Эвис: Заговорщик (СИ) - Горъ Василий. Страница 91

После такого описания ближайшего будущего девушка воспрянула духом и очень подробно описала все, что мне требовалось. Кроме того, подсказала, как незаметнее всего выбраться с постоялого двора и как в него вернуться. После чего принялась раздеваться. А когда заметила недоуменный взгляд Вэйльки, виновато пожала плечами:

— То, что я заснула после того, как выполнила все ваши прихоти, никого не удивит. А если меня найдут одетой, то вытрясут и душу, и полученную монету, после чего еще и поколотят. Поэтому покажите, куда можно лечь…

Показали. Дали возможность спрятать монету под обивку одного из кресел и подождали, пока подействует отвар. Потом переоделись и по очереди выбрались в окно, благо покои находились на втором этаже, и спуститься на землю не составило никаких проблем. К этому времени зелье кошачьего глаза уже начало действовать, поэтому вверх по улице Сломанного Меча двинулись быстрым шагом. Добрались до третьего перекрестка, нашли приметную вывеску в виде женской шляпки, свернули направо и, пройдя чуть больше перестрела, выбрались на Рубиновую Аллею, пересекающую Верхний город Глевина с полуночи до полудня и считающуюся границей между Белой слободой и всеми остальными.

Эта часть столицы не спала, и спать не собиралась. Поэтому мы вышли на самый ее центр и уверенно потопали дальше. Сначала налево, до угла каменной ограды, увенчанного небольшой фигуркой вздыбленного коня. Затем свернули направо, чтобы миновать четыре перекрестка, последний из которых, по словам «нашей» незабудки, во время сильных дождей превращался в озеро. И, пройдя вдоль одного из «впадающих в озеро» переулков, уперлись в глухую стену, в которой обнаружили калитку с слишком хорошо знакомым Вэйльке гербом.

Само собой, слушать окружающий мир не прекращали ни на миг, поэтому перед ней не задержались — я сцепил пальцы, подставил получившуюся «ступеньку» под сапожок супруги и забросил ее на забор. Потом перебрался через него сам и помог Дарующей спуститься в ухоженный парк.

Прогулка по аллеям мимо цветочных клумб, лабиринтов из розовых кустов и доброго десятка фонтанов здорово впечатлила. Прежде всего, средствами, потраченными на то, чтобы превратить не такой уж и маленький кусок Верхнего города в уголок волшебного леса, уютный и прохладный даже самым жарким летом. А Вэйльке было не до окружающих чудес — чем ближе мы подходили к самому большому скоплению чужих эмоций, тем сильнее в ней разгоралась ненависть.

В какой-то момент этого чувства стало так много, что я был вынужден остановиться, притянуть ее к себе и прошептать ей на ухо:

— Если ты не заставишь себя успокоиться, то останешься ждать меня здесь.

Не знаю, что подействовало сильнее, слова или сопровождавшая их уверенность в правильности принятого решения, но девушка, напоследок полыхнув холодом, взяла себя в руки и жестами показала, что готова двигаться дальше.

Двинулись. И вскоре увидели заднюю стену четырехэтажной громадины, больше напоминающей дворец, чем городской дом пусть даже и очень сильного Старшего рода. Хитросплетения узеньких проходов между подсобными строениями миновали быстро и без каких-либо проблем, ибо чувствовали, что бодрствующих людей в них нет. А перед тем, как выскользнуть из прохода между каретным сараем и конюшней, выждали без малого сотню ударов сердца, чтобы шарахающийся по заднему двору стражник скрылся углом казармы. Ибо ничем иным строение, в котором ровными рядами ощущались спящие люди, быть не могло.

Забраться на небольшой балкончик на втором этаже особого труда не составило — подпирающие его статуи изобиловали достаточным количеством разнообразных «ступеней». А когда мы вошли в комнату, то Вэйлька на несколько мгновений усилила Дар и дала мне почувствовать то сознание, которое ненавидела до дрожи в коленях.

