки во взгляде спросила она и, сорвавшись с места, вдруг побежала по направлению к речушке, чуть-чуть забирая влево, чтобы выбежать к водопаду и омуту под ним.

Бежала, смешно подпрыгивая, слегка семеня и почти не работая руками. Тем не менее, старалась, хотя из-за темноты толком ничего не видела. Поэтому я «не успел» ее догнать, и на берег, поросший кустами черники, выбежал вторым.

— Красиво! — замерев в двух шагах от небольшого обрыва и оглядевшись по сторонам, восхищенно выдохнула девушка. — Пол стражи назад, когда я пришла сюда за водой, речушка выглядела совсем обычной. А сейчас, ночью, она почему-то кажется черной лентой, кем-то забытой в еловом бору. А еще вон там, на середине плеса, в зеркале воды отражаются звезды! Видишь?

— Угу… — закончив раздеваться, буркнул я и с места прыгнул в омут.

Донырнув до дна, вцепился в какую-то корягу. Медленно сосчитал до полутора сотен и, с силой оттолкнувшись ногами, вынырнул на поверхность. С наслаждением вдохнул теплый, пахнущий хвоей воздух, открыл глаза и изумленно развернулся на месте, услышав тихое, но безумно счастливое повизгивание: