Шань - ван Ластбадер Эрик. Страница 47

Подняв голову, она отвела в сторону свисавшие на лицо пряди преждевременно поседевших волос. Темные бороздки на щеках говорили о том, что она все-таки не смогла сдержать слез, но постаралась скрыть их от дочерей. Однако в ее глазах Чжилинь не увидел ни малейшего признака усталости. Напротив, они горели лихорадочным огнем. Ей выпал тяжкий удел в этой жизни, и это обстоятельство давно перестало волновать ее. Она принимала свою судьбу с унаследованной от предков верой в то, что все должно быть именно так. Только так.

— Наша утрата велика, Ши тон ши, — ответила она. — Вы уже и так сделали для нас больше, чем я могла бы попросить вас или даже представить. Я поступила бы дурно, прося вас о чем-либо еще.

— Напротив, сударыня, — осторожно возразил он, — это я хочу попросить вас об ужасной услуге. В моих силах помочь вам осуществить свои желания. Я хочу обеспечить достойные похороны вашему покойному мужу. Более того, я могу раздобыть для вашей семьи новую лошадь.

Госпожа Пу встретила его слова молча, хотя и перестала плакать. Ее мудрые глаза изучающе уставились на лицо Чжилиня. Наконец она промолвила.

— Война приносит страдания всем без разбору, не так ли?

Чжилинь наклонил голову в молчаливом согласии.

— Мы должны выжить, Ши тон ши, — ее голос окреп. — Но важно, какой ценой. Если вы сумеете помочь нам в этом, то я и мои дочери будем считать себя вашими вечными должниками. Я обещаю вам.

Чжилинь знал, что, наоборот, это он должен оказаться в долгу перед ней, но у него хватило ума не затевать спора.

— Я хотел бы вначале сказать, в чем заключается моя просьба, прежде чем вы дадите согласие.

Ее глаза мгновенно сузились, превратившись в две щелочки.

— Вы не заберете у меня дочерей?

— Ни за что, сударыня.

— Я так и думала. — Она походила на птичку, сидящую на жердочке. — Я знаю вас, Ши тон ши. Я заглянула в ваше сердце. Вы бы никогда не поступили так. — Она важно кивнула головой.

— Поэтому я говорю вам: делайте то, что считаете нужным. Мы сумеем выжить. Беде не удастся сломить нас, хотя мы и согнулись под ее тяжестью, подобно гибкому бамбуку.

— Я хочу, чтобы вы узнали. Она пожала плечами.

— Такова судьба.

Чжилинь, кивнув, отозвался эхом.

— Да, такова судьба.

Это безумие, — заявил Хуайшань Хан. — Чистой воды безумие.

— Почему? — осведомился Чжилинь. — Потому что я хочу умереть?

Хуайшань Хан фыркнул.

— У вас это ни за что не получится.

— Получится. Разумеется, с вашей помощью.

— Невозможно!

Чжилинь послал одну из сестер Пу в Чунцин с весточкой, адресованной Хуайшань Хану. Тот появился только после наступления сумерек.

— Великий Будда, — воскликнул он, слегка задыхаясь.

— Узнав, что вы исчезли из города, я решил, что сбылись худшие из моих опасений. Что произошло?

Чжилинь поведал ему о случившемся. Затем изложил свой план.

— Я покажу вам, что в моей затее нет ничего невозможного, — заявил он, когда они, покинув дом Пу, шагали в темноте.

Он заранее развел несколько маленьких костров вокруг того места, где лежал покойный господин Пу, чтобы отпугнуть диких зверей. Ему не хотелось трогать тело раньше срока.

— Взгляните, — промолвил он, когда они вошли внутрь кольца горящих огней. — Мы с ним примерно одного возраста и если и различаемся по росту и ширине плеч, то не настолько, чтобы кто-то смог заметить.

— Вы не слишком-то похожи друг на друга, — проворчал Хуайшань Хан.

— Верное замечание, — согласился Чжилинь. — Однако, когда мы завершим приготовления, это не будет иметь значения.

Хуайшань Хан изумленно уставился на Чжилиня.

— Вы сошли с ума.

— Напротив, я нашел способ выпутаться из сложной ситуации, в которой оказался по вине Чана. На самом деле все довольно просто. Моя смерть положит конец этой истории. Чан успокоится, узнав, что меня больше нет.

— Как вам пришла в голову подобная идея?

— Этот человек умер, — ответил Чжилинь. — Я не желал его смерти, но так уж было суждено судьбой. Его семья осталась без средств к существованию. Кто знает, что станет с ними теперь, когда у них нет лошади? В обмен на возможность использовать по своему усмотрению эту земную оболочку, которую уже покинула душа, я дам им то, в чем они нуждаются.

— Товарищ, ответьте мне, только чистосердечно, на один вопрос, — голос Хуайшань Хана походил на лезвие бритвы. — Что бы вы сделали, если бы госпожа Пу отказала вам? Вы бы предоставили им умирать от голода?

— Я сделал бы в точности то же самое, что делаю сейчас. Я бы обеспечил господину Пу отличные похороны и раздобыл бы для них новую лошадь. Ничего другого просто не остается.

Хуайшань Хан некоторое время пристально разглядывал своего спутника. Сухой хворост трещал, пожираемый пламенем костров, озарявших ночь. Тошнотворный, сладковатый смрад тлена почти не различался за запахом горелого дерева.

— Я думаю, что госпожа Пу догадывается обо всем, — продолжил Чжилинь, — однако она не отказала мне из чувства благодарности. Узнав, что я не собираюсь отбирать у нее дочерей, она была готова согласиться на что угодно. Обмен также удовлетворил ее чувство долга.

Отвернувшись, Хуайшань Хан смотрел на труп. Затем он наклонился и поднял с земли окостеневшую руку покойника. Перевернув ее ладонью вверх, он показал на большие крестьянские мозоли.

— Положим, мы сумеем сделать лицо неузнаваемым. А как насчет вот этого?

Чжилинь рассмеялся и поднял руки, показав свои ладони собеседнику. На них ясно выделялись плотные пятна мозолей.

— Вы забыли, товарищ, что я настоящий революционер. Много лет я трудился на полях наравне с другими крестьянами. Я один из них, как и полагается настоящему революционеру.

— После того, как я поменяюсь с ним одеждой и надену свое кольцо на его палец, после того, как мы создадим видимость несчастного случая и вы окажетесь человеком, обнаружившим труп, меня объявят мертвым. В этом я не сомневаюсь.

Все получилось так, как и рассчитывал Чжилинь. По просьбе Мао официального расследования его “гибели” проведено не было. Впрочем, оно и не представлялось необходимым: на теле Чжилиня, найденном на дне высокого обрыва у подножия Жиньюнь Шаня, не было обнаружено никаких сомнительных следов. Всем было очевидно, что, шагая ночью по узкой дороге вдоль склона горы, он сорвался в обрыв в результате столкновения с каким-то транспортным средством или крупным животным. Событие, разумеется, прискорбное, но вряд ли вызывающее подозрения. Судьба!

Повинуясь недвусмысленному пожеланию Мао, Хуайшань Хан продолжал оставаться в свите генералиссимуса Чана. Исключительно ценные сведения, которыми он снабжал Мао, сыграли, по крайней мере, по мнению Чжилиня, значительную роль в том, что чаша весов склонилась на сторону коммунистов.

Мао пробыл в Чунцине почти до середины октября. Даже узнав от своего советника о том, что Чан не имеет намерений вступать в какие бы то ни было соглашения по поводу создания коалиций, он оставался там из чувства долга и, как полагал Чжилинь, из соображений вежливости.

Осенью Мао покинул Чунцин, предоставив вести переговоры Чжоу Эньлаю. Это было всего лишь простой уступкой все еще настойчивым требованиям посла Харли, который, впрочем, сам с каждым днем все больше разочаровывался в успешном исходе предприятия.

Вернувшись в Юньнань, Мао устроил военный совет. Русские наконец-то вступили в войну с Японией: острый нюх Сталина почуял добычу. Советские дивизии вторглись на территорию южной Манчжурии, сметая на ходу японские оборонительные рубежи.

Именно на это в первую очередь были обращены помыслы Мао. В тот момент он больше всего опасался, что американцы позволят частям армии Чан Кайши занять так называемые свободные зоны, оставленные разбитыми японцами. Мао знал, что после их ухода останутся большие запасы военного имущества и техники, представлявшие бесценные сокровища для его плохо вооруженной армии. Он содрогался, думая о том, что произойдет, если все это богатство попадет в лапы националистов, которые не преминут воспользоваться им в борьбе против коммунистов.