Шань - ван Ластбадер Эрик. Страница 90
— Блустоун намеревается прибрать к рукам “Общеазиатскую”, а мы связаны по рукам и ногам действиями Джейка и Ши Чжилиня и не можем предпринять ровным счетом ничего, чтобы отстоять ее. — Он грохнул кулаком о полированную крышку стола. — Господи, вырви глаза у этого негодяя!
Блисс решила показать опал Человеку-Обезьяне. Вообще-то его звали Чань, Блисс сомневалась, что кто-либо вообще знает его подлинное имя. Все называли его Человек-Обезьяна. Он держал магазин на Йат Фу Лэйн в Кеннеди-таун. То была ветхая, пыльная лавка, в которой продавалось буквально все, что только можно было представить. По одну сторону от нее находилась традиционная аптека, где торговали корнем мандрагоры, женьшенем и истолченным тигровым зубом. По другую — большая фабрика по выделке ковров.
Чаня называли Человеком-Обезьяной по одной простой причине: его лицо весьма смахивало на физиономию орангутанга. Голова его выглядела непропорционально большой для тщедушного туловища, а благодаря сутулым плечам и спине руки казались длиннее, чем были на самом деле.
Однако даже в детстве, в отличие от многих своих сверстников, Блисс не обращала внимания на необычную внешность Человека-Обезьяны. С тех пор прошло немало лет, и Чань, постарев, стал пользоваться всеобщим уважением и почтением даже в большей мере, чем обычно пользуются в Китае пожилые люди.
Разумеется, он с восторгом встретил появление Блисс. Его удивительное лицо расплылось в широкой улыбке, отчего сеточки морщин вокруг глаз стали еще гуще. По старой привычке он назвал Блисс тинь гай чжай,маленькой лягушкой. Это прозвище он дал ей еще в те времена, когда водил ее, совсем маленькую, летом на пруд слушать пение древесных лягушек.
Спровадив последнего покупателя, он запер дверь лавки и провел Блисс в заднее помещение, где он жил. Идеальный порядок и чистота, царившие там, удивительно контрастировали с захламленной обстановкой в самой лавке.
Он тут же принялся хлопотать, заваривая чай и доставая откуда-то сладкие пирожки. Блисс даже не пыталась остановить его, зная, какое удовольствие доставляет старику любая возможность поухаживать за ней.
Они говорили о разных пустяках, пока наконец не добрались до цели ее визита. Едва Блисс переступила порог магазина, Человек-Обезьяна тотчас же догадался, что ее привело к нему какое-то дело. Однако он, естественно, не стал сразу же заводить о нем разговор, ибо это явилось бы признаком бестактности и дурных манер.
Блисс протянула старику камень. Тот осторожно взвесил опал на ладони, а затем, достав ювелирную лупу и включив настольную лампу, некоторое время сосредоточенно изучал его.
— Великолепно, — тихо сказал он. — Камень исключительной чистоты. К тому же он обработан настоящим мастером. — Сдвинув лупу с глаза, он взглянул на Блисс. — Сколько ты заплатила за него?
— Нисколько, — ответила Блисс и поведала ему, каким образом опал попал к ней, а также что ее интересует в связи с ним.
— Уф, на твои вопросы нелегко найти ответы, — задумчиво протянул Человек-Обезьяна.
— Но ты сказал, что его обработал настоящий мастер. Разве это обстоятельство не может как-то помочь в поисках?
Он пожал плечами.
— В общем-то, да. Беда в том, что кто бы его ни огранил, продавать его мог совсем другой человек. Насколько я могу судить, его обрабатывали в Австралии, там же, где и нашли.
У Блисс екнуло сердце.
— Должен же быть какой-то способ, — сказала она в отчаянии. Человек-Обезьяна, не сводя глаз с опала, лежавшего у него на ладони, медленно кивнул.
— Пожалуй.
Сказав это, он встал и направился к телефону. Набрав местный номер, он несколько минут толковал о чем-то с невидимым собеседником. Он говорил так тихо, что Блисс не могла разобрать ни единого слова.
Повесив трубку, он все с тем же задумчивым видом вернулся к столу, где она сидела, и промолвил:
— Да, способ есть.
— Очень хорошо.
— Не знаю, не знаю. — Он покачал головой. — Видишь ли, я не разбираюсь в опалах по-настоящему. Как правило, мне не приходится торговать ими. Если же время от времени такое случается, то... — Он снова пожал плечами и протер пальцами гладкую поверхность камня. — Я сейчас звонил одному своему знакомому. — Он сделал паузу, но Блисс была достаточно умна, чтобы не спрашивать имени. В числе многочисленных знакомых Человека-Обезьяны попадались самые разные, подчас весьма своеобразные обитатели колонии Ее Величества. Собственно говоря, поэтому она и решила обратиться за советом в первую очередь к нему. — Он дал мне имя одного человека... Но я сомневаюсь, стоит ли называть его тебе.
— Почему?
— Ты когда-нибудь слышала о Фане Скелете?
— Торговце наркотиками?
Человек-Обезьяна кивнул.
— Большая часть опиума, попадающего в Гонконг, проходит через его руки. — Он посмотрел на Блисс. — Однако он занимается и камнями. У него это нечто вроде хобби. Я слышал, будто его коллекции позавидовала бы сокровищница любой страны.
— Значит, Фан — тот, кто мне нужен. Блисс потянулась за опалом, но старик сжал его в ладони.
— Он опасный человек. Блисс рассмеялась.
— Взгляни на меня, и ты увидишь, что я уже не та девочка, какой была когда-то.
— Это вовсе не тема для шуток, тинь гай чжай.Тот, кто торгует маком, не имеет ни малейшего понятия о совести, о морали... У него нет души. Убить человека ему все равно что выкурить сигарету.
— Однако я должна встретиться именно с ним, не так ли?
Не дождавшись ответа, Блисс добавила:
— Скажи мне, где найти его. — Она сделала паузу. — Если ты не хочешь говорить, я выясню в другом месте. Пойми, твое молчание не остановит меня.
Помедлив, старик разжал пальцы, и Блисс забрала опал из его руки. Камень был теплым.
— Ты знаешь, где находится грузовой терминал?
— На Хой Бунь Роуд? Возле “Най Така”? — Речь шла о Квунь Тонге, индустриальном районе неподалеку от аэропорта.
Человек-Обезьяна кивнул.
— Мне сказали, что лучше всего появляться там незадолго до рассвета. — У него был такой мрачный вид, что Блисс, желая утешить старика, ласково погладила его по щеке. — Если с тобой что-нибудь случится, твой отец убьет меня.
Блисс снова засмеялась.
— Ты вечно навоображаешь себе невесть что. В конце концов, я ведь дочь своего отца. Что Фан Скелет посмеет сделать мне?
Человек-Обезьяна промолчал в ответ. Однако, уходя, Блисс заметила, что он, отставив в сторону чашку, потянулся за бутылкой “Джонни Уокера”.
Лежа в постели, Михаил Карелин неотрывно глядел в потолок. Старая штукатурка, покрытая кое-где темными, точно от сырости, пятнами, лежала неровным слоем, образуя затейливые, абстрактные узоры. Они представлялись Карелину очертаниями континентов, окруженных гладкой поверхностью океана.
Хотя большая кровать была вполне удобной, а в двух шагах за приоткрытой дверью находилась ванная, способная удовлетворить самый придирчивый вкус. Карелин чувствовал себя не слишком уютно, ибо находился не в своей квартире, а в специально устроенной в Кремле спальне, располагавшейся по соседству с рабочим кабинетом Федора Леонидовича Геначева.
Геначев любил ночь. Ночь, —нередко говаривал он, — мирное время, Михаил, и самое подходящее для работы. Только ночью можно отвлечься от суеты и помечтать.
Карелин тоже предпочитал ночь дню, но по другой причине. Для него ночь была временем слушать. В полумраке кремлевских коридоров внимательный слушатель мог различить негромкий шум таинственных машин, сплетающих паутину власти. Машин, неутомимо трудившихся двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять дней в году. Геначев, который терпеть не мог всевозможные клише, тем не менее, сам любил повторять одно: На земном шаре всегда где-то день, а значит, нельзя сидеть, сложа руки.
Ночь, как хорошо знал на собственном опыте Карелин, самое плодотворное время для политиков. Именно ночью в недрах чудовищного аппарата власти закручивались запутанные узлы интриг, строились заговоры, оказывались и оплачивались услуги — большие и маленькие. Под покровом темноты коррупция, ставшая бичом советской политической системы, приобретала поистине грандиозный размах.