В отличие от нее я был предельно спокоен. Поэтому сел на пол рядом с ближайшей стеной и принялся впечатывать в память направления передвижения бодрствующих людей, длительность их остановок и тому подобные важные мелочи. Приблизительная схема лестниц и коридоров сложилась в голове где-то кольца через четыре, как раз после смены стражников, то есть, после того как на смену четырем дремлющим на ходу сознаниям пришли четверо сонных, но бодрящихся. Дав им возможность раза по два пройтись по своим этажам, я сравнил то, что отложилось в памяти, с новыми направлениями, особой разницы не заметил и легонечко ткнул пальцем супругу, на удивление терпеливо ожидавшую начала хоть каких-нибудь действий.

Она тут же встрепенулась и полыхнула нетерпением напополам с мстительной радостью. Я тут же послал ей ощущение спокойствия, бесшумно встал, подошел к двери и, чуть приподняв створку за массивную кованую ручку, мягко толкнул ее от себя. Неплохо смазанные петли и простенькая, но вполне рабочая предосторожность сотворили ожидаемое чудо — не раздалось ни малейшего скрипа. И я, подав Вэйльке знак «следуй за мной», вышел из комнаты.

Четыре десятка шагов по направлению к лестнице, ведущей на третий этаж, прошли достаточно спокойно, благо на масляных лампах, освещающих коридоры в ночное время, в этом доме не экономили. В нескольких локтях от угла, из-за которого вскоре должен был показаться стражник, нашли небольшую нишу. А перед тем, как в ней спрятаться, договорились, в какой момент надо будет бить «стужей».

Шаги первого ар Улеми, которому предстояло утолить нашу жажду мести, мы услышали через полторы сотни ударов сердца: воин шел по коридору крайне неторопливо, зато с постоянной скоростью и без остановок. Угол миновал «впритирку», даже не подумав оставить себе пространство для маневра на случай внезапного нападения. Мысленно обозвав его мясом, я приготовился к действию, и, дождавшись, пока воин застынет ледяной статуей, плавно, но быстро скользнул к нему в душу. А когда свернул бедняге шею, оторвал его от пола, перенес в ту самую нишу, в которой прятался вместе с Дарующей, и двинулся дальше…

…В покои к арру Харзаху мы с Вэйлькой вошли кольца через два, оставив за спиной шесть остывающих трупов. Постояли в гостиной, пытаясь соотнести ощущения, которые дарила возможность слышать, с количеством обнаруженных дверей, скользнули к той, за которой ощущалось спящие сознания главы рода Улеми и чьи-то там еще, переглянулись и осторожно потянули створку на себя.

Человек, заставивший перекинуться родную дочь, нашелся рядом с парой совсем молоденьких девушек. Судя по заострившимся чертам обтянутого кожей черепа и вспухшим суставам на пальцах его кисти, торчащей из-под одеяла — так и не пробудивших в себе Дар. Спал арр Харзах беспокойно, тихо постанывая во сне и пятная подушку струйкой слюны, стекающей из почти безгубого рта. Поэтому проснулся сразу же, как ощутил сковавшую его члены «стужу».

— Не самой доброй ночи! — насмешливо буркнул я после того, как затолкал обрезок простыни в рот ближайшей девице. Потом повторил процедуру с растерявшимся главой рода Улеми и его второй соседкой по кровати, и добавил: — Надеюсь, вы узнаете ощущения?

В чувствах старика, кроме бешенства, появилось недоумение: ощущения он узнал, но лица Вэйльки, освещенное светом мерной свечи, не помнил.

Прежде, чем начать ему что-то объяснять, я перевернул лицами вниз обеих девчушек и связал им руки. На всякий случай, ибо прекрасно знал, что после того удара, которым я угостил каждую из них, в сознание они придут ой как не скоро. Тем временем арра Харзаха начало ощутимо потряхивать. Но не от страха, а от бессильной злости. Что очень не понравилось Вэйльке.

— Не торопись, любимая, все еще будет! — пообещал я, довязав последний узел и стащив надежно связанную девушку на пол, чтобы ее тело не мешало «общению» с ар Улеми. Потом забрался на кровать с ногами, выбил из плеч будущего собеседника обе верхние конечности и подрезал ему связки в паху. Благо знал совершенно точно, что бегать ему больше не придется. Затем попросил Вэйльку убрать «стужу», а когда услышал стон боли из-под кляпа, ударом кулака превратил благородный нос арра Харзаха в блин и удовлетворенно оскалился: